Всем известно, что Петр I отрубил бороды боярам. Имена первых, кто попался ему под горячую руку, сохранились до наших дней: бояре Шеин и Ромодановский. Петр же запретил старое русское платье в повседневной жизни, рекомендуя заменить его европейским костюмом. Указ был подписан 4 января 1700 года в Москве и звучал так:
«Боярам, окольничим и думным, и ближним людям, и стольникам, и стряпчим, и дворянам московским, и дьякам, и жильцам, и всех чинов служилым, и приказным, и торговым людям, и людям боярским, на Москве и в городах, носить платья, венгерские кафтаны, верхние длиною по подвязку, а исподние короче верхних, тем же подобным; а то платье, кто успеет сделать, носить с Богоявления дня нынешнего 1700 года, а кто к тому дню сделать не успеет, и тем делать и носить».
Получалось, что огромный пласт людей должен был в сжатые сроки озаботиться приобретением нового гардероба. А это и ткани, и позумент, и кружево, и пуговицы. И сама – весьма недешевая! – работа. Требовались туфли, чулки, подвязки. И всего этого в России 1700 года пока еще не было в достатке. Везли из-за рубежа.
Справедливости ради скажем, что еще до Петра многие в русском государстве с удовольствием носили «польское платье». Любительницей одежды на европейский манер была, например, царица Агафья Грушецкая – та, что недолго была женой царя Федора Алексеевича. Она заказывала платья не традиционного, а новомодного покроя и дарила своим золовкам шубки и шапочки на польский манер. Но именно Петр ввел моду законодательно и «сверху».
Дорогая западная одежда, да еще которую приходилось слишком долго ждать, не могла удовлетворить растущий спрос. Оттого-то при Петре I начался бурный рост шелковых и полотняных мануфактур, на износ работали художники, создающие декор, нарасхват были опытные кружевницы. Европейские парики, которые оставались непременной частью любого придворного костюма, стали обыденностью и для наших предков. Женщин приучали не прятать под платками или чепчиками свои волосы, а складывать из них сложные прически. Поэтому-то потребовались мастерицы, которые смогли бы справиться с этой задачей. Где их взять? В горничные охотно приглашали иноземок. Те постепенно обучали парикмахерскому искусству и русских девушек. И все это стоило денег. Очень больших денег.
Петр приучил дворянство много тратить на свой внешний облик, чего в прежние времена практически не делали. Да, бояре носили роскошные шубы, с удовольствием примеряли расшитые рубахи и парчовые накидки. Но забота о внешности была делом суетным, не самым важным. Теперь же это стало чуть ли не государственной необходимостью.
Новый костюм шился из бархата и шелка. Для рубашек знатных людей предпочтительнее был батист. В декабре 1701 года свой первый указ Петр дополнил еще одним – «О ношении всякого чина людям немецкого платья и обуви, и об употреблении в верховой езде немецких седел». Таким образом, новые порядки распространялись не только на самый ближний к царю круг, но и на чиновников, обычных горожан. Менее всего восприимчивы к нововведениям были крестьяне. Да и на кой в глубинке немецкое платье какой-нибудь крепостной крестьянке, если она с утра до вечера крутится по хозяйству? Разве что барин, в каком-нибудь причудливом порыве не решит одеть свою дворню по-иноземному (такое случалось). Например, князь Голицын, вышедший в отставку в последнем десятилетии XIX века, развлекался тем, что сделал из своей дворни подобие императорского окружения: назначил фрейлин, церемониймейстера, статс-дам. Всех обрядил в немецкое платье и парики.
К слову, бороды Петр все-таки оставил небольшому кругу лиц – священникам. Иным, кто желал оставить растительность на лице, приходилось платить налог. Иногда этот поступок государя считают примером уникального сумасбродства. Однако же в истории есть похожие примеры – в Китае XVII века. В 1644 году, в правление династии Цин, мужчинам было предписано носить специальные косы. Остальные волосы следовало выбривать. Нарушение каралось смертью, что породило поговорку: «Кто имеет голову, тот не имеет волос, а кто имеет волосы, тот не имеет головы!» Гораздо суровее, чем у нас! Занятно, что императрица Елизавета Петровна, родная дочь Петра I от его второй супруги Марты Скавронской (принявшей православное имя Екатерина Алексеевна), тоже однажды повелела брить головы. В 1747 году она издала «волосяное установление».
Причиной стал банальный несчастный случай: однажды поздно вечером императрица решила помыть голову. Поскольку прически в XVIII столетии скрепляли пудрой и сахарной водой (лака для волос тогда еще не изобрели), то процедура эта была длительная и очень неприятная. Пудра вымывалась плохо. А зимой 1747 года она просто не хотела покидать шевелюру императрицы! Как ни старались горничные, волосы Елизаветы Петровны все равно были похожи на склеенную паклю. Посмотрев на себя в зеркало, государыня издала протяжный крик: пугало! Как в таком виде вообще выйти из покоев! И предложила радикальный вариант – подкраситься. Авось с помощью краски удастся победить пудру.
Очевидно, пудру для императрицы готовили на Малой Арнаутской улице… То есть в какой-то кустарной мастерской, под брендом известного производителя. Этакий «Abibas» XVIII столетия. Так что черная краска рыжеватые волосы Елизаветы Петровны не проняла. Она лишь стекла по слипшимся прядям, которые по-прежнему было невозможно расчесать. Дело попахивало грандиозным скандалом.
Цирюльник робко посоветовал только одно средство: обрить. Носить парик, пока не отрастет шевелюра. И государыня, которая с детских лет привыкла слышать, как она хороша, женщина, которая легко влюбляла в себя мужчин, была вынуждена пойти на этот неприятный шаг. Лысая голова Елизаветы Петровны блестела, словно бильярдный шар.
Но страдать в гордом одиночестве она не планировала. Поэтому появилось «волосяное установление»: фрейлинам велели вслед за госпожой обрить головы. И носить черные лохматые парики, пока не будет позволено другого. То есть молодые девушки из знатных семей, принадлежащих к самым влиятельным на тот момент фамилиям[36], были вынуждены потворствовать сумасбродству императрицы… Чем не крепостные девки, которых могли ради барского развлечения вымазать сажей и заставить кривляться, словно шутих?
Исключение сделали для замужних статс-дам (напомню, что фрейлинами были только девушки) – им разрешалось не стричь волосы и не брить головы, но парики все-таки следовало прикупить.
Если внимательно рассмотреть, что за костюм ввел Петр I, то можно с уверенностью сказать – он брал за образец платья французских придворных. Еще точнее – наряды эпохи Людовика XIV. Именно при «короле-солнце» вошли в моду длинные камзолы-жюстюкоры с широкими рукавами с такими большими отворотами, что в них легко было что-то спрятать. Высокие парики, в которых щеголял Александр Меншиков и другие соратники Петра, это тоже мода времен Людовика XIV. Французский камзол не требовалось застегивать, под него надевали жилет и рубашку. Штаны чаще всего были узкими, их носили с чулками и подвязками. Для мужчин русского царства, привыкших к длинным одеяниям, это было немыслимо смелой и даже дерзкой одеждой. Шею обвивал платок-жабо, пышный спереди, который часто украшали дорогими булавками. На ногах – туфли с пряжками. Для охоты или путешествий допустимы были высокие сапоги (такие любил и сам Петр).
Новое платье было испытанием и для женщин. Веками их учили скрывать волосы, а теперь их следовало пудрить, завивать и выставлять напоказ. Веками женское тело было скрыто под рубашкой и сарафаном. Теперь же оголенная грудь, плотно обхваченная тканью талия, голые до локтя руки стали обыденным делом. Молодежь принимала нововведения с большей охотой, чем старшее поколение. Но и тем, кто родился в предыдущее царствование, волей-неволей приходилось соответствовать. Если на кону карьера и благополучие семьи – будешь наряжаться, как того хочет государь.
С косметикой было проще. Русские женщины привыкли белиться и румяниться, поэтому такой момент их нисколько не смущал. В XVII веке путешественник Адам Олеарий отмечал: «Женщины… все румянятся и белятся, притом так заметно, что кажется, будто кто-нибудь пригоршнею муки провел по лицу… Они чернят, а иногда окрашивают в коричневый цвет брови и ресницы. Некоторых женщин соседки или гостьи их бесед принуждают так накрашиваться, чтобы вид естественной красоты не затмевал искусственной».
Когда в обиход ввели мушки, способные прикрывать прыщики и другие несовершенства лица, наши предшественницы взяли их на заметку с воодушевлением. Помните мушку – «роковую тайну» – на лице Алеши Корсака, о которой с такой нежностью говорила Анна Гавриловна Бестужева в «Гардемаринах, вперед!»? Создатели фильма многое придумали в той истории, но вот атмосферу эпохи, ее маленькие и очень яркие приметы передали весьма точно.
Минуло каких-то десять лет с первого петровского указа про платья, и русских женщин было уже не узнать. Они перестали сидеть по теремам, они появлялись на ассамблеях и устраивали собственные балы. Затянутые в корсеты, в напудренных париках, они брали уроки танцев у итальянцев и французов и спешно учили иностранные языки. Петербург наполнился иноземцами.
Но любая идея может быть доведена до абсурда. Императрица Елизавета Петровна, большая модница и мотовка, заказывала для себя платья десятками. Посоперничать с ней в этом вопросе могла бы… разве что только французская королева Мария-Антуанетта. Но – увы! – эти две знаменитые женщины совсем недолго просуществовали на одном историческом отрезке. Историк Ключевский считал, что после своей смерти Елизавета Петровна оставила множество долгов и еще пятнадцать тысяч платьев. К слову, изрядная часть из них шилась только из отечественных тканей. Даже коронационное платье императрицы повелели создать только из местного материала. Чтобы отметить вклад гренадеров при ее восшествии на престол, Елизавета Петровна повелела изготовить для себя «гренадерку» из черной кожи с золотыми украшениями. И частенько надевала ее! Более того, 25 ноября, ежегодно, она принимала у себя во дворце лучших из лучших гренадерской роты Преображенского полка. Появлялась она, разумеется, в капитанском мундире с той самой «гренадеркой» на голове.