– урезонивали женщин в XVI веке.
Интимной близости супругам рекомендовали избегать во время поста и в дни женской «нечистоты» (впрочем, этот момент схож и с установками в других верованиях). «Нечистой» женщина считалась и в определенный срок после родов, когда ей запрещалось посещать церковь (поэтому, если младенца крестили сразу же после рождения, что бывало достаточно часто, мать могла и не присутствовать на крестинах).
А в XVII веке и вовсе стало популярным учение спасовцев, или «нетовцев», как их еще называли. Главная идея заключалась в том, что жизнь спасовца должна быть направлена на подготовку к вечности. Не мирское имело значение, а жизнь души после смерти «телесной оболочки». Для этого не требовалось вступать в брак или заводить детей. Девушки-спасовки не шли под венец, не создавали семей. «Нетовщина» имела множество разновидностей, но всегда раздражала церковь и власти, – ведь она приводила к убыли населения.
Когда женщина ожидала ребенка, ей опять-таки рекомендовали целомудрие. Такая практика существовала и в Древнем Китае: едва императрица или любая обитательница гарема заявляла, что станет матерью, отец ребенка прекращал ее посещать. Прежде всего это делалось из соображений безопасности. Только в XVIII веке, с развитием медицины, на это стали смотреть проще (кстати, на Руси запрет на «общение» с мужем в воскресный день тоже был отменен в ту эпоху). Но что по-прежнему подвергалось осуждению – это отношения вне дома, вне брака. Привязанности должны были ограничиваться исключительно супругом, каким бы он ни оказался. Неудивительно, что героиня повести XVII века восклицает:
«Егда спящу ему со мною… на ложи…. аки клада неподвижная! Хощу иного любити».
Многое зависело и от статуса каждой конкретной семьи. Те, кто находился на виду, кто не мог утаить своей частной жизни, были вынуждены внимательнее относиться к церковным и светским предписаниям. С остальных спрашивали меньше (поэтому-то любое «похождение» при дворе моментально оказывалось на виду, рассматривалось и обсуждалось, а вот дворяне в провинции чувствовали себя свободнее. Если граф Шереметев с огромным трудом добился разрешения на брак с бывшей крепостной актрисой, Прасковьей Жемчуговой[32], то его современник, Иван Якушкин, без всяких сложностей женился на своей дворовой и узаконил общих с ней детей).
Даже в красивом, богато убранном тереме девушки редко сидели без дела. Сызмальства приучали дочерей прясть и вышивать. Владеть иголкой были обязаны и крестьянки, и царские дочери. Хозяйка дома лично следила за тем, как ведется работа.
Большой мастерицей считалась Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева, первая и самая любимая жена Ивана Грозного. Славились мастерством светлицы княгини Сицкой и боярынь Милославских. Великолепно справлялись с вышиванием дочери царя Алексея Михайловича. Так и проходили дни девушек в теремах – в молитвах и за рукоделием, с выездами на богомолье или к родным.
Матери занимались детьми и хозяйством, особенно если их супруги надолго отлучались. В этот момент они брали в свои руки все имущество и нередко справлялись не хуже, чем мужья. Сохранившаяся переписка князей и представителей боярских родов подтверждает, что по ключевым вопросам женщины все-таки отсылали весточку к супругу – одобрит ли он дорогую покупку или, наоборот, продажу леса. Но в большинстве бытовых вопросов они прекрасно разбирались сами.
Хозяйка дома держала в руках прислугу (за исключением случаев, когда она хворала или была в тягости. Тогда ее обязанности могла исполнять старшая сестра мужа. Например, в царствование царя Алексея Михайловича большое влияние на него самого имела его сестра, царевна Ирина[33]). Она же разбирала жалобы, конфликты, возникающие в доме. Следила за тем, как обихожены дети. В семьях редко бывало 2–3 ребенка – если только отец не скончался молодым. А после смерти супруги даже те, кто уже обзавелся многочисленным потомством, старались снова взять жену.
На протяжении достаточно долгого времени брак был единственной возможностью для взрослых людей вести интимную жизнь. По крайней мере, возможностью, которая одобрялась обществом и церковью. Приплод, появившийся от случайной связи с холопкой, в эту картину мира вписывался вполне – такие отношения считались вполне обыденными. Но девушка из знатного рода «пойти в полюбовницы» не могла. Для нее это означало бы полный разрыв с семьей и огромный позор. Лишенная наследства и крова, она была обречена на гибель. Потому не сложился на Руси в Средневековье «институт фавориток». Даже знаменитая Василиса Мелентьева – то ли любовница, то ли жена Ивана Грозного (на этот счет существуют разные мнения) – фигура полулегендарная. Историк Руслан Скрынников в своих работах упоминал, что свидетельства о ней – весьма ненадежные. А историк Александр Зимин и вовсе считал Василису розыгрышем XIX столетия: якобы тогда ее аккуратно вплели в канву истории.
«Обручился со вдовою Василисой Мелентьевою, еже мужа ее опричник закла: зело урядна и красна, таковых не бысть в девах, киих возяще на зрение царю»[34].
Про Василису писал Николай Карамзин, что, дескать, государь «без всяких священных обрядов взял только молитву для сожития с нею». То есть сделал Мелентьеву своей любовницей. При этом немногочисленные источники, в которых упомянута эта женщина, «путаются в показаниях»: то ли она еще была замужем, когда приглянулась царю, то ли ее муж был убит. Так или иначе, воображаемая или настоящая, Василиса все равно просуществовала подле Ивана Грозного совсем недолго. А вскоре, из-за влюбленности в некоего юношу, Василиса была:
А. Казнена.
Б. Пострижена в монастырь 1 мая 1577 года.
В.… Да вариантов множество!
Есть упоминание о княжеской любовнице Настаске, но в целом, если рассматривать биографии русских государей вплоть до XVIII века, мы не видим упоминания рядом с ними имен каких-то влиятельных женщин со стороны. Окружение князей – их жены, матери, сестры. Реже дочери оказывали влияние на политику. В то время, когда во Франции царствовала Диана де Пуатье, а государь Генрих II игнорировал жену, русские правители предпочитали… вступать в законный брак с теми, кто был им по нраву. Английский Генрих VIII был женат шесть раз и, помимо этого, разделял ложе с другими женщинами. Можем ли мы провести такие же параллели с нашими царями того же времени? В том-то и дело, что практически нет!
Фаворитки – явление в нашей истории куда более позднее.
Но вернемся к терему. Он был надежным укрытием для женщин и самим символом тогдашнего мира. Даже царские дочери смотрели на театральные представления в палатах через специальные окошки, пока мужчины могли легко присутствовать на спектакле. Они приезжали в церкви и попадали внутрь по отдельным ходам, не предназначенным для чужих глаз. Принимая посланников из Дании, когда решался вопрос о замужестве его единственной дочери, Ксении, Борис Годунов так и не позволил молодым увидеться с глазу на глаз. Таким образом, женщина оставалась словно в тени своих родственников-мужчин до тех пор, пока не наступала пора ей выходить на сцену.
Глава 3. Мужской мир
Боярин – хозяин в своем доме. Но хозяин ли он сам себе? Сохранившиеся «свадебные чины» дают нам понять, что даже решение о своей женитьбе боярин не имел права принимать без одобрения государя. И это вполне понятно. Женитьба означает родство двух фамилий. Взаимосвязи, общие торжества, имущественные вопросы. Приближение постороннего семейства, ненадежного или подозреваемого в чем-то постыдном, было крайне нежелательным.
Была и обратная история: семья девушки, породнившейся с княжеской или царской фамилией, моментально становилась крайне притягательной для дальнейшего сближения. Как только царь Федор Алексеевич взял в жены девицу Агафью Грушецкую[35], две ее сестры легко нашли мужей: Анна стала женой «царевича Василия Сибирского», а Фекла вышла замуж за князя Урусова. А вот красавица Марфа Собакина стала очередной женой Ивана IV Грозного не в последнюю очередь потому, что приходилась родственницей любимому опричнику, Малюте Скуратову. Конечно, Марфу выбрали за красоту, но ее присутствие на смотре претенденток на роль царицы не состоялось бы, если бы Собакина не принадлежала к определенному кругу. К слову, и дочь Малюты стала царицей – ее выдали замуж за боярина Бориса Годунова, взошедшего на престол, когда скончался последний сын Ивана IV.
Одобрить или отклонить женитьбу боярина или дворянина было вполне в силах правителя. В XVIII столетии уже вовсю заключали браки по велению и по решению государя. Я уже писала про Павла Ягужинского и несчастную Анну Федоровну, которых сочетали браком с легкой руки Петра I (и обрекли Анну на страдания). Императрица Елизавета Петровна выдала замуж свою наперсницу, Мавру Шепелеву, за графа Шувалова. А императрица Мария Федоровна устроила брак дочери своей покойной подруги, Дарьи фон Бенкендорф, с князем Ливеном. Девушке было всего пятнадцать лет, но это не сочли серьезным препятствием для супружеской жизни (самой красивой русской императрице, Елизавете Алексеевне, было четырнадцать, когда ее выдали за наследника престола). К слову, сватовство Дарьи фон Бенкендорф удалось только со второго раза: поначалу девушку настоятельно рекомендовали графу Аракчееву. Но тот, едва взглянув на угловатого подростка, решительно отказался от такой чести. На самом деле у графа была зазноба в поместье – красавица-крепостная Настасья Минкина, которую он любил до самой смерти. К слову, Дарья выросла в прелестнейшую молодую женщину, кружила головы мужчинам в нескольких европейских государствах… Но ведь сердцу не прикажешь!
Но подлинным царственным купидоном можно считать государя Павла I. Вот уж кто любил женить своих подданных!
Смелая девушка, Александра Козицкая, однажды написала императору. Она просила его о помощи: родные разлучают с любимым! Вышло так, что наследница уральских миллионов влюбилась без оглядки в бедного французского эмигранта. Да, он происходил из дворянского рода. И даже, говорят, был дальним родственником герцогов де Граммон, но в Петербурге Жан де Лаваль не считался завидным женихом.