– Пойдем поплаваем, – сказала я, когда приблизилась полночь.
– В лодке? – сказал Лен, его голос уже превратился в невнятное бормотание. Таблетки работали.
– Да, в лодке.
Он встал, пошатнулся, упал мешком обратно на стул.
– Вау. Кажется, я устал.
– Ты просто пьян, – сказала я.
– Вот почему я не хочу в лодку.
– Но вода спокойная, а луна такая яркая, – я наклонилась ближе, прижавшись грудью к нему и приблизив губы к его уху. – Это будет романтично.
Выражение лица Лена просветлело, как всегда, когда он думал, что мы вот-вот потрахаемся. Увидев это, я задумалась, выглядел ли он именно так, когда убивал Меган, Тони и Сью Эллен. Эта ужасная мысль не покидала меня, пока я вела его в лодку.
– Без мотора? – сказал он, когда я отчалила от причала.
– Я не хочу будить соседей.
Я подплыла к центру озера и бросила якорь в воду. К этому времени Лен был неподвижен.
Сейчас было самое время.
– Я нашла их, – сказала я. – Водительские права в твоей коробке с инструментами. Локоны волос. Я все нашла.
Лен немного пошевелился. Потом немного улыбнулся.
– О, – сказал он.
– Ты убил этих женщин, не так ли?
Лен ничего не сказал.
– Ответьте мне. Скажи мне, что ты убил их.
– Что ты будешь делать, если я скажу «да»?
– Вызову полицию, – сказал я. – Тогда я позабочусь о том, чтобы ты попал в тюрьму и никогда, никогда не вышел.
Лен вдруг заплакал. Не из чувства вины или раскаяния. Это были эгоистичные слезы, прорвавшиеся из-за того, что он был пойман и теперь должен был понести наказание. Ревя, как ребенок, он наклонился ко мне, раскинув руки, словно ища утешения.
– Пожалуйста, не рассказывай обо мне, Си, – сказал он. – Пожалуйста. Я не мог себя контролировать. Я пытался. Я действительно убил их. Но я больше не буду. Я клянусь.
Что-то преодолело меня, когда я увидела, как мой муж плачет о пощаде, хотя сам он не проявил ее к своим жертвам. Внутри меня что-то произошло, из-за чего я чувствовала себя опустошенной и одновременно пылающей, как фонарь внутри тыквы на Хэллоуин.
Это была ненависть.
Кипящая, неутолимая.
Я ненавидела Лена – за то, что он сделал, за то, что он так беспринципно обманул меня.
Я ненавидела его за то, что он разрушил жизнь, которую мы построили вместе, стер пять прекрасных лет нашей совместной жизни. А теперь он передо мной плакал, умолял и цеплялся за меня, даже когда я отпрянула.
Я ненавидела его за то, что он причинил мне боль.
Но я была не единственной жертвой. Еще трое пострадали гораздо хуже меня. Знание этого заставило меня надеяться, что они, по крайней мере, попытались дать отпор и в процессе причинили Лену некоторую боль. А если бы они этого не сделали, что ж, теперь я могу сделать это за них.
Потому что кому-то нужно было заставить Лена заплатить.
Как его разгневанная, обманутая, ныне разоренная жена, я внезапно оказалась в состоянии сделать именно это.
– Мне очень жаль, Си, – сказал Лен. – Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, не выдавай меня.
Наконец, я смягчилась и заключила его в объятия. Лен, казалось, растаял, когда я обняла его. Он положил голову мне на грудь, все еще всхлипывая, когда в моих мыслях пронеслись тысячи воспоминаний о нашем браке.
– Я так тебя люблю, – сказал Лен. – А ты любишь меня?
– Больше нет, – сказала я.
Затем я столкнула его с борта лодки и смотрела, как он исчезает в темной воде.
– Ты убила меня, – снова сказала Кэтрин, как будто я не расслышала ее в первый раз.
Я сделала это. Все мое тело вибрирует от шока. Внутренний гул, который становится все громче и громче, переходя от шепота к крику.
Это то, что я хочу сделать.
Кричать.
Может быть, я кричу и просто не осознаю этого. Шум все еще поднимается во мне так громко, что затмевает все внешние звуки.
Я подношу руку ко рту. Мои губы сжаты, язык неподвижен. Во рту пересохло – так пересохло и онемело от удивления, страха и замешательства, что я начинаю сомневаться, смогу ли я когда-нибудь снова говорить.
Потому что Кэтрин никак не могла узнать, что я сделала с Леном.
Никто этого не знает.
Никто, кроме меня.
И его.
Это означает, что Том прав в том, что рассказ Эли у костра был правдой. Несмотря на то, что это совершенно нелепо, это буквально единственное объяснение того, что я сейчас испытываю. Душа или дух Лена, или что там, черт возьми, осталось от него после того, как жизнь покинула его тело в озере Грин, оставалась в темной воде, выжидая своего часа, пока не сможет вселиться в тело другого человека, утопающего в озере.
Этим человеком оказалась Кэтрин.
Она была мертва в тот день, когда я побежала ее спасать. Теперь я в этом уверена. Я не успела вовремя, ее состояние – это безжизненное тело, эти мертвые глаза, ее синие губы и ледяная плоть – ясно указывало на то, что она мертва.
И я верила, что она мертва.
Пока вдруг она не ожила.
Когда Кэтрин ожила, трясясь, кашляя и выплевывая воду, это было похоже на какое-то чудо.
Темное.
То, в которое, казалось, верили только те древние люди, о которых нам рассказывал Эли.
Каким-то образом Лен вселился в Кэтрин, вернув ее к жизни. В процессе он воскресил себя, хотя и в другом теле. Где сейчас Кэтрин – настоящая Кэтрин, – я понятия не имею.
– Лен…
Я останавливаюсь, удивляясь тому, как легко произношу его имя, когда я вижу не его.
Это Кэтрин. Ее тело. Ее лицо. Все принадлежит ей, кроме голоса, который с каждым словом звучит все больше похожим на голос Лена.
Определенно, это Лен. Мой мозг как будто щелкает и переключается, заставляя меня думать о ней как о нем.
– Теперь ты поняла, – говорит он. – Держу пари, ты думала, что больше никогда меня не увидишь.
Я не знаю, кого из них он имеет в виду. Возможно обоих. Это верно в любом случае.
– Я не говорила этого, – сказала я.
– Ты не выглядишь счастливой.
– Нет.
Потому что это ожили мои ночные страхи. Мой худший кошмар стал реальностью. Моя вина проявилась в физической форме. Мне нужны все силы, чтобы не упасть в обморок. Перед глазами у меня заискрилось, как будто рой мух кружит надо мной.
Я буквально не могу поверить, что это происходит.
Этого не должно быть.
Как, черт возьми, это возможно?!
Сотни вариантов прокручиваются в моем одурманенном мозгу, пытаясь найти что-то отдаленно логичное. Что это произошло из-за того, что прах Лена развеяли над озером Грин. Что в воде была комбинация минералов, которая поддерживала жизнь его души. Что, поскольку он умер раньше времени, он был вынужден скитаться по глубинам. Что озеро, проще говоря, проклято и населено привидениями, как говорят Эли и Марни.
Но ни то, ни другое невозможно.
Это не может быть реальным.
Что означает, что это не так. Этого не может быть.
Облегчение начинает просачиваться и в мое тело, и в мозг, когда я понимаю, что все это сон. Ничего, кроме кошмара, вызванного бурбоном. Есть вполне реальная возможность, что я все еще нахожусь на крыльце, потеряв сознание в кресле-качалке, во власти своего подсознания.
Я провожу рукой по щеке, раздумывая, не разбудить ли себя шлепком. Боюсь, это приведет только к разочарованию. Потому что это не похоже на кошмар. Все слишком живо, слишком реально, от разномастных антикварных вещей, толпящихся в углах комнаты, словно свидетели, до скрипа кровати и сильного запаха тела, исходящего от Лена, и мочи, доносящейся из ведра.
Меня посещает другая мысль.
Что вместо того, что происходит сейчас, может быть, я на самом деле мертва и только сейчас осознаю это. Бог знает, как это произошло. Алкогольное отравление. Сердечный приступ. Может, я утонула в озере и поэтому вижу Лена в теле Кэтрин. Это моя личная неопределенность, где сейчас сталкиваются мои хорошие и плохие дела.
Но это не объясняет присутствие Тома. Или почему мое сердце все еще бьется. Или почему пот струится с моей кожи в душном подвале. Или как буря продолжает бушевать снаружи.
– После того, что ты сделала со мной, ты, конечно, не будешь счастлива, – говорит Лен. – Но не волнуйся. Я ничего не сказал Тому.
– Почему нет?
– Потому что наши секреты так же связаны друг с другом, как и мы сами. Я сделал плохой поступок, из-за чего ты сделала свой плохой поступок.
– Твой поступок намного хуже, чем у меня, Лен.
– Убийство остается убийством, – говорит он.
– Я не убивала тебя. Ты утонул.
– Семантика, – говорит Лен. – Ты причина моей смерти.
Это правда, но это только половина истории. Остальная половина – воспоминания, которые я не хочу вспоминать, но о которых постоянно думаю, – обрушиваются на меня, как тысяча волн. Все эти подробности я пыталась отогнать выпивкой. Но бесполезно. Они вернулись.
Каждое.
Одно за другим.
И я тону в них.
Я помню, как перегнулась через край лодки, наблюдая, как Лен плещется в воде в течение, вероятно, минуты, а мне казалось, что часа. И все это время я думала, что еще не слишком поздно, что я могу нырнуть, спасти его, вытащить на берег и вызвать полицию, но также понимая, что у меня не было никакого желания делать это.
Потому что он совершил ужасные вещи и заслужил наказание.
Потому что я любила его, доверяла ему, обожала его, а теперь ненавидела за то, что он не был тем, кем я его считала.
Так что я удержалась от того, чтобы нырнуть и спасти его, вытащить на берег и вызвать полицию.
Я просто смотрела, как он тонет.
Затем, когда я убедилась, что он мертв, я подняла якорь и направила лодку обратно к берегу. Внутри дома я первым делом налила себе бурбон, положив начало схеме, которая продолжается и по сей день. Я вышла на крыльцо и села в одно из кресел-качалок, пила и смотрела на воду, опасаясь, что Лен на самом деле не утонул, и я в любую секунду увижу, как он плывет к причалу.
После того, как прошел час, и лед в моем пустом стакане растаял, я решила, что мне нужно позвонить кому-нибудь и признаться.