Холл наполнился издевательским мужским хохотом, как будто усиленным до сверхъестественной силы. Казалось, он шел отовсюду и вместе с тем ниоткуда. Звон потревоженных хрустальных подвесок огромной люстры только добавил тревоги в эту мистическую какофонию. Я бросилась к двери гостиной и, найдя ее тоже закрытой, обежала стоящий в центре холла мраморный стол, который загораживал мне путь к столовой. Закрыто! Хохот приближался. Толкнувшись в оставшиеся на этой стороне холла три двери, я обнаружила, что они тоже заперты. Собрав все свои силы в кулак, я отдернула тяжелые занавеси, за которыми находились стеклянные двери, выходящие на террасу. И здесь закрыто! Я смотрела на залитую лунным светом террасу, на ряды статуй греческих богов. Во всем холле осталась лишь одна непроверенная мною дверь, в самом конце восточной стены. Бросившись туда и неожиданно легко открыв эту, последнюю дверь, я проскользнула внутрь и закрыла ее за собой.
В комнате стояла гробовая тишина, было абсолютно темно, но ощущался крепкий запах табака, смешанного с древесным дымом. Я поняла, что попала в кабинет деда, и, чиркнув спичкой, увидела, что стою перед его портретом в полный рост, который очень напомнил мне отца. Я была слишком возбуждена, чтобы рассматривать портрет в подробностях, хотя что-то показалось мне странным.
Увидев на столе свечу, я зажгла ее и, хотя отбрасываемый ею свет был слаб и несколько призрачен, все же мне стало гораздо спокойнее. Некоторое время пламя оставалось направленным строго вверх, что указывало на полное отсутствие движения воздуха в комнате, однако вскоре начало колебаться. Оставалось только надеяться, что эти колебания вызваны моим же собственным учащенным дыханием. Осторожно обойдя комнату, я одновременно прислушивалась к каждому постороннему звуку, но дом казался словно вымершим, только снаружи доносилось завывание ветра. Столь полное отсутствие звуков действовало на нервы не меньше, чем предыдущий ужасный шум.
Прошло уже, должно быть, минут пять, дыхание мое успокоилось, а слух настолько обострился в полной тишине, что я ясно услышала звук поворачивающейся ручки стеклянной двери, скрытой за тяжелыми занавесями. Задув свечу, я замерла в полной неподвижности. В следующий момент сильный порыв ветра распахнул дверь, широко раздвинув при этом шторы.
Зажав рот рукой, я удержалась от испуганного возгласа. Дверь с грохотом закрылась и распахнулась вновь. Но разве мог ветер повернуть ручку двери? Занавеси несколько раздвинулись, позволяя видеть небольшой кусочек террасы.
После некоторого колебания я решила выйти наружу, хотя так дрожала, что с трудом переставляла ноги. И все же в данных обстоятельствах оставаться в кабинете мне показалось невозможным. Ясно, что если снаружи меня и поджидает какая-то опасность, то лучше ее встретить лицом к лицу, чем пребывать в полной неизвестности.
Но стоило мне выйти на террасу, как свалившаяся сверху большая цементная урна с цветами разбилась как раз на том месте, где я только что находилась. Отлетевший кусок цемента больно ударил меня по ноге, а разлетевшаяся во все стороны земля попала в тапочки. Пулей выскочив на середину террасы, я по-глупому превратила себя в превосходную мишень.
Вдалеке слышался надрывный лай собак, прозвучавший как тревожное предупреждение. Потом все стихло.
Я напряженно прислушалась, но все было тихо. Может быть, собаки тоже были призрачными? Или о них позаботился мистер Грегстон? Хотя вряд ли его мог побеспокоить их отчаянный лай, он же совершенно глухой. Я решила подумать об этом позднее.
Сверху, с того самого места, откуда, по моим расчетам, упала урна, раздался мужской смех, заставивший меня поднять туда глаза. Из окна той самой комнаты в башне, в которой я вчера видела призрак дяди Алекса, высовывалось призрачно светящееся лицо. Я словно приросла к полу, не в силах двинуться с места.
Посмотрев на стеклянную дверь, ведущую в центральный холл, я с ужасом увидела в них белесую светящуюся фигуру. Это был призрак дяди Алекса. Он поманил меня рукой. Повернувшись, я побежала в противоположном направлении, но была встречена поднимающейся по ступеням террасы Флорой Айдс. Две другие стороны террасы были отгорожены рядами мраморных статуй и невысокими бетонными стенами, за которыми возвышались кипарисы.
В призрачном свете луны статуи казались живыми и словно наблюдали за моими беспомощными действиями. Дядя Алекс приближался ко мне с одной стороны, Флора Айдс — с другой. Я бросилась в промежуток между двумя статуями и, перевалившись через стенку на другую сторону, очутилась среди растущих там кипарисов. Оглянувшись на мгновение назад и увидев, что дядя Алекс и Флора Айдс следуют за мной, я нырнула в просвет между деревьями, мокрые ветви которых хлестнули меня по лицу, и плюхнулась прямо в грязь, каждую минуту ожидая появления призраков.
Они, однако, остались где-то за деревьями. Я пролежала так минут пять, каждую секунду ожидая самого худшего, но ничего не случилось. Поднявшись на ноги, я двинулась через розарий. Колючие ветки кустов роз цеплялись за халат, как будто пытаясь остановить меня. В какой-то момент пола халата прицепилась к кусту намертво, и, как я ни тянула ее, освободиться мне не удалось. Пришлось сбросить с себя весь покрытый грязью халат и заодно забинтовать освободившимся поясом все еще кровоточащую рану на руке.
Оставшись в ночной рубашке и одном тапке — второй, должно быть, потерялся где-то по пути, — я выбежала на газон и остановилась, пытаясь собраться с мыслями.
Я решила, что единственным приемлемым укрытием для меня будет белевший впереди павильон, куда я и направилась. Однако по трезвом размышлении это решение показалось мне глупым. Небольшое, открытое со всех сторон легкое строение вряд ли могло служить мне надежным убежищем. Вероятно, павильон ассоциировался у меня с Клайдом, а Клайд, в свою очередь, с защитой.
Со стороны коттеджа садовника раздался одинокий собачий вой, за которым последовал беспокойный лай других псов. Может быть, они почувствовали мое присутствие? Или реагируют на кого-то другого, находящегося к ним ближе? В книгах от Робертины Кавано о призраках говорилось, что вообще-то животные реагируют на привидения, но предпочитают держаться от них подальше, поэтому, скорей всего, собаки лают не на призрак, но на существо из плоти и крови. Но если это не я, то тогда кто? — в страхе подумала я.
Лай длился всего несколько минут, потом замолк. Вся дрожа, я стояла в хрупком строении, глядя на дом. Он был совершенно темным, во всем огромном здании не было заметно ни малейшего признака жизни. С этой позиции и в такой час ночи Гнездо Ворона являло собой самое зловещее зрелище из всех когда-либо мною виденных. Особняк выглядел каким-то уродливым и негармоничным, на ум приходили таинственные замки из легенд, чудесным образом восстающие из морских глубин, но, к счастью, туда же и возвращающиеся… Вспомнился Эдгар По и его знаменитый Дом Эшеров. Воображение мое разыгралось не на шутку.
До меня доносился шум разбивающихся о скалы волн прибоя, но после пережитого ужаса они меня больше не манили. Несмотря на бившую меня дрожь, ко мне постепенно вернулась способность разумно рассуждать.
Почему я подвергаюсь всем этим мучениям и что такого сделала, что заслужила подобное наказание? И тут меня осенило. Может, дело вовсе не в том, что я сделала, а в том, кем являюсь? А являюсь я Верой Блейк, наследницей Дома на семи ветрах. В голове теснилось множество различных версий и предположений. Фарнсворт Ипсли явно знал меня по имени. Внезапно мне стало страшно — а не был ли он убит как раз потому, что знал что-то такое, чего мне не следовало знать? А если так, то кем именно? Этим А. Томми или как там его? Или Гелиотроп Ронмейер? Я едва не рассмеялась от нелепости подобного предположения. Нет, моя скромная персона решительно не имеет никакого отношения к его смерти, мне не хотелось даже думать о Фарнсворте Ипсли. Для полного счастья мне только не хватает, чтобы меня преследовал и его призрак.
На какое-то время луна скрылась за облаками, стало совсем темно. Я вспомнила Дуайна Бретча и его слова, сказанные в комнате Флоры Айдс. Интересно, признание в том, что он вовсе не мой кузен, было сделано им с целью получить желаемое или это было чистой правдой? А если Дуайн мне не кузен, то почему выдавал себя за него? И более того, если Дуайн не является моим родственником, то являются ли ими остальные? Мысленно вернувшись к обстоятельствам этого вечера, я поняла, что миссис Грегстон пыталась о чем-то меня предупредить, а Дуайн не желал оставлять меня с ней наедине ни на минуту.
Затем, непонятно почему, мне вспомнился портрет двоюродной бабушки Агаты, рассказ о ней тети Циннии и ваза с астрами, поставленная под портретом, а потом таинственно исчезнувшая оттуда. Действительно ли миссис Грегстон позавчера послала мне хризантемы через Зенит или та просто перехватила их у кухарки, не желая оставлять ее наедине со мной даже на несколько мгновений? А может быть, поставленные миссис Грегстон под портретом астры представляли собой своего рода зашифрованные послания? Но если так, почему их убрали? Не для того ли, чтобы обратить на них мое внимание? Мне казалось, что бабушка Агата имеет какое-то отношение к загадкам Гнезда Ворона. Но какое? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было как следует осмотреть портрет.
Мои мысли вернулись к Дуайну Бретчу. Совершенно очевидно, что его удивление при виде Флоры Айдс было искренним. Хотя, судя по всему, он и принимал участие в каком-то заговоре против меня, но явно ничего не знал о призраках… то есть в том случае, если эти призраки действительно входят в сценарий заговора, а не существуют сами по себе.
Тут мне вспомнились слова Дуайна: «Проклятье! Они ничего не говорили…» Что ему не говорили? И кто? Затем я задумалась о его последних словах, сказанных в тот момент, когда он приближался к Флоре Айдс. «Мне кажется, я узнал нашего загадочного выходца с того света… Так это ты?! Хочешь позабавиться, да?» Жаль, что я не услыш