– Может быть, мне следовало рассказать об этом твоему другу-детективу, вместо того чтобы отвечать на все ее вопросы. Что я делал? Что я слышал от своей жены? Где я останавливался каждое лето последние два года? Я знаю, что ты отправила ее ко мне, Кейси. Я знаю, что ты шпионила за мной.
Он делает паузу, может быть, ожидая, что я как-то отвечу, даже если это будет отрицание того, что, несомненно, является правдой. Я молчу, делая короткие, отчаянные вдохи через переплетенные пальцы, беспокоясь того, что Том будет делать дальше. Свет фар проходит сквозь окно – это неприятное напоминание об уязвимых местах дома. Том мог бы легко проникнуть внутрь, если бы захотел. Разбитое окно или сильный толчок в одну из дверей – вот и все, что для этого нужно.
Вместо этого он снова колотит в дверь, бьет так сильно, что я действительно думаю, что он вот-вот ее выломает. Испуганный визг вырывается из-под моих сложенных чашечкой рук. Я сильнее прижимаю их ко рту, но это не имеет значения. Стук прекратился. Том услышал меня.
Когда он продолжает говорить, его рот оказывается у замочной скважины, его голос шепчет мне на ухо.
– Тебе следует научиться не лезть не в свое дело, Кейси. И тебе следует научиться держать рот на замке. Потому что, что бы ты там себе ни думала, ты ошибаешься. Ты понятия не имеешь, что происходит. Просто оставь нас в покое.
Я остаюсь, прислонившись к двери, когда Том уходит. Я слышу, как его шаги удаляются от дома, как открывается и закрывается дверца машины. Я смотрю, как свет фар гаснет в окне холла, и слышу, как в октябрьской ночи отдаляется гул автомобиля.
Я остаюсь на месте, отягощенная тревогой.
Боюсь, что Том вернется в любую секунду.
А может быть мне внезапно исчезнуть, как Кэтрин.
Слишком напуганная и истощенная – и, будем честны, слишком пьяная, – чтобы двигаться, я закрываю глаза и слушаю, как напольные часы в гостиной отсчитывают секунды в моей голове. Звук вскоре исчезает. Как и мои мысли. Как и сознание.
Когда снова раздается стук в дверь, я лишь смутно слышу его. Он звучит далеко и не совсем реально. Как шум во сне или включенный телевизор, когда вы спите.
Его сопровождает голос.
Может быть.
– Кейси?
Пауза.
– Ты здесь?
Я что-то бормочу. Я думаю, что это слово «Нет».
Голос по ту сторону двери говорит:
– Я видел, как Том проезжал мимо, и забеспокоился, что он придет к тебе. Ты в порядке?
Я снова говорю «Нет», хотя на этот раз я не уверена, что произнесла это слово. Может быть, это только мысль промелькнула в моей голове. Мое сознание снова угасает. За моими закрытыми веками холл вращается, как крутящийся вихрь, и я двигаюсь вместе с ним, по спирали приближаясь к темной яме небытия.
Прежде чем я доберусь до нее, я осознаю две вещи. Первое – это звук снизу, в подвал я отказываюсь заходить. Второе – леденящее кровь ощущение, что я больше не одна, что со мной в доме кто-то еще.
Я чувствую открывающуюся дверь.
Шаги приближаются ко мне.
Еще один человек в холле.
Выйдя из своего бредового состояния всего на секунду, мои глаза открываются, и я вижу Буна, стоящего надо мной. Он склонил свою голову то ли из любопытства, то ли из жалости.
Мои глаза снова закрываются, когда он подхватывает меня, и я, наконец, теряю сознание.
***
Я просыпаюсь с раскалывающейся головой и бурлящим желудком в постели, в которую я не помню, чтобы ложилась. Когда я открываю глаза, свет, проникающий сквозь высокие окна, заставляет меня щуриться, хотя утреннее небо аспидно-серое. Сквозь этот взгляд из-под тяжелых век я вижу время – четверть девятого – и почти полный стакан воды на тумбочке. Я делаю несколько жадных глотков, прежде чем рухнуть обратно на кровать. Раскинутые на матрасе простыни спутались вокруг моих ног, я изо всех сил пытаюсь вспомнить прошлую ночь.
Я помню, как пила на крыльце.
И глупо пряталась за перилами, когда поняла, что Том наблюдает за мной.
И Том у двери, кричит и стучит, хотя большая часть того, что он сказал, теряется в дымке бурбона. Как и все, что произошло после этого, поэтому я вздрагиваю, когда до меня доносится запах чего-то готовящегося, поднимающийся снизу.
Кто-то еще здесь.
Я вскакиваю с кровати, случайно пнув мусорное ведро, оставленное рядом, и ковыляю из спальни, мое тело одеревенело и болит. В коридоре запахи кухни сильнее, узнаваемее. Кофе и бекон. Наверху лестницы я окликаю того, кто на кухне.
– Привет? – говорю я хриплым голосом от неуверенности и убийственного похмелья.
– Доброе утро, соня. Я думал, ты никогда не проснешься.
Голос Буна вызывает еще одну вспышку воспоминаний. Он подходит к двери вскоре после того, как Том ушел. Я пытаюсь ответить, но не уверена, кто он, а он уже внутри, хотя я почти уверена, что не открывала дверь.
– Ты был здесь всю ночь?
– Конечно, да, – говорит Бун.
Его ответ только вызывает новые вопросы. Как? Почему? Что мы делали всю ночь? Хотя осознание того, что я все еще в тех же джинсах и толстовке, что были вчера на мне, говорит о том, что между нами ничего не было.
– Я, ммм, сейчас спущусь, – говорю я, прежде чем поспешить обратно в спальню. Там я смотрю в зеркало над комодом. Отражение, смотрящее на меня, вызывает тревогу. С красными глазами и взлохмаченными волосами я выгляжу как женщина, все еще не оправившаяся от слишком большого количества алкоголя накануне вечером. А я именно такая.
Следующие пять минут я с большим трудом приводила себя в порядок в ванной. Я установила, должно быть, рекорд самого быстрого в мире принятия душа, за которым следует необходимая чистка зубов и волос. Одно полоскание рта жидкостью для обработки рта и переодевание в другую, менее вонючую, пару джинсов и толстовку, и вот я уже выгляжу презентабельно.
По большей части.
Положительным моментом этой активности является то, что она заставила меня забыть, какое у меня на самом деле похмелье. Недостатком является то, что все это быстро возвращается, как только я пытаюсь спуститься по ступенькам. Глядя вниз по крутому склону лестницы, у меня так кружится голова, что я думаю, что меня стошнит. Я втягиваю воздух, пока это чувство не пройдет, и медленно спускаюсь по лестнице, держась одной рукой за перила, а другой – прижавшись ладонью к стене, обеими ногами касаясь каждой ступеньки.
В конце я делаю еще несколько глубоких вдохов, прежде чем отправиться на кухню. Бун стоит у плиты, готовит блины и выглядит как сексуальный знаменитый шеф-повар в узких джинсах, более узкой футболке и фартуке с надписью «Поцелуй повара». Я вижу, как ловко он управляется со сковородкой, блины переворачиваются у него один за другим.
– Садись, – говорит он. – Завтрак почти готов.
Он отворачивается от плиты, чтобы протянуть мне дымящуюся кружку кофе. Я делаю благодарный глоток и сажусь за кухонный стол. Несмотря на звенящую головную боль и незнание каких-либо подробностей прошлой ночи, в этой ситуации есть некий уют, вызывающий одновременно утешение и немалое чувство вины. Именно так мы с Леном проводили здесь утро выходных: я наслаждалась кофе, пока он готовил завтрак в том же фартуке, который сейчас носит Бун. Делать это с кем-то другим похоже на измену, что меня удивляет. Я не чувствовала такой вины, когда занималась сексом с рабочим сцены из «Частицы сомненья».
Бун пододвигает тарелку с блинами и беконом, и мой желудок болезненно сжимается.
– По правде говоря, я не очень голодна, – говорю я.
Бун присоединяется ко мне со своей тарелкой, полной еды.
– Еда пойдет тебе на пользу. Корми похмелье, мори голодом лихорадку. Разве не так говорится?
– Нет.
– Но похоже, – говорит он, кладя на оладьи два кусочка масла. – Теперь ешь.
Я откусываю кусок бекона, опасаясь, что от тошноты побегу в ванную. К моему удивлению, мне становится лучше. Как и после кусочка блина. Вскоре я запихиваю еду в рот, запивая еще кофе.
– Мы должны были купить кленового сиропа в магазине вчера, – небрежно говорит Бун, как будто мы все время завтракаем вместе.
Я опускаю вилку.
– Мы можем поговорить о прошлой ночи?
– Конечно. Если ты не помнишь.
Бун немедленно делает глоток кофе, как будто это каким-то образом смягчит осуждение в его голосе. Я делаю вид, что не обращаю на это внимания.
– Я надеялась, что ты сможешь немного заполнить пробелы.
– Я как раз собирался лечь спать, когда увидел, что мимо дома проезжает «Бентли» Тома, – говорит Бун. – Поскольку у него нет причин ездить по этой стороне озера, я предположил, что он едет повидать кого-то из нас. И так как он не остановился у моего дома, я подумал, что он, должно быть, поехал к тебе. И мне стало тревожно.
– Он обнаружил, что я слежу за его домом, – говорю я. – Я видела, он купил бинокль в хозяйственном магазине.
– Он был зол?
– Это мягко сказано.
– Что случилось, пока он был здесь?
Я съедаю еще два кусочка блинчика, делаю большой глоток кофе и пытаюсь сфокусироваться на своих смутных воспоминаниях о визите Тома.
– Я выключила весь свет и спряталась за дверью, – сказала я, вспоминая ощущение двери у моей спины, когда она гремела под стуками Тома. – Но он знал, что я здесь, поэтому он что-то кричал.
Бун отрывается от своей тарелки.
– Что кричал?
– Уже не помню. Мне кажется, что я помню суть того, что он говорил, но не его точные слова.
– Так, и какова же суть?
– Он сказал, что знает, что я шпионила за ним, и что это я рассказала Вилме о Кэтрин, и что он знает, что я проникла в его дом.
– Он угрожал тебе? – говорит Бун.
– Не совсем. Я имею в виду, он меня запугивал. Но нет, угроз не было. Он просто сказал мне оставить его в покое и ушел. Потом ты подошел к двери.
Я делаю паузу, давая понять, что больше ничего не помню и надеюсь, что Бун расскажет мне остальное. Да, хотя он выглядит слегка раздраженным из-за необходимости напоминать мне о том, что я должна была быть достаточно трезва, чтобы вспомнить все самостоятельно.