У маленьких детей из бедной семьи верхней одежды на зиму могло не быть вовсе. Во-первых, дети растут, не напасешься. Во-вторых, куда мальцам на мороз?
Самые обычные крестьянские семьи обычно надевали на малышей, которые научились ходить, простые холщовые рубашки. Разницы между одеждой мальчиков и девочек тогда не было. Вспомним картины русских живописцев – очень часто рядом с матерью изображают в избе трех-четырехлетних детей в рубашках. Украшать рубашки младших членов семьи особенно не стремились, ведь дети одинаковы во все времена – пачкаются быстро. Лет до 6–7 могли проходить мальчики и девочки в таких неказистых рубашках, а потом наступало новое время. Отроки – мальчики до 15 лет – надевали порты наподобие тех, что носили отцы. Девочки надевали рубашки подлиннее, частенько им прокалывали ушки к этому моменту. Еще не девушки, но уже и не малышки, они находились в той беззаботной поре, когда уже помогали по хозяйству, но все равно еще не считались полноценной рабочей силой. Когда могли, при случае, уткнуться в юбку матери и выплакать свою обиду. Все впереди – пора жениховства, замужество, роды, долгие годы трудной повседневной работы. Но это потом. А в 8 лет так весело пляшут сережки в ушах! Так чудесно петь песни на праздник!
Отроковицы с завистью поглядывали на девушек-невест, которым уже пристало наряжаться к празднику, убираться с особым тщанием. Надевали на деревенских красавиц белые тонкие рубашки в летнюю пору, широкие пояса, передники. А уж на шее обязательно были бусы! Бусы – что древний оберег. Ровно очерченный круг, в котором можно чувствовать себя безопасно (помните круг Хомы Брута из гоголевского «Вия»? У древних бус то же предназначение – защищать хозяйку от дурного или завистливого глаза).
Разумеется, практически всю одежду готовили дома. Сами ткали, сами кроили и шили.
Шитью обучались очень рано, и любая крестьянская девушка знала, как из холста сделать нужную вещь. Покупные рубашки и сарафаны тоже были, но куда позднее. Да и стоила покупная одежда дороже. Когда ремесла расцвели на Руси, когда стали славиться разные местности своими товарами, уже знали – вот туда-то стоит съездить за расписными платками, а вот там – делают полушубки самые теплые. В помощь красавицам и модницам испокон веков была ярмарка, куда привозили товар из разных мест и где можно было полюбоваться на разные диковины.
А вот хорошо известного нам, современным людям, белья у русских крестьянок не было. Помимо рубахи, ближе к телу ничего не носили. Самый частый вопрос, который задают мне читатели: а как же справлялись в то время, когда у женщин есть потребность в особенных средствах гигиены? Ответ прост: практически никак. В тот момент, когда девушка созревала, или «поспевала», как принято было говорить в старину, ей могли предоставить особенные условия – дать отлежаться несколько дней дома. Потом же просто старались подоткнуть рубаху или юбку с двух сторон. Многие женщины носили в такие периоды темно-красные юбки, на которых не так заметны пятна. Особенно если они были с рисунком или в клетку.
Но у взрослой женщины-крестьянки было не так уж много периодов, когда ей действительно требовалась дополнительная гигиеническая «помощь». Созревание наступало, девушку выдавали замуж, а затем она становилась матерью. Пока носила дитя под сердцем, пока кормила его, «женских забот» не было. А потом зачинался следующий ребенок… Роды в среднем наступали раз в полтора-два года. Добавим к этому работу, не самые комфортные условия существования, не всегда питательный рацион. В сорок с небольшим фертильность утрачивалась. И деликатная проблема решалась сама собой.
Конечно, были и нехитрые средства, которые использовали для впитывания влаги – ветошь, мох, старые тряпки. Их закрепляли с помощью той же подоткнутой юбки, ведь иных приспособлений просто не существовало. Чуть иначе жили женщины-северянки, которые носили под юбкой порты, вроде мужских, для тепла.
Женской обувью тоже были лапти, но носили и сапоги, а также коты с чулками. Красивой считалась полная нога, поэтому красавицы надевали порой по две-три пары плотных чулок, чтобы лодыжка казалась пухлой. А вот женщины в некоторых русских местностях выставляли на обозрение живот – специально надевали низкий пояс, чтобы с его помощью указать на чадородие. Дескать, опять «в положении!» Любопытно, но была такая же мода и в Европе на рубеже XIV и XV веков. Ее связывают с одной из фавориток герцога Бургундского: молодая и красивая дама хотела показать разницу между собой, пышущей здоровьем прелестницей, и законной супругой герцога, бледной и болезненной принцессой Мишель де Валуа. Когда фаворитка понесла, она не только не скрывала беременность, она всячески выставляла ее напоказ. И это стало модой!
Женщины разных слоев населения, разного возраста старались подчеркивать свой живот. Некоторые носили специальные накладные подушечки, чтобы представить себя беременными! Все это делалось в погоне за культом плодородия и красоты, воспевалась Дева Мария с младенцем, и каждая молодая женщина хотела заявить: она тоже способна произвести на свет потомство!
Разумеется, подушечки под платьем могли носить только замужние дамы. Девушкам такая мода была противопоказана – их ценностью как раз являлось целомудрие. На «Портрете четы Арнольфини», знаменитой картине кисти Яна ван Эйка, очень трудно понять, беременна ли женщина в зеленом платье или она тоже – жертва моды. Но живот там проступает очень явственно. Да и на полотнах Босха или Мемлинга запечатлены женщины тоже с ярко выраженным чревом. Такой была мода!
Крестьянка знала, что плодовитость – одно из главных ее достоинств. Особенно хорошо, если в ее семье рождаются преимущественно мальчики. Земельные наделы давались на сыновей! Поэтому лишний раз упомянуть в беседе о своих детях, показать соседкам, что она беспрестанно в положении – было делом рядовым.
А каких только свадебных нарядов не шили на Руси! И зеленые сарафаны, и красные. Белоснежное платье невесты – не наша традиция. Надевать белое платье на свадьбу и в Европе повсеместно начали только с середины XIX века. До того редкая девушка, собиравшаяся под венец, выбирала такой цвет для наряда. Дело в том, что белый во многих культурах считался признаком… траура. Потому-то венчалась в белом французская королева Анна Бретонская. Схоронив первого мужа, она пошла замуж во второй раз, за следующего правителя Франции. Любви в этом браке не было, только расчет – Анне пришлось сочетаться браком с Людовиком XII, чтобы Бретань, которая была ее наследным владением, осталась в руках французского государя. Поскольку срок траура не вышел, Анна была в белом вдовьем платье.
Белые платья сделала модными именно для свадьбы королева Англии, Виктория. Она выходила замуж за принца Альберта и предпочла фату и платье цвета снега и венок флердоранжа на голове. В XIX веке уже появились журналы мод, и королевский наряд, конечно же, широко обсуждали и старались повторить (как позже стали подражать платьям принцессы Монако, Грейс или Кейт Миддлтон).
Но русская крестьянка наряжалась ярче. Крепкая, румяная, в расшитом сарафане, она была олицетворением жизни – настоящей и будущей.
Глава 7. Вдовушки
Глаза ее были сухи. Руки – жилистые, натруженные. Марфа, сестра Ульянки, вышла замуж в девятнадцать лет. В двадцать стала матерью, а потом появились у нее еще трое детишек. И была она счастлива, и все ладилось, когда пришла в дом беда – пошел рыбачить Трофим да утонул. Теперь Марфа была вдовушкой с четырьмя детками, и в одиночку тянуть хозяйство ей было явно не под силу.
Вдовицы в русском обществе не были редкостью – мужчины умирали во время сражений, от тяжелой работы и хворей. Судьба женщин в этом случае во многом зависела от того, насколько состоятельной была семья. Согласно Первой всеобщей переписи населения 1897 года, число вдов составляло 7,1% от женщин на селе. От местности к местности цифры, конечно, разнились. Например, во Владимирской губернии их было около 10%, а в Ярославской все 12%.
Бездетная вдова чаще выходила замуж во второй раз. Поскольку у нее не было детей, то и прав на имущество мужа она не имела. Возвращалась в отчий дом, где родители старались по возможности поскорее снова выдать ее замуж. Молодые пригожие вдовы без труда находили себе пару, весьма часто они шли в дом таких же вдовых мужчин. Оставшуюся без опоры и без средств вдову могли позвать в семью с сыновьями-подростками. Такие случаи были нередкими – мы уже знаем про историю Саввы Ковригина.
Могла она остаться и в доме свекра, но такое случалось нечасто. После смерти мужа женщина теряла заступника. Она и так-то была чужой для всех, а теперь и вовсе превращалась в постороннюю. «Вдова поклонится и кошке в ножки», – говорит старая русская пословица. Дескать, трудно остаться без поддержки, порадуешься любому доброму слову. «Вдовья доля – плакать вволю», – пословица из XIX века.
Обычно выдерживали минимальный срок траура – сорок дней – и потом уходили. Беременные в трауре порой переезжали к родным, пока не появится на свет дитя. А потом могли опять поселиться у отца и матери своего супруга.
Иное дело – если у вдовицы имелись дети. Тогда они как претенденты на часть имущества оставались у свекра. Бывало, что женщина бросала ребятишек и устраивала свою жизнь заново. Или отношения с родственниками складывались так дурно, что искала любой возможности уйти куда глаза глядят. Порой вдову с детьми соглашался приютить брат или дядя. Тогда работать безмужней жене приходилось в два раза тщательнее: отрабатывать свой хлеб и поднимать детей на ноги. «Детной вдове некогда думать о себе», – гласит народная мудрость.
На селе в целом неодобрительно смотрели на вдовицу, живущую одну. Даже если у нее оставалась земля и дом, немало русских поговорок подчеркивали, что в одиночку женщине не справиться. «У вдовы поле не пахано», – отмечали в деревне. Не сдюжить без мужской руки. А если у вдовы есть дети, то она, воспитывая их по-бабьи, непременно допустит промахи. «Не бери у попа лошади, а у вдовы – дочери», – поучали крестьяне. Дочка вдовы наверняка ленится больше, чем другие ее сверстницы. Ведь уму-разуму ее учила только женщина. Не было отцовской строгости и дисциплины!