сителей грубого ментального сознания. Ему даже не верилось, что он, Кеша, узревший все феномены лишенными рождения и исчезновения, вдруг ослепленный миражами, несколько раз чуть в набедренную повязку не наложил!
Кеша снял ботинки, сел в позу лотоса, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Естественно, к нему направился охранник, беспомощный узник сансары, но Кеша стремительно вынырнул из феноменального мира и погрузился в неизмеримую, ясную, вечную, божественную пустоту. А когда охранник стал трясти его за плечо и требовать принять надлежащий вид или покинуть помещение, Кеша размеренно произнес:
— Бедный какой человек, зачем ты надел эту шапку с кокардой?
Тут он увидел мальчика и Серафима. Что удивительно, они нарисовались точно с такой набитой сумкой, с какой удалились, и на их лицах было полнейшее смятение.
Оказывается, пока мы наскребали сантимы по всем сусекам, цена квадратного метра выросла на три процента. Ничтожные три процента, если ты покупаешь мороженое или пиво, не нанесли бы нашему бюджету никакого урона, но в случае покупки квартиры три процента оказались сокрушительными деньгами, завтра последний день, а у нас — ни к дереву прислониться, ни на камень опереться.
Наступил конец света, в этом не было никаких сомнений. Паника охватила дружный, сплоченный коллектив, где каждый выполнял конкретные задачи по добыванию денег, но никто не ожидал, что в самый ответственный момент их не хватит.
— Да что же это такое? — воскликнул мальчик. — Я не позволю так с собой обращаться! Я человек заслуженный, не простой, я два раза болел скарлатиной!
— Если я стану торговать фесками, люди будут рождаться без головы, — сказал Иннокентий отрывисто и хмуро.
А Серафим, наш подпольный миллионер, вы только вообразите себе: в одной руке у него черт знает сколько тысяч долларов, а другой он в прямом смысле схватился за голову.
— Я все время предчувствовал, что должно произойти что-нибудь в этом роде, — произнес Фима. — Ладно, если наши представления о честной игре не совпадают — идемте отсюда! — сказал он непреклонно, надевая кепку.
— Только не это! — застонал Кеша. — Я не повезу три миллиона домой. Их надо немедленно отдать. Кому? Зачем? За что? Не важно! Лишь бы от них отделаться! Избавиться от всего! — прошептал он малодушно. — Пустые карманы! И — находить везде и во всем тишину.
— Подождите, подождите, — стал урезонивать его Серафим. — Мы должны взвесить все аргументы и контрдоводы. А где мы возьмем недостающую сумму? Мой Институт международного рабочего движения закрыли, друзей-товарищей отправили на пенсию независимо от возраста. Отныне я и мои коллеги можем считаться, как ты говоришь, Иннокентий?.. Насельниками буддийских монастырей?
— Да, это великая страна для человека, готового раствориться в неизмеримом, — отозвался Кеша. — Ничего, будем уповать на вышние силы, и они нам подкинут еще немного!
— А что делать тем, кто не верит в Бога? — грустно спросил Фима.
— Уповать на тех, кто верит, — ответил Кеша.
Они вернулись в кассу и вновь предстали перед работником СУ-23 по имени Леокадия. Обрамленная кассовым окошком, она почему-то сидела в непроницаемо черных очках. Согласитесь: не такое уж частое явление среди кассиров. Все равно, что у вас принимает денежные вклады мужчина с пиратской повязкой на глазу, а когда ему нужно приблизиться к сейфу или о чем-нибудь справиться в картотеке, он громко стучал бы по полу деревянной ногой.
Леокадия выразила готовность принять НЕ всю сумму, а это ни много ни мало два миллиона восемьсот тридцать тысяч рублей.
— А тут действительно касса? — еще разок спросил мальчик, сверля Леокадию пронзительным взглядом.
— Да, — ответила она убежденно.
— ТОЧНО?
— Точно.
Леокадия приняла капитал. Счетный аппаратик разинул пасть, обнажил зубья и быстро, как виртуоз-балалаечник, принялся считать деньги. На табло высвечивались огромные цифры, складываясь в заоблачные, почти ирреальные суммы.
Пересчитав деньги, Леокадия артистично раскинула веером одну из пачек под лампами другого аппарата. Это был специальный прибор — определитель фальшивых купюр. И тут — ко всеобщему ужасу — кассу огласил противный писк.
— Елки-палки, — у Серафима на лбу выступили капельки пота.
Кеша съежился, как ягуар.
Леокадия отложила пачку и подвергла анализу вторую. Писк повторился. Леокадия сняла очки, внимательно изучила тысячную купюру на свет, поднесла под синюю лампу детектора.
Писк нарастал. Он уже напоминал милицейскую сирену.
— Кажется, мы сейчас получим бесплатное жилье — за мошенничество, — сказал мальчик.
— Минуточку, — сказал Серафим и, словно иллюзионист на цирковом представлении, выхватил мятую десятирублевку из кармана куртки. — А ну-ка, суньте!
Растерянная Леокадия сунула ее под всевидящий синий глаз детектора.
Поднялся писк.
— Десятки не подделывают! — победоносно закричал Фима. — Зовите монтера или электрика, кто там у вас заведует приборами?!. Он сломался!
Через минуту, жмурясь от яркого света, в кассу вошел усатый мастер Гоша. Такое впечатление, что он сидел под лестницей и ждал срочного вызова. Гоша выключил из сети аппарат, потом включил его снова, предварительно стукнув кулаком по кумполу. Аппарат пискнул в последний раз, как бы оправдываясь — уж и пошутить нельзя! И не издал больше ни звука, пока проверял наши деньги.
— Нет, я не знаю, — пробормотал Серафим, утирая пот со лба, — мы уже все щеки подставили, а между прочим, у нас их не так много, всего по четыре у каждого!
На прощание Леокадия сказала:
— Не хочется выжимать из вас последние соки, господа, но если в ближайшие сорок восемь часов вы не принесете сто сорок тысяч, наш договор будет аннулирован. Деньги вам вернут, а квартиру продадут другому покупателю, — и она махнула рукой в сторону малахитовой лягушки, за которой тулилась разная полупочтенная публика — трое харизматических горцев и некто вроде Тартарена из Тараскона. — Вон, видите, Маслюк с Полтавы? Вторые сутки здесь сидит, боится с деньгами отойти от охранника. А вон три горца Уча, Гуча и Датуча. Ждут, когда кто-нибудь из пайщиков не успеет сдать взнос.
— И, между прочим, завтра свадьба Элтона Джона с его другом, — серьезно сказал Серафим, разворачивая газету. — Теперь они покупают квартиру!..
— Надеюсь, не в нашем доме? — спросил мальчик.
Другой бы рассмеялся этой искрометной репризе. Но Леокадия надела темные очки, показывая, что аудиенция окончена. При этом содержимое клетчатого кофра исчезло в ее несгораемом сейфе, а взамен в металлическом блюдце, похожем на пепельницу, появился маленький, на редкость неформальный квиток, у нас такие чеки выдают в продуктовом магазине.
Оглушенные новой проблемой, не зная, где и как найти требуемую сумму, они сели в машину и задумались. За окнами автомобиля пробегали озабоченные люди в темных одеждах, рабочий день закончился, город почернел, дома обуглились, зажглись искры окон. Порыв ветра бросил в лобовое стекло сноп ярко-красных кленовых листьев.
— Поехали домой, там разберемся, — сказал мальчик и повернул ключ зажигания.
«Ока» затарахтела, чихнула и покатила домой. Кеша с Фимой расслабились, Фима имел осоловелый вид, пустая сумка с его рубашками валялась на полу, денег в ней не было, что искренне радовало Кешу.
— Только посмотрите на него! — качал головой мальчик. — Нет, вы видели? Радуется, что остался без денег!..
Мы ждали своих мужчин, не зажигая света. Темнело, капли дождя застучали по карнизу. Тася стояла у окна, смотрела на фонари, на автомобили с горящими фарами. Мы с ней хотели отвлечься, включили телевизор, но там по всем программам такие показывали ужасы — опять всех убили, опять всех зарезали… Мы его сразу выключили, чтобы не сбрендить.
Особенно волновалась Маргарита.
— По части опасений, — она говорила с гордостью, — я такая гениальная, что из одних моих опасений можно сочинить детективный роман!
Время от времени я звонила Кеше, он отвечал:
— Нету положительной динамики.
— Стремно.
— Оштрафовали.
— Наткнулись на скрытую мину.
Последняя информация, которую мы приняли в тот сумасшедший день, была такая:
— Деньги все отдали, а толку никакого.
Тут Рита выхватила трубку и прокричала:
— Зачем ты такие вещи говоришь по телефону! Те люди, которые все это время нас подслушивали, — им будет обидно!..
Поэтому, когда они наконец приехали домой, мы кинулись к ним и заключили в свои объятия. Даже не стали бы ничего спрашивать, как говорится, вернулись и вернулись. Но они сами все рассказали, когда напились, наелись, обогрелись «Амаретто».
— …В общем так, — завершил свое повествование Кеша. — Кто быстрей внесет полную стоимость, тот нашу квартиру и получит. Конечно, — воскликнул он с горькой обидой, — кавказцы приходят с полными рюкзаками денег — поэтому квартиры нарасхват!
— Кеш, тут есть человек, который вот именно с Кавказа, — с укором заметил мальчик.
— Причем кто это говорит? — сказала я. — Кто сам — с Урала!
— Видимо, он считает, что с Урала быть лучше, чем с Кавказа! — подхватила Рита.
— Что же нам делать? — недоумевал Серафим.
Он бродил по квартире, просвечивая, как лучом рентгена, книжные полки, навалы журналов и старых газет, надеясь отыскать тайные конверты, — вдруг он припрятал тыщу-другую и забыл?
— Тася вот-вот заплачет, — сказал мальчик, влюбленнейший из влюбленных. Он прямо поверить не мог, неужели наша семья не преодолеет все преграды, чтобы порадовать его любимую?! — Ну, где ваши друзья? — воскликнул он. — Сильные, смелые, богатые? Звоните Мордуховичу, пусть одолжит три тысячи баксов!
Все смолкли, понурились. Сразу стали слышны бормотания соседки сверху Аиды Пантелеймоновны: богоугодны ли цены на рынках? Снова эти евреи притесняют наших палестинцев… Коренное население вымирает, тогда как пришельцы оккупируют Землю…
— Ах, как нам сейчас пригодилась бы моя луна! — вздохнул Кеша. — Я бы с ней плыл, шел, летел, не щадя сил, пока не иссякло бы электричество, показывая, сколь многослойна жизнь, помогая постичь взаимосвязь всего сущего. Несколько выездов за ночь, и мы были бы спасены.