рассказывает о самовольном принятии решения девушкой. Между тем купеческим дочкам гораздо чаще подыскивали пару, чем давали возможность выбрать мужа. Непререкаемый авторитет отца и боязнь гнева матери стояли выше влюбленностей.
В шестнадцать–восемнадцать лет девушки входили в «невестины лета», когда их отдавали по предварительному сговору. Но перед этим «товар» надобно было показать с лучшей стороны. Купеческих дочек выводили на пешие прогулки, тщательно наряжали в церковь, устраивали в собственных домах музыкальные вечера, куда могли прийти потенциальные женихи.
Нередко присматривали кого-то из дальней родни. Иногда прибегали к услугам свахи, которой подробно рассказывали, каким качествам должен отвечать потенциальный муж.
Иван Григорьевич Фирсанов нашел для единственной дочери, Веры, мужа из своего же круга. Мужчина был на девять лет старше невесты, но его оценили за деловую хватку: владел большим чайным магазином в самом центре Москвы. Капиталы хранил в том же банке, что и Фирсанов. Пожилой купец, обладатель миллионов, был уверен, что совершает правильный поступок – его хрупкая романтичная дочь в надежных руках.
Но Вере категорически не нравился муж. Она мечтала о любви, о том, чтобы сердца стучали в унисон, а получила холодного и равнодушного к ней человека. Владимир Воронин, муж Веры, запрещал ей покидать дом без его разрешения, подсчитывал траты, которые она делала (это притом что Вера принесла огромное приданое!), и требовал, чтобы жена занималась дочерью, Зоей, а про театры или гостей и думать забыла… Претензии друг к другу копились, Вера даже подумывала сбежать от супруга, хотя это обернулось бы неминуемым скандалом, но внезапно скончался ее отец. Так что Вера Ивановна Воронина, в девичестве Фирсанова, в девятнадцать лет превратилась в обладательницу огромных капиталов.
Героиня романа Маргарет Митчелл, Скарлетт О’Хара, мечтала, что, когда у нее снова появится много денег, она сможет «послать всех к черту». Вера испытывала схожие чувства. Оттого-то приехала в контору мужа и вызвала его на деловой разговор: нужен развод. Немедленно. Поскольку просто так супругов не разводят, Воронин берет вину на себя. Дескать, был застигнут с любовницей, ничего не отрицает.
А Воронин отрицал. Тогда Вера сделала ему изумительно щедрое предложение даже для того времени: миллион рублей. Учитывая, сколько утекло лет, трудно даже вообразить, какую сумму в современном эквиваленте заплатила супругу Вера. Она сделала это, и мужу пришлось изобразить из себя неверного. Этой ценой была куплена свобода.
Она прекрасно вела дела, а потом влюбилась в Алексея Ганецкого, сына генерала, про которого современники писали: «Жемчужные зубы, бархатные глаза, он был похож на ручного хищника».
С этим красавцем Вера пошла под венец и по его же настоянию занялась реконструкцией Сандунов. Ганецкий буквально бредил преобразованием бань и лично объехал множество знаменитых заведений того же толка. В результате в 1896 году был освящен новый «дворец чистоты», который поражает воображение и по сей день. Из рядовой помывочной на деньги Веры бани превратились в одно из самых роскошных заведений Москвы.
Правда, за этим успехом последовали семейные проблемы – Ганецкий слишком много тратил, пристрастился к алкоголю и к карточным играм, так что разумная Вера поспешила избавиться и от него. Цена была такой же – миллион рублей.
Больше она не оформляла своих отношений, хотя жила долгие годы с юристом Виктором Лебедевым. Когда произошла революция, когда Вера переправила внуков в Париж и затем уехала сама, она готовила документы и для Виктора. Однако добраться до Веры у Лебедева не получилось – его убили в Москве незадолго до отъезда за границу. Поэтому он похоронен в столице, а Вера – во Франции. Ее не стало в 1934 году.
У Веры была только одна дочь, Зоя. Однако в большинстве купеческих семей, учитывая, что замуж выходили рано, детей появлялось множество. У владельца металлургических уральских заводов, Алексея Яковлева, было девять детей, у фабриканта Абрикосова и его единственной жены, Агриппины, родились двадцать два ребенка, у уже упомянутого Григория Елисеева было восемь сыновей и одна дочь. В Курской и Воронежской губерниях среднее число отпрысков в купеческом сословии составляло десять человек. И хотя жена приносила приданое, хотя у нее, помимо мужниного, было собственное состояние, в семье купца главенствующая роль все равно оставалась за мужем. Исключение составляли случаи, когда супруг умирал. Тогда власть в доме переходила к вдове.
«Матушка моя, – вспоминала дочь купчихи Воронковой, – видя, что отец в кабинете, могла целый день простоять под его дверями, но так и не войти. Боялась помешать и снискать гнев на свою голову. Когда же отца не стало, в этом кабинете поселилась она. И теперь уже мы с сестрами, переминаясь с ноги на ногу, ждали позволения войти к ней».
На женщину в доме возлагались обязанности следить за порядком и работой прислуги. У купца первой гильдии в подчинении могли находиться кучер, несколько поваров, лакей, три-четыре горничные, и это не считая «детской прислуги»: нянь и гувернеров.
В семье золотопромышленника Василия Сабашникова, состоящей из родителей и двоих детей, работали семнадцать человек прислуги. Купчиха, если она не была занята делами собственных предприятий (о чем шла речь в предыдущей главе), организовывала и выполнение всех религиозных канонов – чтобы дети были готовы идти в церковь в воскресенье, чтобы к Пасхе подготовили куличи и другие угощения, чтобы в пост на столе семьи не оказалось мясного блюда. Следовало бережно относиться к деньгам: если купец мог, находясь в Париже, привезти к себе в Саратов картину модного импрессиониста, то его жена старалась проследить, чтобы объедки со стола не пропали даром.
Экономию считали важным качеством для матери семейства.
Занимались купчихи и благотворительностью. «Всякий богатый человек, – говорил купец Баданов, – должен часть своего богатства – другому». На этих позициях стояло все купечество, и на средства торговых людей вырастали по всей России больницы и казармы, сиротские приюты и храмы, учебные заведения и столовые.
Глава 5. Меценаты и благотворители
32 килограмма, то есть 2 пуда, весила свеча, которую поставили в честь купчихи Веры Фирсановой обычные крестьяне. Это была благодарность за добрые дела – когда в 1891 году вспыхнула эпидемия холеры, Фирсанова помогала бедным людям деньгами и лекарствами, нанимала врачей, чтобы осматривали захворавших.
Она всегда заботилась о бедных. Еще отец завещал ей помнить о добрых делах. На свои деньги Вера открыла в Соколовском (ныне Электрическом) переулке Москвы дом для вдов и сирот. Она же открывала школы для детей из самых простых семей. А саратовская миллионерша Анна Чирихина заботилась о целом районе, где проживали бедняки. Чтобы помочь людям выбраться из тяжелой ситуации, она собирала пожертвования, одежду, продукты, сумела открыть бесплатную столовую и швейную мастерскую, чтобы женщины, не имеющие ремесла, получили хоть какой-то шанс устроиться.
Сейчас может показаться странным, но в XIX столетии частные пожертвования на благотворительность составляли 75% от всего объема – то есть больше, чем государство, чем всевозможные общества и организации, помогали именно люди.
В этом было огромное отличие русского народа от любого другого: не пройти мимо чужой беды, не закрыть глаза на страдания ближнего, не оттолкнуть того, кто нуждается. Если есть средства – поделиться. Всякий был готов жертвовать: дворяне, чиновники, купцы, зажиточные крестьяне. Творить благо считалось не просто богоугодным делом, а необходимым.
Осиротевших ребятишек брали к себе соседи или родственники. Погоревшую избу могли восстанавливать всем селом. А те, у кого были миллионы излишков, не задумываясь отдавали на храм или больницу.
В 1843 году в губернской Казанской газете опубликовали статью, что местные власти имеют средства на устройство только одного приюта. А надобно больше! Журналист воззвал к добрым чувствам казанцев: «Неужели все те, кто называет себя христианами и магометанами и чтит Божье слово Спасителя… останутся равнодушными к судьбе сограждан? Не примете участие?» Купеческое сословие моментально скинулось, так что вместо одного открылись три приюта: Николаевский и Александровский (как нетрудно догадаться, в честь императора Николая I и цесаревича Александра), а еще Мусульманский. Финансированием прибежища для детей-мусульман занялись братья Ибрагим и Исхак Юнусовы. Владельцы четырнадцати лавок на Сенном базаре, именно они оплатили открытие приюта, разместившегося сначала в деревянном доме, а потом в каменном. Ибрагим Юнусов стал первым директором приюта, лично вникал во все дела заведения. Следил, чтобы мальчикам ежегодно справляли несколько комплектов одежды, проводил собеседования с учителями. Воспитанники обучались двум языкам – русскому и арабскому, математике, грамоте, получали знания об истории и географии, а подрастая, могли сделать выбор: отправиться работать в лавку или стать учителями той же школы, в которой они провели все время до своего совершеннолетия.
В Казанской губернии хорошо был известен своими добрыми поступками и купец Василий Челышев, которого в 1872 году избрали городским головой Чистополя. Будучи купцом первой гильдии, Челышев тратил свои средства на образование и лечение бедняков. Он же помогал содержать детские приюты для сирот и даже выдавал «подъемные» тем, кто из них выпускался. Например, девушка, покидавшая стены Мариинского приюта в Чистополе, получала от Челышева пятьсот рублей. Этих денег хватало на найм квартиры, на дополнительное обучение (если требовалось освоить профессию) и жизнь, пока бывшая воспитанница не нашла возможность для трудоустройства. Кроме того, Челышев приобрел два здания, которые передал женскому училищу, и оплатил постройку городской больницы. Для тех, кто оказался на самом дне жизни, стараниями Челышева возник «Ночлежный дом». Оказавшиеся там могли позавтракать и поужинать, а в субботу сходить в баню. По примерным подсчетам, за год в чистопольской ночлежке побывали 10 тысяч человек.