Я подсела к нему ближе.
– Знаешь, что я подумала, Петя? Почему бы магам не произнести вслух не плохую примету, а хорошую? Ты знаешь хорошие приметы?
– Ну… – Белецкий задумался. – Если уронить столовый прибор, то в дом придет гость.
Я взяла со стола чайную ложку и бросила ее на пол.
– Ложка женского рода, – сказал Петр. – Значит, придет женщина.
Стоило мне поднять прибор с ковра и отнести его в кухню, как из прихожей донеслась трель дверного звонка. Открывать дверь мы с Петей кинулись вместе.
На пороге обнаружилась соседка с одиннадцатого этажа. Кажется, ее звали Татьяной.
– Добрый вечер, – смущенно улыбаясь, сказала она. – Извините за поздний визит, ребята. Не одолжите ли вы мне немного подсолнечного масла? Магазин уже закрыт, а у соседей на моем этаже его почему-то нет.
Масло мы, конечно, одолжили.
– Все равно это похоже на совпадение, – заметил Белецкий, когда Татьяна ушла. – Надо проверить еще раз. Только я хороших примет больше не знаю.
– Не знаешь, придумай, – предложила я. – Добрые суеверия люди чаще всего сочиняют сами. Ну, знаешь: если чешется нос, это к алкогольному застолью, а если рука – к деньгам.
– Если чешется нос, это к насморку, – усмехнулся Петя. – А если чешется рука – к аллергическому дерматиту.
– Я и говорю: придумай примету сам.
– Ладно, – Белецкий ненадолго задумался. – Если споткнуться на правую ногу, это к прибыли, а если на левую – к приятной неожиданности. Годится?
– Вполне, – кивнула я. – Теперь надо обо что-нибудь споткнуться.
Петя хмыкнул. Я же сделала шаг в сторону и тут же полетела на пол, запнувшись об сбившийся край ковра. Жених кинулся меня поднимать и рухнул рядом, наткнувшись на собственный тапок.
Я расхохоталась, Белецкий закатил глаза.
– Ты не ушиблась? – поинтересовался он.
– Нет, – ответила, переворачиваясь со спины на живот. – Все нормально. Только немного больно и… Петя! Браслет!
Я сунула руку под стоявшую рядом тумбочку и вытащила из-под нее тонкий серебряный ободок.
– Смотри! – я радостно сунула находку Белецкому под нос. – Я его еще зимой потеряла! А он, оказывается, просто завалился под тумбочку.
– Какая приятная неожиданность, – фыркнул Петя. – Надо полагать, ты споткнулась левой ногой?
– Да.
– А я правой. Ну, и где моя прибыль?
На диване звякнул его мобильный телефон. Мы переглянулись. Петя поднялся с пола, взял смартфон в руки и почти минуту рассматривал его в немом удивлении.
– С ума сойти, – наконец, произнес он. – Отец перечислил мне деньги. Впервые за последние двенадцать лет. Видимо, это подарок на свадьбу. И знаешь, это очень хороший подарок.
Я тоже встала на ноги и, подойдя ближе, посмотрела на экран его телефона. Мои брови поползли на лоб.
– Петя, – медленно сказала я. – Приметы работают. Надо рассказать об этом соседям.
– Надо создать общедомовой магический чат, – заметил Белецкий. – С этим папоротником новости сыплются, как из рога изобилия. Скорее бы Иван Купала…
Хрустальное око
С первого июля в жизни чародеев дома номер три наступил период тревожного ожидания. Огненный папоротник должен был вот-вот зацвести, и этого события ждали, как конца света. Глафира Григорьевна ежедневно проверяла защитные контуры, выставленные вокруг ЖК. Виталий Мастрикин по собственной инициативе обходил их с обратной стороны и возвращал в землю мертвых кошек, собак и птиц, ошивавшихся теперь за нашими домами. Петя после работы активно варил какие-то составы, а Аристарх Семенович поливал отмостку домов зеленоватой жидкостью, которой его снабжали русалки.
Соседи-колдуны стали подчеркнуто молчаливы и при встрече обменивались только вежливыми приветствиями. Известие, что силами папоротника и живой воды, приметы и суеверия способны превратиться в реальные заклинания, никого из них не обрадовало и не вдохновило. В общем чате, все-таки созданном по инициативе Белецкого, кто-то выразил опасение, что вскоре заклинанием может стать любое случайное слово, а потому было решено слов на ветер больше не бросать.
Третьего числа во дворе снова появились драконы – те самые светловолосые ребята, которых я видела из окна квартиры Евгения Рейта. В этот раз они приехали без Захара Марковича. В сопровождении старшей по дому, а также лешего и лесавки, ребята осмотрели молодые кустики папоротников и постановили, что зацветет все-таки тот, который расположен в сквере.
Я со своей стороны ни опровергнуть, ни подтвердить их прогноз не могла. Как по мне, самыми сильными и яркими корнями обладали три Жар-цвета: тот, что был в сквере, тот, что вырос возле старых качелей, и тот, который выглядывал из-под куста сирени у торца нашего дома. Тем не менее, моя интуиция продолжала кричать, что драконы ошиблись, и огненный бутон выпустит папоротник у старых качелей. Об этом, по моему мнению, также говорило зеркало, смотревшее на детскую площадку из кухонного окна Жениной квартиры.
Памятуя о словах старшей по дому, свои предположения я теперь держала при себе. Да меня о них никто и не спрашивал. Лишь один раз, когда драконы уехали восвояси, Глафира Григорьевна попросила меня осмотреть корни папоротников и сообщить, какой из них сияет ярче других. Услышав, что сияют сразу три, удовлетворенно кивнула и больше к этой теме не возвращалась.
Судя по тому, с какой скоростью сквер начал укрываться пологом всевозможных чар, колдуны целиком и полностью доверились версии драконов. Под сомнение ее поставил только один человек. Этим человеком неожиданно оказался Владислав Немиров.
Во время своего визита в наш двор, господин Кощей убедил Глафиру Григорьевну наложить защитные чары и на остальные папоротники тоже. А когда она согласилась, лично зачаровал два из пяти – те, на которые указала я.
Эти заклятья не шли ни в какое сравнение с тем, что витало теперь в нашем сквере, однако я почему-то чувствовала себя с ними спокойнее.
– Знаешь, мне показалось, что Немиров и Глафира Григорьевна здорово изменились, – сказала я тем же вечером Пете. – Они выглядят гораздо моложе, ходят рука об руку и так странно друг на друга смотрят…
– Как – странно? – поинтересовался Белецкий.
– С нежностью и теплотой. Я думаю, их теперь что-то связывает.
– Конечно, связывает. Глафира до сих пор носит в волосах Владову волшебную иглу.
– Я говорю не об этом, Петя. Когда они стоят рядом, они выглядят… – я неопределенно махнула рукой, подбирая нужно определение. – Чем-то целым. Чем-то нерушимым. Я… я не знаю, как это объяснить.
– Не объясняй, – пожал плечами Петр. – Нарисуй. Твои картинки отражают суть без всяких слов.
Я в ответ улыбнулась, пообещав себе непременно заняться этим, когда у меня появится свободное время.
Сейчас со временем было не очень. Наш отдел трудился над новым проектом, поэтому дни напролет я проводила с карандашом и графическим планшетом, стараясь уложиться во все поставленные сроки. В начале августа я собиралась взять отпуск, чтобы выйти замуж и отправиться в свадебное путешествие, поэтому не могла себе позволить сорвать дедлайны и оставить какие-либо долги.
Непосредственно свадебными делами приходилось заниматься в коротких перерывах между работой. Мы с Петей выбрали ресторан, которому надлежало готовить блюда для нашего банкета, утвердили меню и даже внесли аванс.
В один из выходных дней Белецкий, нежно вытолканный мной из квартиры, отправился в торговый центр и купил себе свадебный костюм. По словам Пети, к этому наряду должны были прилагаться еще магические аксессуары, которые ему обещал прислать дед.
Между тем, чем меньше времени оставалось до Ивана Купалы, тем мрачнее и напряженнее становился мой жених.
– Рейт наверняка устроит нам какую-нибудь подлянку, – сказал он мне как-то раз. – Мы хорошо подготовились к его появлению, однако у меня есть предчувствие, будто случится что-то плохое. И это плохое будет связано с тобой.
Утром пятого июля, отправляясь на работу, Петя лично завесил полотенцами все имевшиеся в квартире зеркала и взял с меня обещание не выходить из дома.
На самом деле, гулять в ближайшее время я не планировала и так. Потребность в свежем воздухе мне прекрасно восполнял балкон – сиди себе в креслице, дыши, пей чай, маши рукой соседям. Идти за продуктами и бытовой химией было не надо – мы предусмотрительно купили их заранее, а значит, отрываться от работы было не зачем.
Проводив Петю на работу, я села рисовать. Это дело так меня увлекло, что я отвлекалась от него лишь два раза. Первый раз, чтобы пообедать, а второй – когда в дверь квартиры кто-то позвонил.
Посмотрев в глазок, я увидела курьера, державшего в руках коробку, обтянутую плотной упаковочной пленкой.
– Здравствуйте, – сказал курьер, когда я открыла ему дверь. – Посылка для Петра Белецкого и Алисы Мироновой.
Он был рыжим, как огонь, и таким высоким, что мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его лицо. Коробка, которую передал парень, оказалась маленькой и легкой. Едва я взяла ее в руки, как в воздухе ощутимо повеяло волшебством. Судя по всему, в ней лежали те самые артефакты, которые должен был прислать старший Белецкий – Петя говорил, что дед отправит их в ближайшие дни.
– Распишитесь, пожалуйста.
Выводя свой автограф в протянутых документах, я ощутила смутное беспокойство. Что-то было не так, но я не понимала, что именно.
– Спасибо. Хорошего вам дня.
Вернувшись в квартиру, я положила коробку на диван, а потом, немного подумав, принялась ее распаковывать. Петя наверняка простит мое любопытство. Курьер сказал, посылка предназначена Белецкому и Мироновой, а значит, Дмитрий Иванович мог положить в нее подарок и для меня.
Когда я сняла с коробки крышку, оказалось, что артефакт в ней всего один. Это было небольшое продолговатое зеркало в узкой металлической раме.
Какой, однако, странный подарок…
Стоило взять зеркало в руки, как оно вспыхнуло ярким слепящим светом. Сразу после этого меня оторвало от пола и затянуло в его сверкающую глубину.