Кэт резко дернулась, задыхаясь. «Она там». Воздух вокруг будто дрожал. Не понимая, где она сама, Кэт огляделась, еще до конца не отбросив морок сна. Тяжело дыша, она посмотрела на ладони, на листы писем. Потом поднесла руки к лицу, ощупывая его, убеждаясь, что это все еще она, во плоти. Вдруг за ее спиной скрипнула дверь, заставив вздрогнуть и резко обернуться. В комнату неспешно входил Полосатый. Он внимательно посмотрел на девушку, замерев на полпути, и потом продолжил мягко переступать лапами, приближаясь. Кэт опустила ладонь и погладила кота по спине. От прикосновения к теплому пушистому телу ей стало немного спокойнее.
Взяв оба письма, Кэт спустилась вниз и спрятала их в ящичек на рабочем столе, как обычно, замкнув его запирающим жестом. На мгновение ее взгляд упал на нож, служивший для вскрытия запечатанных сургучом конвертов. Обычно она хранила его в широком ящике стола на веранде вместе с пакетиками с семенами и мелкими садовыми инструментами. Но теперь он лежал здесь, и Кэт не могла припомнить, зачем и когда она его принесла. Когда она коснулась холодной старинной рукояти, ей показалось, что воздух снова затрепетал вокруг, как после пробуждения. Что-то внутри нее тянуло, словно плохо заживающая рана, что-то, желающее разделиться, развалиться на две половины, как разрубленный широким ножом арбуз.
Она снова посмотрела на ладони, их сердцевины горели, но не так, как когда она руками растапливала лавину, чтобы добраться до лежащего под ее саваном человека. Это было необычное жжение, зовущее…
Снова вернувшись на веранду, Кэт прошлась по ней из стороны в сторону. Спустившийся с чердака Полосатый наблюдал за ведьмой из-за угла веранды. Она ушла на кухню, собираясь поставить чайник, но так и не зажгла огня, оставив его стоять заполненным холодной колодезной водой.
Вернулась и опустилась в плетеное кресло. Кэт сидела недвижно, положив ладонь на рукоятку ножа, который все еще был при ней. Постепенно ее снова потянуло в сон…
«Она там», – снова пронеслось в ее уходящем сознании.
Кэт вздрогнула в кресле, отбрасывая дремоту. Рубашка на груди прилипла к телу, а выбившиеся из пучка пряди – к вискам. За окном висел ночной мрак, не озаряемый ни одним светилом, и ведьма могла видеть свое блеклое отражение в стекле. Сверкая широко распахнутыми плошками глаз, из угла за девушкой неподвижно наблюдал кот.
Теперь больше нельзя было ждать. Кэт вышла на середину веранды, плавно ступая босыми ногами по прохладным половицам, и развернулась спиной к зеркальной поверхности окон. Даже если все в ее голове и протестовало этому решению, она не могла бросить подругу, не попытаться спасти ее… Потому что теперь она точно знала – Виктория совершила обещанный шаг.
Ведьма подняла распахнутые ладони, касаясь ими воздуха, словно невидимой стены. Только сейчас она поняла, что всегда знала, как это будет, хотя никто не учил ее этому.
В доме не горело ни одного огня. Мрак заполнил пространство веранды, обличив тонкую колышущуюся грань между живой девушкой и ее призрачным отражением за Гранью. Ладонь Кэт с этой стороны и ладонь такой же Кэт, но прозрачной, с темными провалами глаз, соприкасались через тонкую прозрачную пленку, за которой была мгла.
Медленно одна Кэт стала втекать в другую. Соприкоснусь их носы, потом лбы… И наконец ведьма оказалась полностью с Другой стороны, спина к спине со своим призрачным двойником, теперь стоящим с Этой. Они развернулись, и та Кэт, которая была теперь с Этой стороны, чуть менее призрачная и с оформляющимся взглядом, подняла ладони и положила их на поверхность Границы, застыв в ожидании.
Кэт отступила назад во мрак Той стороны.
Вдруг что-то мелькнуло с Этой стороны и темным пушистым комком ринулось через висящую в воздухе прозрачность. Граница не оттолкнула существо, но пока оно в прыжке проходило через нее – преображалось. И вот у ног Кэт оказался Полосатый. Здесь он был таким же призрачным, как и оставленный с Этой стороны Границы двойник ведьмы. Шерсть на животном стала клочковатая и страшная, как будто на трупе кота, пролежавшего какое-то время под землей. И единственным не блеклым в нем были его огромные глаза, напротив, они светились еще ярче и зеленее, прорезаемые черными вертикальными щелями зрачков.
«Так значит, правду говорят, что коты пребывают с обеих сторон и могут видеть тех, кто уходит и приходит из-за Грани», – подумала Кэт. Она повернулась спиной к прозрачной занавеси и двинулась вверх по темному склону, туда, где еле различимо слышался шум воды.
Она знала, что здесь ей нельзя допустить ошибку. И потому, прежде чем шагнуть и прикоснуться к Границе, она взяла тот самый обоюдоострый нож со старинной ручкой – единственный предмет, который можно было пронести с собой, поскольку выкован он был одновременно с Этой и Той сторон. Если за ней прицепится что-то или кто-то с Той стороны, думала Кэт, она не будет иметь морального права шагнуть обратно, приведя с собой то, чего не должно быть с Этой стороны. И тогда…
Тогда ей придется этим кинжалом убить двойника, ожидающего на Границе, навсегда закрыв этим возможность вернуться. Мысль о таком исходе пронзила все ее существо ужасом – обречь себя на вечное влачение призрачного существования, ни здесь, ни там, не способная ни быть среди живых, ни умереть до конца. Это было именно то, до чего довела себя Виктория, но поскольку она не умела правильно ходить через Грань, то была затянута туда живою, без обмена двойником с Этой стороной. И только такая, как Кэт, могла прийти за Грань. Неосознанно, погружаясь все глубже, в какой-то момент пройдя точку невозврата, Виктория звала подругу через сны – единственное состояние, где все могут взаимодействовать с Границей и даже Тем миром, в том числе и те, кто не облечен такой силой во время бодрствования.
Кэт стояла перед границей реки, в точности как это было в ее снах. Призрачно туманная вода неспешно плыла, отделяя босые ступни ведьмы от группы черных камней, где также босая, в белой сорочке и с растрепанными волосами стояла Виктория. Ее тонкие белые руки потянулись к подруге, а потерявшие цвет губы что-то беззвучно произносили. Во впадинах глаз несчастной, пойманной в ловушку собственных желаний, Кэт еще могла различить отблеск настоящих человеческих глаз Виктории, но они уже были близки к черным впадинам призрачных существ Границы.
Кэт сделала маленький шаг к воде. Теперь она знала правила этого места. Никто не говорил ей об этом. Знание было интуитивным, оно было частью ее сущности. Кэт посмотрела вперед.
Там, посреди потока Реки Забвения, тянула к подруге в мольбе ладони призрачная Виктория, точно так же, как это происходило во сне. Но теперь Кэт не могла проснуться, как раньше. Это было наяву.
Она сделала первый шаг в воду.
Пряный запах яблок, лежащих повсюду на веранде, в ведрах и просто на деревянной поверхности стола. Бабушка выносит самовар и опускает его золотистые ножки на стол. Потом ставит маленькие пиалки и сверкающей розоватой вязкой струйкой перемещает туда клубничное варенье, оставшееся еще с прошлого года. «Иди сюда, Катя…» – зовет она…
Еще шаг, и тонкая струйка воспоминаний плавно утекает по реке.
«Нет!!!» – Кэт не в силах, просто не в силах этого вынести. Это все, что у нее осталось от бабушки, – эти воспоминания… Она делает еще шаг, но не перпендикулярно потоку, а вдоль него, пытаясь поймать воспоминания, уносимые вслед за рекой… уносимая вслед за рекой… за рекой…
Плачет. Мама протягивает ладони и берет ее на руки. Ее лицо, глаза… река забирает все, даже то, что ей не принадлежит. Запах яблок, такой знакомый, такой дальний…
Пронзительная жгучая боль в правой икре пробуждает ее. Кэт выдергивает ноги из воды и сильным шагом ступает на камни. Река отпускает ее. Крепко ухватив холодную, как воды реки, руку подруги, Кэт с силой тянет девушку за собой. Икра ноет, и эта живая человеческая боль дает возможность ведьме не забыть, кто она, не потерять себя, отдавшись власти Реки. Она выводит подругу на Этот берег. Их босые ноги снова ступают на песок. Виктория все еще холодна, она что-то тихо шепчет…
– Нет времени. Нет времени, – Кэт различает свой собственный голос.
Там, за рекой, возвышается темный конус горы. И в этот момент Кэт осознает, что та живая… Гора гневно зовет ее. Она не прощает, когда у нее забирают то, что принадлежит ей. Гора все помнит.
Две девушки, взявшись за руки, бросаются вниз по склону. Кажется, их ноги еле переступают по тропе, по сравнению с надвигающейся мощью позади них. «Скорее, скорее», – шепчет себе Кэт, они должны достичь Границы, пока не будет слишком поздно…
Но Гора преследует их, ледяной холод лавины несется за их спинами. «Ты забрала у меня, теперь ты должна вернуть мне». Перед глазами Кэт всплывает снежный овал могилы, откуда она изъяло то, что взяла себе Гора, и теперь сама должна лечь туда вместо изъятого. Холод и сила Горы совсем близко. А с Этой стороны Границы нет никого, кого Кэт могла бы попросить о помощи. Она в этом одна. Только распахнутая дверь, и никого. Теперь Гора возьмет свое. Не будет ни Кэтрин, ни Виктории. Дверь останется открытой… Легкая металлическая рукоять ложится сама в ее ладонь. По крайней мере, последнее она обязана исправить перед гибелью. Кэт изо всех сил рвется вперед, направляя крик о помощи туда: в пространство между сном и явью, между жизнью и смертью…
Уолли проснулся от странного шума. Плакала во сне Мэри-Лу. Подбежав к сестре, он попытался разбудить ее. Маленькое белое личико девочки в тяжелом лунном свете серебрилось дорожками слез.
– Да проснись же ты! – Уолли принялся трясти сестру за плечи, не понимая, почему испытывает в этот момент какой-то странный ужас, как будто кошмар снился ему самому.
Мэри-Лу распахнула заплаканные глаза и вскочила.
– Скорее! – Она вдруг принялась метаться по комнате, выдвигая ящики, натягивая носки и одежду прямо поверх ночной сорочки.