Саранча летела, летела
И села.
Сидела, сидела – все съела
И улетела.
Конечно же, губернатор пришел в ярость. О поведении Пушкина было доложено в Петербург, на это поэт отозвался язвительной эпиграммой в адрес Воронцова… иными словами, по итогам одесских выходок, поэта отправили в ссылку в Михайловское. В поместье родителей. Считается, что на службе Пушкин находился с 1817-го по 1824 год, что сравнительно недолго. И оттого не приобрел высокого чина. Впрочем, вопрос о его чинах достаточно запутанный. В дневнике 1 января 1834 года поэт записал:
«Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично по моим летам). Но двору хотелось, чтобы NN танцевала в Аничкове… Теперь ко мне обращаются «ваше высокородие»…»
Табель о рангах – довольно любопытное дело. Камер-юнкер соответствовал гражданскому чину статского советника или военному чину бригадира.
А в приговоре военного суда от 19 февраля 1837 года, где разбиралось дело Дантеса, Пушкин упомянут как «камергер Двора Его Императорского Величества». Таким образом, на момент смерти чин поэта был вовсе не таким мелким и незначительным, как его иногда любят представлять.
Работа в присутствии в XVIII веке была делом не столько добровольным, сколько принудительным. Туда отбирали тех, кто был к ней пригоден. Руководящая должность накладывала множество ограничений как в поведении, так и во внешнем облике. Обязательно было платье определенного покроя, парик, чистое белье. При общении с подчиненными руководящему дворянину запрещалось повышать голос, ему нельзя было появляться пьяным, играть в азартные игры и посещать сомнительные заведения. Служащий на государственной должности должен был показывать пример другим. В противном случае его ждало увольнение. То есть имело значение, как вел себя чиновник не только на рабочем месте, но и за его пределами. Графу Аракчееву, несмотря на всю его любовь к крепостной Настасье, в феврале 1806 года пришлось жениться на дворянке Наталье Федоровне Хомутовой. Как инспектор артиллерии и командир лейб-гвардии артиллерийского батальона он не мог уронить своего достоинства браком с девушкой сомнительного происхождения.
Шутника князя Льва Гагарина несколько раз понижали в должности из-за его дерзких выходок и шуток. В 1846 году он оказался в Нижнем Новгороде в качестве наказания за нерадивость. Но и там молодой человек скучать не стал. Однажды, вместе с приятелями, он занялся тем, что за ночь перевесил множество вывесок на центральных улицах.
Над губернаторским домом теперь красовалось объявление «Тут отворяют кровь», а вход в Судебную палату был отмечен вывеской «Стриженная шерсть оптовая и розничная торговля»[40]. Гагарин разошелся настолько, что однажды написал множество приглашений на губернаторский бал, которого, конечно, не было. В Нижнем стало веселее на какое-то время, но после князя вернули в Петербург, где он и продолжил свою службу.
Нередкими были командировки и заграничные поездки для чиновников. Чем выше была должность, которую занимал дворянин, тем менее свободным в перемещении он оставался. Сын генерал-фельдмаршала Мусина-Пушкина был посланником в Неаполе и на Сицилии, служил при Коллегии иностранных дел и был членом репертуарного комитета Императорских театров. Граф Александр Михайлович Борх в 1826 году отправился во Флоренцию служить секретарем при русском посольстве, а в 1831-м был отозван назад, после чего работал в Министерстве иностранных дел.
Иногда отослать за границу могли не в виде повышения по должности, а в наказание. Когда вскрылась преступная связь великой княгини Натальи Алексеевны, супруги престолонаследника Павла Петровича, с графом Разумовским, последнего моментально выслали за рубеж. Наказать серьезнее ввиду его происхождения не могли. Но держать подальше от Петербурга – легко.
На протяжении сотен лет воинская служба для дворянина оставалась практически единственной альтернативой. Даже обучение стало обязательным. Если в 1701 году в Навигацкую школу принимали желающих, то затем перешли к распределению – детей дворян отправляли учиться туда, где им предоставлялось место. Поскольку денег на содержание школ в то время не хватало, дворянам частенько приходилось обеспечивать себя самостоятельно. А при наборе в Морскую академию Санкт-Петербурга изначально смотрели на состоятельность претендентов: чтобы учиться, а потом проходить практику, требовались деньги. Бедному дворянину потянуть такое было бы затруднительно. Только в 1730-е распределение недорослей отменили.
А бедных дворян хватало. Далеко не все представители знати располагали капиталами и дворцами в столице.
Провинциальное дворянство часто жило очень скромно, и его образ жизни мало отличался от образа жизни мещан или крестьян средней руки.
В их распоряжении иногда бывало полторы-две дюжины слуг. Например, у тверской помещицы Авдотьи Смирновой в деревне Подзолово был плохонький дом и всего семнадцать крепостных душ. Если бы случай не привел в те места императрицу Екатерину II в 1775 году, бедствовала бы Смирнова с шестью детьми и дальше. А так ей удалось вымолить разрешение для старшей дочери, Евгении, поступить в Смольный институт. Девушка выучилась, стала фрейлиной, а затем вышла замуж за князя Ивана Долгорукова.
В XVIII столетии юный дворянин в восемь лет должен был явиться на смотр. И затем каждые четыре года.
Это делалось для оценки возможностей недоросля: может ли он служить? Или ему надлежит преуспеть в науках? Бывало и домашнее обучение, чаще для самых состоятельных детей. Однако и им в определенный момент следовало присоединиться к ровесникам в учебном заведении. В Кадетском корпусе, например, учащиеся находились в сопровождении собственной прислуги. Это заведение вообще считалось наиболее престижным. Сохранилось прошение ученика Ивана Грекова дать ему возможность пойти в пехоту по причине… бедности. «Дворов не имею», – писал он. Для тех, кто служил или учился, бездельничанье по полдня тоже было неведомо. Достаточно взглянуть на распорядок дня учеников в Царскосельском лицее, где обучался Александр Сергеевич Пушкин:
6 утра – подъем
7:00–8:00 – уроки
9:00–10:00 – завтрак
10:00–12:00 – уроки
12:00–13:00 – прогулка на свежем воздухе
13:00–14:00 – обед
14:00–17:00 – уроки
17:00–18:00 – полдник и прогулка
18:00–20:30 – выполнение домашних заданий, в среду – танцы, в субботу – фехтование.
20:30 – ужин
22:00 – молитва, отход ко сну
Шалить и бездельничать в Царскосельском лицее категорически запрещалось. В этом заведении рассчитывали растить будущую элиту общества – представителей верхушки аристократии. Никто не должен был выделяться, и отношение ко всем было равным.
Учитель мог обратиться к ученику только на «вы». Не применяя телесных наказаний за плохое поведение, нерадивого или дерзкого воспитанника могли осмеять, оставить без ужина или заставить его надеть старую одежду. Обидно? Да. Но без унизительных розог, которые легко применялись в крестьянских или городских школах.
Воспитание девочек-дворянок было не менее строгим. Те, кого отдавали в Смольный институт, оказывались почти в казарменных условиях. И это не преувеличение. Комфортнее всего смолянкам было в XVIII столетии, когда заведение было только-только создано[41]. Императрица регулярно навещала их, вникала во все нюансы проживания, воспитания, обучения… А вот после Екатерины II русские императрицы хотя и считались покровительницами Смольного, такого серьезного внимания институту уже не уделяли. Когда Александре Федоровне, супруге Николая I, хотели рассказать о плачевном состоянии дел в Смольном, император лично вмешался и запретил: дескать, супруга его и так нездорова! Не нужно лишний раз ее тревожить! А между тем сохранились воспоминания Елизаветы Водовозовой о том, как жилось дворянкам в стенах Смольного. От некоторых правил хочется содрогнуться!
Портреты родителей ставить на личные тумбочки почему-то запрещалось. На широких подоконниках здания нельзя было увидеть ни одного живого цветка. Перемещаться разрешалось парами («Мы с Тамарой ходим парой»), при этом не позволялось громко говорить или смеяться. В стенах Смольного следовало провести… долгих двенадцать лет.
Воспитанницы давали спектакли в Институтском театре, куда приезжали представители семьи Романовых. Считается, что на одном таком представлении император Александр II и увидел в первый раз юную Екатерину Долгорукую, свою будущую морганатическую жену. Но, кроме представлений, девушки имели очень мало развлечений. Очень редко выезжали в Таврический сад на прогулку, иногда их вывозили покататься по Петербургу в экипаже. Только и всего.
Небрежность в одежде и бытовая неаккуратность становились предметами для насмешек. Бумажка, которая шуршала в руках девочки, могла быть приколота к ее платью «в назидание». Равно как и плохо заштопанный чулок. Если маленькая воспитанница просыпалась на мокрой постели (такое случалось чаще всего от холода в помещениях), то ее могли заставить пройтись в этой мокрой простыне по коридору. К слову, на холод жаловались постоянно. Елизавета Водовозова отмечала, что согреться было просто негде. Комнаты в зимнее время топились плохо, у девочек было только по одному байковому одеялу, которое не согревало. Удивительно, но в заведении для дворянок даже кормили плохо!
«В завтрак нам давали маленький, тоненький ломтик черного хлеба, чуть-чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром…. В обед – суп без мяса, а на второе – небольшой кусочек поджаренной говядины и пирожок… Утром и вечером полагалась кружка чая и половина булки».
О жесткой экономии в Смольном старались особенно не распространяться. Правда всплыла, когда в 1850-х многие ученицы стали часто и тяжело болеть. Врачи, приглашенные извне, с удивлением протирали очки: да ведь дело в недоедании! Жалобы посыпались со всех сторон, и тогдашней директрисе Леонтьевой пришлось срочно исправлять ситуацию.