Уолли сидел на стуле напротив ведьмы и смотрел на нее во все глаза.
– Есть законы, – продолжала она негромко, – которые нельзя нарушать. То, что делаю я и такие, как я, это взаимодействие с существующими силами мира. – Она вдруг поднялась и, подойдя к мальчику, плавно положила ладонь ему на голову. В этот момент он почувствовал, как из центра ладони в его макушку начинает литься приятное тепло. – Мы тоньше чувствуем эти силы и потому можем немного перенаправлять их ход, где-то усиливая, где-то ослабляя их течение. Но когда река меняет свое русло, покидая один из сосудов, никто уже не вернет ее обратно.
Тепло разлилось по всему телу мальчика, и он сладко зевнул, перед глазами вдруг всплыло улыбающееся лицо мамы, когда она будит его по утрам, веселая улыбка папы, когда удается выцарапать его из газеты и дел и они вместе гоняют мяч на заднем дворе, симпатичная девочка на задней парте, которой Уолли всегда точит карандаши и отдает яблоко, озеро, утопающее в утреннем тумане, когда они ходят туда рыбачить с мальчишками, и прогулки на каяках с Беном… Уолли улыбнулся, и Кэт мягко сняла ладонь.
– Но это пусть, – она развернула к нему ладони, – пусть остается между нами.
Уолли кивнул, а потом добавил:
– Роджеру этого все равно было бы не втолковать.
– А, твой старший брат, – кивнула ведьма, возвращаясь в кресло, – не будь к нему слишком строг. Я полагаю, ему очень непросто с людьми.
– Пф… А целый день сидеть за книгами? Что сложного-то в общении с людьми?
– Знаешь, для разных людей разные вещи требуют неодинакового количества усилий. Иногда, чтобы достигнуть одного и того же результата в каком-то деле, одному нужно вот столько вложить, – Кэт слегка развела ладони, – а другому – во-о-от столько, – она распахнула руки на всю ширину. – Но тому, кому нужно чуть-чуть усилий, зачастую сложно понять того, кто затрачивает их много. Есть что-то, что тяжело дается тебе?
– Ну… – Уолли пожал плечами. – Долго сидеть за один и тем же занятием…
– Ну вот. – Кэт усмехнулась. – А твоему брату это, видимо, несложно. Зато взаимодействие с окружающими может быть для него сильным испытанием. Понимаешь, если я не ошибаюсь, Роджер относится к тем людям, что в первую очередь от общения ждут информации, а не взаимодействия. Тогда выходит, что ему нужно приложить много усилий, общаясь с людьми, и при этом, возможно, не получить от контакта ничего приятного. Тогда как с книгами все просто – там можно быть собой, не пытаясь угадывать, как воспринял твои слова собеседник, и при этом наверняка получишь, что тебе нужно. Вот и выходит, что в его мире общение не всегда стоит вложенных в него усилий. Вот ты бы что предпочел – потратить много сил и получить за это небольшой негарантированный результат или приложить меньше усилий, но получить гарантированный результат?
– Понятно же, – согласился Уолли, не видя смысла в вопросе, – что второе.
– Вот поэтому Роджер и предпочитает книги. Но это не означает, что ему общение не нужно вовсе. Он тоже любит вас, просто выражать это может по-своему. Будь к нему терпеливее.
Уолли вздохнул, оглядываясь через плечо на заоконный мрак веранды:
– Вы извините, что я так ночью…
Кэт неопределенно повела плечами.
– Доберешься до дома?
– А то! Туда же с горы! Мне понравилось ездить ночью! – И он подмигнул потихоньку задремавшему под шорох голосов коту. Тот пренебрежительно дернул ухом, на мгновение открыл хитрый прищур одного глаза, инспектируя происходящее, и снова изобразил, что ему совершенно нет до этого дела.
Пока Уолли катился вниз через город, фиолетовые очертания гор стали четче вырисовываться на фоне неспешно светлеющего небосклона. Их вершины таяли в мареве туч, и только туманная гладь воды постепенно преображалась в преддверии рассвета, были слышны всплески рыбьих хвостов и переливы птичьего хора. Мир пробуждался, а Уолли несся через спящий городок, отрывая ноги от крутящихся самостоятельно педалей, представляя, что летит.
Глава 5. Гора
Высунув ладонь из-под одеяла, Бен пытался нашарить верещащий на прикроватной тумбочке будильник. В комнате было холодно, и тело не желало покидать созданное им под одеялом тепло. Наконец, пищащую машинку удалось заглушить. Приоткрыв глаза, Бен сощурился в окно. Небо затянули серые тучи, и солнечные лучи, с трудом просачиваясь через эту вату, слабо освещали комнату. Почувствовавший пробуждение хозяина Пиджен уже вовсю скакал по одеялу, побуждая Бена не оставлять попыток подъема.
– Ну что ж… – Отчаянно зевая, мужчина выбрался из кровати, сонно погладил пса и, подойдя к свету, распахнул створки окна навстречу необычно холодному воздуху утра. Затем, быстро умывшись, начал разминку прямо так – в одних шортах и майке. Практически каждое утро молодой инструктор предпочитал не пренебрегать упражнениями, но в дни восхождений уделял этому особое внимание, как следует пробуждая движением тело, разогревая и разрабатывая коленные суставы. Рюкзак со снаряжением и едой был собран еще с вечера, и оставалось только залить кипяток в термос.
Пиджен ликовал и был готов уже сам, ухватив за лямку рюкзак Бена, тащить его впереди хозяина. И хотя спаниель всегда был рад большой компании, такие прогулки он любил особо, каким-то своим животным чутьем осознавая, что сегодня был именно такой день: тропа, его хозяин, бодро шагающий вперед, и он! А потом будет привал где-нибудь среди лугов, полных разнообразных запахов – прошедшего здесь недавно стада, собак-пастухов… Хозяин сядет на землю рядом с ним, и они разделят еду. Подбежав к двери, Пиджен аккуратно поскреб лапой и большими, черными, полными преданности глазами посмотрел на Бена.
– Да-да, уже идем! – рассмеялся тот нетерпеливости верного соратника.
Когда Бен и Пиджен покидали дом, там еще стояла тишина утренней дремы, даже фрау Марта пока не поднялась, и не было слышно посвистывания чайника на кухне, и не разливался по гостиной запах свежего кофе.
Выйдя на тропу вдоль реки, Бен поднял взгляд на гору, с которой у него сегодня было назначено свидание, и увидел, как ее голова безнадежно задернута толстой вуалью облаков. Мужчина слегка нахмурился, размышляя, что придется, возможно, скорректировать запланированный маршрут.
Шаги, крепкие и уверенные, равномерным ритмом вторили мелодии реки, с камня на камень несшей потоки ледниковой воды вниз, к Альтерзее. Зеленые сочные травы тянули стебельки вверх, раскрывая листья навстречу лету. В этой песне жизни мысли Бена потихоньку стали утекать от настоящего, перенося его в галерею воспоминаний и мечтаний. С детства он любил длинные прогулки, походы с отцом, когда они брали легкую палатку, минимум вещей и отправлялись по какой-нибудь тропе или же просто уезжали на озеро на весь уикенд. Потом, когда заболела мать, отцу стало сложно уезжать надолго, и постепенно Бен обнаружил, что все чаще гуляет один. Конечно, у него были поездки и с друзьями из школы. Но это было не сравнить с тем, как они двое садились на берегу реки или на камне, делая привал, молча отец протягивал ему сэндвич, и они смотрели вдаль, на расстилающийся мир перед ними, в этот миг, казалось, принадлежавший им одним – крепкому, слегка седеющему мужчине и мальчику рядом с ним.
А потом не стало матери. И никакие старания отца и никакие надежды сына ничего не смогли изменить. Тогда-то Бен и решил, что после школы не станет сразу поступать в университет, а вначале увидит мир. И вот теперь мир горной тропой расстилался перед ним, ведя его к затуманенному взору горы. Каждый раз, поднимаясь, Бен словно слышал какой-то чуть различимый зов, влекущий его ступать вперед, не останавливаясь. В горах он не отступал, но при необходимости искал обходные пути, следуя за этим зовом. Не раз это чутье помогало ему в последний момент увернуться от летящего камня, подсказывало, куда поставить сорвавшуюся ногу на скале. Когда он выходил на горную тропу, он как будто воссоединялся с чем-то, что вело его все выше и звучало с каждым метром высоты все громче. А вдалеке от гор стихало, растворяясь в шуме человеческих голосов.
Пиджен гонялся за стрекозой, спугивая ее с одного стебелька на другой. Бен протянул псу половину своего бутерброда и посмотрел вверх на речные перекаты. После привала они сворачивали, отдаляясь от ее русла, подъем становился витиеватей и круче, ныряя под сень ароматного пихтового леса.
В некоторых местах по пути Бен обновил знаки разметки туристической тропы, но вскоре свернул с нее, разведывая, как и планировал, новый выход к верхним озерам, который мог бы открыть его будущим подопечным особенно притягательный вид. Час еще был ранний и, выйдя к первому озеру, обрамленному хвойным лесом, словно пушистыми ресницами, Бен почувствовал, что его тянет задержаться на берегу. То самое внутреннее чутье, что обычно вело его через каждый перевал, словно таинственный лесной человечек, нашептывало ему, манило побыть здесь еще чуть-чуть… подольше… Пиджен уложил ушастую голову на колено хозяина и смотрел на него своими большими темными глазами, а может, на пушистый войлок облаков над их головами.
Съехавшая на рюкзак ладонь развеяла легкую дрему, натолкнувшись на баночки, выпиравшие сбоку через брезент. Вытащив одну, Бен глянул на недвижную гладь озера и поднялся.
– Или на обратном пути, что думаешь? – повернулся он к спаниелю. – Да, ты прав, а вдруг обратно другим путем пойдем. Наберу немного.
Он опустился на колени и повел краем банки по зеркальной поверхности, тут же отразившей его движение расходящимися вдаль кругами.
«Как же здесь красиво. Как удалось мне так внезапно найти место, где хочется остаться». Бен собирался, завершив привал. Мысли его были куда спокойнее тех, что одолевали в начале подъема. Природа, казалось, наполняла все смыслом, который нельзя было выразить узостью слов, но лишь глубинным ощущением целостности со всем миром.
Бена словно захлестнуло этой волной, и он двинулся наверх, туда, где на фоне серого неба поблескивал край первого снежника.