Глава 8. Бал в барском доме
Каждая юная девушка мечтала о великолепном бале. Прасковья Никитична вспоминала о своем дебюте всякий раз, когда устраивала праздник в доме: о ярком глазетовом платье, сильно напудренных волосах, об обязательных розах в прическе… Моды менялись стремительно, и вот уже дочери помещицы Суровиной блистали на балах в тоненьких полупрозрачных одеяниях, которые почти не скрывали особенностей фигуры. Что поделать! Соответствовать моде – одно из требований к любой аристократке, которая появлялась в свете.
А появляться, кстати, балы начали только в 1699-м. Именно в том году, 19 февраля, во время прощальной аудиенции немецкого посла, пир решили завершить танцами. Женщины и мужчины веселились вместе – невиданное до той поры дело. Впоследствии Петр I сделал такие праздники регулярными.
Балы делились на придворные, маскарады и семейные. Особняком стояли детские балы, где подрастающее поколение оттачивало свои навыки и получало первые уроки светских манер «вживую». С пяти лет юные создания обучались танцам под руководством специально нанятого танцмейстера. Они не только разучивали па и приобретали умение прямо держать спину в любой ситуации, легко и красиво двигаться, но еще правильно держать веер, подавать руку, да и просто прогуливаться по залу! Каждое движение девушки или юноши, вне зависимости от ситуации, настроения или самочувствия, должно было оставаться грациозным. Поскольку заниматься этой наукой начинали столь рано, полученные знания откладывались на всю жизнь. Даже пожилые вельможи екатерининской эпохи могли с легкостью танцевать в царствование Александра I. Опыт-с!
Танцы были тесно связаны с этикетом. Любой отрок имел представление, на сколько шагов позволительно подойти к члену императорской фамилии, каковой должна быть глубина реверанса или поклона. Мельчайшие нюансы выдавали светского человека. И позволяли с абсолютной точностью выявить на балу «новенького» или «чужака». Тот, кто не прошел через детские балы, кто не кружился на узорчатом паркете под руководством танцмейстера, вычислялся в один момент. Он не так поворачивал голову, не так держал руку партнерши во время танца. Все это считывалось и анализировалось.
Есть такой исторический анекдот: в правление французского короля Людовика XIV на версальских балах-маскарадах могли появиться практически любые персоны. Достаточно было опрятно выглядеть и соответствовать дресс-коду. Однажды итальянский повар, служивший на дворцовой кухне, поспорил с персоналом, что сможет потанцевать на королевском балу. Он приобрел придворный костюм, немного подучился танцам, а затем появился перед очами «короля-солнца». Повар всю ночь весело отплясывал в кругу самой титулованной знати и даже удостоился чести танцевать с дофиной Франции. И его не вычислили.
Байка? Скорее всего. Трудно представить, чтобы французские аристократы оказались столь неразборчивы, что приняли повара за своего. Да еще в правление человека, при котором этикет стал образом жизни! Французский историк Жорж Ленотр описал эту историю в своей книге, посвященной забавным фактам из жизни Версаля. Но даже он усомнился в правдивости этой легенды.
Детские балы XVIII–XIX веков неразрывно связаны с именем Петра Андреевича Йогеля, танцмейстера, которого пригласил из Франции генерал-майор Гаврила Ильич Бибиков.
Богач и меценат звал учителя танцев для своего домашнего театра, а когда Бибикова не стало, француз перешел на работу в дом камергера Мятлева. Аристократы щедро вознаградили Йогеля за службу – ему хватило на собственный дом на Бронной и школу для детей. К французу выстраивались в очередь. Три поколения русских дворян выучились у Йогеля изящному искусству танца. Его обожали за веселый нрав, остроумие и безукоризненные манеры. Сложно было найти человека более деликатного, более утонченного, чем Петр Йогель.
Недолгое время француз преподавал в Ярославле (с жалованьем в тысяча двести рублей в год), но истинную известность он приобрел в Москве, устраивая детские балы. Йогель был настолько популярен, что легко договаривался с дворянскими семьями о предоставлении ему помещений под танцы. Голицыны и Татищевы считали честью принимать у себя маленьких аристократов, которыми руководил французский танцмейстер. Гостями были ученики Йогеля разных лет – таким образом, совсем юные девочки могли в первый раз потанцевать с уже подросшими кавалерами. Однажды праздник настолько затянулся, что гости разъехались в два часа ночи. Но никому и в голову не пришло упрекнуть Йогеля за столь позднее торжество. Дети падали от усталости, но пребывали в совершенном восторге. Существует предположение, что первый раз Наталью Гончарову поэт увидел как раз на таком детском балу – в 1826 году. А Йогель продолжал обучать танцам до глубокой старости – он умер в 82 года.
Детский бал все-таки был еще праздником «понарошку». К нему готовились, после него уже начинали говорить о будущих светских звездах – подрастающих красавицах, – но первым серьезным выходом в свет считали совсем другое действо.
Девушка, которую начинали «вывозить», называлась дебютанткой. И в ее доме было принято давать бал. С момента, когда юную прелестницу представляли обществу, она превращалась в невесту. Судьбы многих девушек решались в их самый первый бальный сезон.
В каком возрасте становились дебютантками? Здесь каждое семейство решало для себя по-разному. Иногда выводить в свет начинали с пятнадцати лет, иногда – с восемнадцати. В двадцать лет презентовать дочь считалось уже поздновато, хотя и такие случаи были. Чем дольше тянули с выходом, тем меньше шансов оставалось у дебютантки. На одном балу больше внимания всегда привлекла бы более юная и прелестная.
Светская премьера означала, что девушку подробнейшим образом рассмотрят и обсудят. Поэтому значение имело все: как она была одета, как причесана, как держалась. Пройдя выучку у танцмейстера, постигнув науку этикета, юная дворянка вряд ли упала бы лицом в грязь. Но самых хорошеньких определяли сразу. Поэтому остальным следовало восполнить угловатость или недостаток грации более интересным нарядом.
Хотя и тут существовали свои правила.
Дебютантка должна была казаться бутоном цветка – нераспустившимся, свежим. Поэтому яркие краски не приветствовались, обилие украшений не допускалось. Сверкать должна была юность, а не бриллианты.
Тонкая нить жемчуга, цепочка с медальоном, крошечные серьги или незамысловатая брошь – вот те драгоценности, которые признавались уместными. А еще лучше, если платье или прическу украшали живые цветы.
«Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала в бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этой высокою прической, с розой и двумя листиками наверху».
Бальные туфельки без каблуков, бальные высокие перчатки (без них появиться было невозможно), ленты, пояс – все это тщательно подбиралось к основному наряду, чаще в одной цветовой гамме. Преобладали нежные пастельные оттенки, воздушные фактуры, тонкие летящие ткани. Дебютантка в алом наряде с гроздью золотых украшений вызвала бы в обществе скандал. Насыщенные цвета – для замужних женщин:
«Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити, но в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос… На точеной крепкой шее была нитка жемчугу».
Если дебютантку привозили в гости, ее сопровождал отец, в его отсутствии – мать. Принимающая сторона обязательно должна была представить девушку другим приглашенным, предложить ей кандидатуру танцора для первого танца. На австрийском балу дебютанток вместе с юными дворянками приезжали их родственники мужского пола, которые должны были танцевать с ними, если подходящей пары не найдется. Это избавляло девушек от унизительного стояния в одиночестве.
Во время танца руки девушки касались только кончиками пальцев. Считалось дурным тоном танцевать только с одним кавалером, но если кто-либо выражал большую заинтересованность в дебютантке, то ему следовало найти человека, способного представить его семейству. Рекомендоваться лично было неуместно. Исключение делали для кавалергардов – они имели право подойти сами.
С дебюта девушка «обретала имя». Отныне в приглашениях, направляемых ее семье, она упоминалась наравне со всеми. Танцевальный миг был кратким, но ярким – с Рождества до Масленицы. Едва начинался пост, балы прекращались.
Но сезон мог прерваться из-за траура. Считалось неуместным приглашать гостей, если умирал кто-то из членов императорской фамилии. Хотя исключения бывали и тогда. 26 января 1889 года в Аничковом дворце состоялся знаменитый Черный бал. И это притом что вся Европа оделась в траур из-за внезапной гибели наследника австрийского престола! Решение устроить бал принималось заранее, и императрица Мария Федоровна не стала отменять праздник, поскольку… таковой была ее месть австрийцам. За много лет до этого она потеряла жениха. В ту пору Мария Федоровна еще называлась датской принцессой Дагмарой и готовилась выйти замуж за старшего сына императора Александра II. Однако молодой великий князь скончался в Ницце. Вместо того чтобы отменить торжества в Вене, австрийский двор продолжал веселиться, что в Петербурге сочли крайне неприличным. И симметрично ответили в 1889-м. Принцесса Дагмара, вышедшая замуж за брата своего жениха, принявшая православие и ставшая императрицей Марией Федоровной, повелела провести бал. Только рекомендовано было явиться на праздник в черных платьях, что дамы с блеском осуществили. С той поры красоту черного цвета, в сочетании с великолепием белых кружев и бриллиантов, оценили даже самые взыскательные модницы. По сию пору шьют черные вечерние платья. Под запретом этот цвет только в английской королевской семье: именно там наряды воронова крыла – это непременно признак траура.