Мама посмотрела на нее.
– Что? – переспросила она и вздрогнула.
Маша повторила свой вопрос.
– Нет. Я не стала куклой, – мама огляделась по сторонам. – Я встретила женщину, которая превращала людей в куклы и ударила ее топором по голове, после чего разрушила весь дом и вывела вас на улицу. Так что это был хороший сон.
– Белиберда какая-то, – пробормотал папа.
От всех этих рассказов всем стало как-то не по себе. Жутко.
– Пожалуй, нам и в самом деле лучше всего уехать отсюда, – сказала вдруг мама.
– Да что вы сговорились что ли? – возмущенно воскликнул папа. – Куда мы сейчас поедем? Машина не заводится. Дорога раскисла под дождем. До трассы сейчас только на тракторе можно добраться. Да и ночь уже. Как вы это себе представляете?
– Давай пойдем пешком! – жалобно глядя на отца, чуть ли не простонала Маша. – Мне здесь страшно.
– Но ведь дождь за окном!
– Ну и пусть!
И все трое они начали уговаривать папу покинуть дом.
– Бред какой-то! – он пытался отбиться от них. – Вы даже сами не понимаете, что говорите. Успокойтесь. Давайте включим телевизор, посмотрим «Разочарованных и отчаявшихся» и успокоимся. Мыльная опера – лучшее лекарство против страха.
Он быстро взял со стола пульт и включил телевизор. Но никаких «Разочарованных и отчаявшихся» на экране не было. Все та же бесконечная синева и молчание.
– Да что же это за безобразие? – возмутился папа. – Неужели антенну ветром сбило?
Но тут вдруг на экране появилось изображение, и пробился звук. Только это был не бразильский сериал. Вместо дона Родригеса и Клотильды во весь экран торчала голова какого-то неприятного кудрявого дядьки в круглых очках, который что-то испуганно бормотал дрожащими толстыми губами. Карпухины прислушались, и до них долетели бессвязные слова:
– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!
– Что такое? – воскликнул папа. – Это же Петькин! Ну да, точно, Петькин.
– Какой еще Петькин? – спросила мама.
– Ну, нотариус, который мне завещание открывал и вводил в наследство. Да точно, это он. Интересно, как он тут оказался.
– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! – как заведенный бормотал все те же слова Петькин. – Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!
И вдруг его лицо стало меняться. Оно почему-то раздулось, как резиновый шар, затем оцепенело и начало уменьшаться. Оно уменьшалось до тех пор, пока не стало каким-то маленьким и кукольным. Тут вдруг до всех дошло, что случилось. Петькин прямо на их глазах превратился в куклу. Симпатичный толстенький фарфоровый мальчуган с большими стеклянными глазами, в которых все еще оставался испуг, неподвижно смотрел с экрана телевизора.
Вдруг что-то затрещало, защелкало, звякнуло, и из часов на простенке, вновь, как в самый первый их день здесь, вылезла кукушка. Но куковать в этот раз она не стала. Что-то в ней захрипело, заскрежетало, щелкнуло, и кукушка свалилась на бок, и так и осталась висеть, безвольная и жалкая. А на часах стрелки уже показывали двенадцать часов.
Затем громко, так что все вздрогнули, щелкнул телевизор, и экран погас. Неприятно запахло паленой проводкой.
Карпухины волей неволей придвинулись друг к другу.
– Что это? – тихо спросила Аня.
– Кажется, начинается, – тихо ответила мама.
– Я боюсь! – пискнула Маша.
– Проклятье, – выругался папа, – что все это значит?
Все четверо разговаривали очень тихо, словно боялись кого-то разбудить. Затем они снова замолчали, и сразу же раздался новый громкий щелчок. Семейство опять вздрогнуло. Никто сразу не понял, что это за щелчок, и откуда он раздается. И вдруг Маша показала пальцем на фонограф:
– Смотрите! Это оттуда!
Старинный прибор щелкнул еще раз, и вдруг все увидели, как что-то в нем тихо заскрипело и закрутилось. Рычажок с толстой острой иголкой сам собой опустился на свинцовый валик и мягко зашуршал. Из трубки послышалось шипение.
Карпухины, как зачарованные смотрели на фонограф и не могли сдвинуться с места. Их ноги словно приковало к полу.
А шипение тем временем сменилось неприятным пронзительным скрежетом, в котором с трудом проявлялся человеческий голос, выкрикивающий непонятные слова. Голос был женский. Пронзительный и визгливый. Он быстро проговаривал слова, которые складывались в похожие на стихи строчки. Затем их стало возможным разобрать. Это были примерно такие стихи:
«Гости званные, долгожданные!
Гости пришлые, гости вечные!
Раз сюда пришли, и три дня провели,
Ночи три проспали, сны увидали,
Значит здесь теперь вы навеки вечные,
Души ваши, да теперь мои,
А тела пусть да будут,
Мне игрушками!»
Три раза прогрохотал эти странные стихи фонограф, затем раздался громкий, режущий уши хохот.
– Да ведь это она заклинание читает! – вдруг воскликнула мама. Она подбежала к столу и столкнула фонограф на пол. Тот упал и рассыпался на детали, которые покатились по полу, и мама стала ожесточенно топтать их. Но хохот не прекратился, а стал еще более громким.
– Поздно, – голосом полным отчаяния, произнесла Аня, и чувствуя, как по ее лицу текут слезы, она обняла младшую сестру, и прижала ее к себе. Маша тряслась от ужаса и тоже плакала.
А хохот не умолкал. Он доносился до них со всех сторон и был торжественно ликующим.
– Да что же это такое! – воскликнул папа. – Что происходит?
Тут мама опомнилась, перестала топтать останки фонографа и закричала:
– Что же вы стоите? Бежим!
И первая бросилась к двери. Папа и девочки сбросили с себя оцепенение и последовали за ней.
Здесь их ждала первая неожиданность. Дверь даже не шелохнулась, когда они ударили в нее все вместе, чтобы открыть. Она стояла крепкая и недвижимая, как каменная стена. Папа только расшиб себе плечо, когда пытался ее выбить.
Мама лихорадочно оглядывалась, потом рванулась к печке и вернулась с топором в руках. Молча протянула его отцу. Тот схватил топор и стал бить им под двери. Но дверь не поддавалась его ударам, а топор отскакивал от нее, как от железа, и после ударов на ней не оставалось даже царапин. Дверь была, как заколдованная. Вернее, именно так. Она и была заколдована.
Хохот тем временем прекратился и сменился хрипом, который постепенно перешел в свиное хрюканье.
– Давайте через окно! – предложила мама.
Они уже кинулись было к окну, как вдруг за одним из них зловеще вспыхнули два огонька. Показался темный ушастый силуэт.
Аня сразу же вспомнила и огоньки, и силуэт. И она знала, что последует дальше. Поэтому она даже не закричала, когда окно разбилось, и в нем показалась огромная черная свиная морда.
Зато в один голос завизжали мама и сестра.
Свинья зарычала, и стала протискиваться в комнату. Усеянная острыми зубами пасть ее щелкала и полыхала пламенем.
Сны превращались в реальность.
18
Папа вдруг испустил яростный крик и кинул в свинью топор. Ну, совсем, как индеец. Топор пару раз перевернулся в воздухе и глубоко вошел свинье прямо в рыло. Раздался такой оглушительный визг, что люди вынуждены были зажать уши. Аня прижала к себе Машу так, чтобы та не видела, что произойдет дальше.
Фонтан черной крови взметнулся к потолку. Пламя в пасти чудовища погасло, оно прекратило визжать, потом хрюкнуло и безвольно повисло на подоконнике.
Наступила тишина. Никто не ревел, никто не визжал, и никто не хохотал. Карпухины медленно приходили в себя.
– Папа, ты убил ее? – жалобно всхлипнула Аня.
– Кажется да, – стирая с лица пот, ответил отец и сделал шаг вперед по направлению к поверженному монстру. Но тут мама схватила его за руку.
– Коля, не подходи к ней! – отчаянно проговорила она.
– Надо же проверить, сдохла она или нет, – пробормотал папа.
Он медленно и осторожно стал приближаться к окну.
Аня во все глаза смотрела на отца.
– Все кончилось? – жалобно спросила Маша, не отрывая лица от ее груди.
– Кажется да, – прошептала Аня.
Маша с трудом повернулась и тоже поглядела на отца. Тот уже был около свиньи.
– Кажется, она сдохла, – сказал он и посмотрел на свою семью потрясенным взглядом. После чего взялся за ручку топора.
Свинья вздрогнула.
Мама, Аня и Маша закричали от ужаса.
– Ничего страшного, – сказал папа, вытащил топор из свиной головы и брезгливо бросил его на пол. Он повернулся к жене и дочерям. – Это просто конвульсии.
Но тут женщина и девочки вновь завизжали от ужаса. Они увидели, как за спиной отца, свинья вдруг поднялась, распахнула вспыхнувшие глазки, а ее передние ноги с копытами вдруг удлинились и потянулись к нему.
– Коля! – закричала мама.
– Папа, беги! – зарыдала Маша.
– Что? – удивленно спросил папа и повернулся.
Он не успел ничего сделать, потому что свинья крепко схватила его, обняла, глаза ее при этом опять загорелись желтым торжествующим светом, хрюкнула и с диким хохотом уволокла свою жертву за собой. Через мгновение ее уже не было в окне. С грохотом захлопнулись наружные ставни.
Все произошло очень быстро. Остальные Карпухины, успели только закричать. На то, чтобы что-либо сделать, у них просто не хватило времени.
Аня почувствовала, как бессильно повисло в ее руках тело сестры. Не перенеся ужаса от увиденного, Маша потеряла сознание. Сама она тоже была на грани обморока и не лишилась чувств только потому, что раньше нее это сделал Маша, и Аня теперь была вынуждена удерживать ее.
Снова стало тихо. Мама подбежала к оброненному отцом топору, схватила его и стала колотить обухом по закрывшимся ставням. Но ее ожидал тот же эффект, что и с дверью. Тогда она побежала к другому окну, но как только приблизилась к нему, раздался хлопок, удар, и его тоже накрыло ставнями. То же самое произошло и с третьим окном.