Будь собой.
Я уже даже не знаю, как это.
Я не уверена, что мне понравилась бы настоящая версия меня самой.
Выйдя из гостиной, я иду на кухню и наливаю себе бурбон. Двойной, чтобы компенсировать то, что я пропустила, пока Бун был здесь. Я выхожу на крыльцо, где качаюсь в кресле, пью и смотрю на дом по ту сторону озера, словно я Джей Гэтсби, тоскующий по Дейзи Бьюкенен. Сейчас в доме вообще нет света. К тому времени, когда я вернулась на крыльцо, в окнах уже было темно, но быстрый взгляд в бинокль на «Бентли» Тома говорит мне, что он все еще там.
Я продолжаю наблюдать, надеясь, что он где-нибудь включит свет и даст более четкое представление о том, что он замышляет. В конце концов, именно этого хочет Вилма. Что-то определенное, что подтвердит наши подозрения. Хотя я тоже этого хочу, меня тошнит при мысли о том, что именно это будет. Кровь, которая капает с недавно купленной Томом ножовки? Тело Кэтрин, которое озеро выбросит на берег, как однажды тело Лена?
Вот я снова иду, думая, что Кэтрин мертва. Я ненавижу, что мой разум продолжает думать в этом направлении. Я бы предпочла быть как Вилма, уверенной, что всему этому есть логическое объяснение и что, в конце концов, все разрешится. Просто мой мозг так не работает. Потому что если то, что произошло с Леном, меня чему-то и научило, так это тому, что нужно ожидать худшего.
Я делаю еще глоток бурбона и подношу бинокль к глазам. Вместо того чтобы сосредоточиться на все еще удручающе темном доме Ройсов, я осматриваю местность в целом, замечая густые леса, каменистый склон горы за ними, зубчатый берег на дальних краях озера.
Так много мест, где можно закопать и сокрыть что угодно.
Так много мест, где можно исчезнуть.
И даже далеко ходить не надо. Озеро. Когда мы были детьми, Марни пугала меня глубиной озера Грин. Обычно, когда мы обе были по шею в воде, мои пальцы ног вытягивались, насколько это было возможно, чтобы дотянуться до дна.
– Озеро темнее гроба с закрытой крышкой, – говорила она. – Здесь глубоко так же, как в океане. Если ты утонешь, то уже никогда не поднимешься. Ты останешься в ловушке навсегда.
Хотя технически это неверно – судьба Лена доказала это, – легко представить себе участки озера Грин, настолько глубокие, что там действительно что-то может быть потеряно навсегда.
Даже человек.
Чтобы прогнать эту мысль из моей головы, требуется больше, чем глоток бурбона. Я выпиваю весь проклятый стакан несколькими тяжелыми глотками. Я встаю и, шатаясь, иду на кухню, где наливаю еще двойную порцию, прежде чем вернуться на свой пост на крыльце. Несмотря на то, что сейчас у меня помутнение в мозгах, я не перестаю задаваться вопросом: если Кэтрин действительно мертва, почему Том так поступил?
Предполагаю, что дело в деньгах.
Такой же был мотив в «Частице сомненья». Персонаж, которого я играла, унаследовала состояние, ее муж вырос в нищете – и он хотел иметь все то же, что и она. Обрывки того, что сказала мне Кэтрин, всплывают в моем пропитанном бурбоном мозгу.
«Я плачу за все».
«Том слишком нуждается во мне, чтобы развестись со мной».
«Он убьет меня, прежде чем позволит мне уйти от него».
Я захожу внутрь, беру свой ноутбук с зарядной установки в гостиной, здороваюсь с головой лося и иду наверх. Устроившись в постели под одеялом, я включаю ноутбук и вбиваю в поисковую строку браузера «Том Ройс», надеясь, что Интернет выдаст достаточно компрометирующей информации, чтобы убедить Вилму, что с ним что-то не так.
Одна из первых статей, которые я вижу, – это статья в Bloomberg Businessweek за прошлый месяц, в которой сообщается, что соцсеть Mixer обхаживает фирмы венчурного капитала в поисках притока наличных в размере тридцати миллионов долларов, чтобы удержаться на плаву. Судя по тому, что Кэтрин рассказала мне о нерентабельности приложения, я не удивлена.
– Мы не в отчаянии, – цитирует статья Тома. – Mixer продолжает работать выше даже наших самых высоких ожиданий. Чтобы выйти на новый уровень как можно быстрее и эффективнее, нам нужен партнер-единомышленник.
Я так думаю, понимать нужно как «Он в полном отчаянии».
Отсутствие последующей статьи говорит о том, что Тому пока не удалось заманить инвесторов с глубокими карманами. Может быть, это потому, что, как я прочитала в отдельной статье Forbes о популярных приложениях, Mixer, как сообщается, теряет пользователей, в то время как большинство других неуклонно их набирает.
Слова от Кэтрин подталкивают мои размышления.
Все деньги Тома вложены в Mixer, который до сих пор не приносит прибыли и, вероятно, никогда не принесет.
Я решаю переключиться. Вместо того чтобы искать информацию о Томе, я ищу информацию о состояние Кэтрин Ройс. Оказывается, это было на удивление легко. Существуют целые веб-сайты, посвященные перечислению того, сколько знаменитости зарабатывают. Согласно одному из них, состояние Кэтрин составляет тридцать пять миллионов долларов. Более чем достаточно для удовлетворения нужд и потребностей Mixer.
Это слово засело у меня в голове.
Нуждаться.
Вопреки цитате Тома, это слово попахивает отчаянием. Желание подразумевает желание, которое, если его не удовлетворить, не слишком сильно изменит ситуацию в долгосрочной перспективе. Потребность подразумевает нечто необходимое для выживания.
«Нам нужен партнер-единомышленник».
«Том слишком нуждается во мне, чтобы согласиться на развод».
«Он убьет меня прежде, чем позволит мне уйти от него».
Возможно, Кэтрин говорила это совершенно серьезно. Возможно, она даже намекала.
Что Том что-то задумал.
Что она знала, что может быть в опасности.
Что она хотела, чтобы кто-то еще знал это тоже. На всякий случай.
Я закрываю ноутбук. Меня немного тошнит от беспокойства, немного от большого количества выпитого бурбона. Когда комната начинает вращаться, я предполагаю, что это из-за одной из этих причин. Вероятнее всего, из-за обеих сразу.
Комната продолжает вращаться, словно карусель, неуклонно набирающая скорость. Я закрываю глаза, чтобы остановить это, и падаю на подушку. Меня охватывает темное оцепенение, и я не уверена, засыпаю я или теряю сознание. Когда я проваливаюсь в бессознательное состояние, я вижу сон о Кэтрин Ройс.
Вместо той Кэтрин, которую я встретила в реальной жизни, Кэтрин из Сна выглядит так же, как на рекламном щите на Таймс-сквер много лет назад.
Пораженная и украшенная драгоценностями.
Обувь слетела.
Бежала по росистой траве, отчаянно пытаясь оторваться от мужчины, за которого собиралась выйти замуж.
Кэтрин все еще бегала в моем сне, когда я проснулась где-то после трех часов ночи, слегка сбитая с толку. Свет во всех спальнях горит, а я лежу полностью одетая, включая кроссовки и куртку. Ноутбук лежит на той стороне кровати, которая раньше принадлежала Лену.
Я выскальзываю из постели и переодеваюсь в пижаму, прежде чем отправиться в ванную. Там я писаю, чищу зубы, которые уже покрылись пленкой налета, и обрабатываю горло жидкостью для полоскания рта, чтобы избавиться от запаха бурбона. Вернувшись в спальню, я выключаю все лампы, которые оставила включенными, когда замечаю что-то сквозь высокие окна, выходящие на озеро.
Свет на противоположном берегу.
Не у дома Ройсов, а в роще слева от него, у самой кромки воды.
Даже с моего места мне не нужен бинокль, чтобы понять, что это луч фонарика, пробивающийся сквозь деревья. Неизвестно, кто и почему бродит там с фонариком по берегу озера в такой час.
Я выбегаю из спальни и иду по коридору, минуя по пути пустые комнаты с открытыми дверями и аккуратно заправленными кроватями, как будто ожидающие прибытия гостей. Но здесь только я, совсем одна в этом большом темном доме, сейчас спускаюсь по лестнице на первый этаж и направляюсь к крыльцу, где провожу большую часть своего времени. Выйдя на улицу, я хватаю бинокль.
Оказывается, я опоздала.
Света больше нет.
Все снова в темноте.
Но когда я возвращаюсь внутрь дома и поднимаюсь наверх, я подозреваю, что уже знаю, кто и почему был там так поздно.
Том Ройс.
Он нашел хорошее применение веревке, брезенту и пиле, которые купил ранее днем.
Я снова просыпаюсь в восемь с пересохшим ртом и тошнотой. Все как обычно. Что нового, так это чувство беспокойства о судьбе Кэтрин, выраженное в мыслях, которые нахлынули на меня, как только я пришла в сознание.
Она мертва.
Том убил ее.
И вот она либо в земле где-то на другом берегу озера, либо в самой воде, ушла так глубоко, что ее никогда не найдут.
Эта мысль приводит меня в такое возбуждение, что у меня дрожат ноги, когда я спускаюсь вниз на кухню, и мои руки трясутся, когда я наливаю чашку кофе. Пока я пью его, я просматриваю свой телефон, чтобы убедиться, что Кэтрин не опубликовала больше фотографий в Instagram со вчерашнего дня, и, да, ее местоположение на Mixer остается прежним, прямо через озеро напротив меня.
Ни то, ни другое не является хорошим знаком.
Позже, выпив кружку жидкой овсяной каши и приняв душ, я возвращаюсь на крыльцо с телефоном, на случай, если позвонит Вилма Энсон, и с биноклем, на случай, если появится Том Ройс. В течение часа оба не дают о себе знать. Когда мой телефон, наконец, звонит, я с разочарованием слышу не голос Вилмы, а мамы.
– Я говорила с Марни, и я обеспокоена, – говорит она, сразу переходя к делу.
– Обеспокоена тем, что я разговариваю с ней больше, чем с тобой?
– Обеспокоена тем, что ты шпионила за соседями и теперь, кажется, думаешь, что твою новую подругу-модель убил ее муж.
Чертова Марни. Ее предательство кажется столь же резким и болезненным, как укус пчелы. Что еще хуже, так это знать, что теперь, когда замешана моя мать, это станет еще больше раздражать.
– Это не имеет к тебе никакого отношения, – говорю я ей. – И к Марни тоже, если уж на то пошло. Пожалуйста, просто оставьте меня в покое.
Мама надменно фыркает.