Не слышала, как водитель вышел из машины.
Не слышала шагов, приближающихся к дому.
Я осознаю, что у меня посетители, когда уже постучались в дверь. Два стука, такие громкие и пугающие, как выстрелы. Я смотрю в зеркало в дамской комнате, когда слышу их, и мое застывшее выражение лица – та самая картина паники оленей в свете фар. Губы разошлись. Глаза размером с четвертак и полные удивления. Мое лицо, такое розовое и одутловатое секунду назад, мгновенно бледнеет.
Еще два удара в дверь выводят меня из ступора. Подпитываемая первобытным стремлением к самосохранению, я выбегаю из дамской комнаты с полотенцем в руке, зная, что мне нужно сделать, даже не задумываясь об этом. Я взлетаю по лестнице в спальню. Лен напуган, пытается что-то сказать
У него нет шанса.
Я запихиваю полотенце ему в рот и завязываю концы у него за головой.
Затем я снова спускаюсь по лестнице, останавливаясь на полпути, чтобы отдышаться. Остальные шаги я делаю медленно, чувствуя, как сердцебиение переходит от бешеного хрипа к размеренному стуку. В холле я спрашиваю:
– Кто?
– Вилма Энсон.
Мое сердце подпрыгивает – одиночный неуправляемый всплеск – прежде чем снова успокоиться. Я вытираю пот со лба, натягиваю улыбку, достаточно широкую, чтобы дотянуться до дешевых мест в театре, и открываю дверь. Я вижу Вилму, стряхивающую с себя дождь, намочивший ее, пока она бежала от машины до двери.
– Детектив, – весело говорю я. – Что привело вас в такую погоду?
– Я была по соседству. Могу ли я войти?
– Конечно.
Я широко открываю дверь, Вилма проходит в холл и секунду смотрит на меня холодным испытующим взглядом.
– Ты промокла? – спрашивает она меня.
– Я ходила проверить лодку, – говорю я, и ложь спокойно слетает с моих уст. – Сейчас я собираюсь выпить кофе.
– В такой час?
– Кофеин меня не берет.
– Повезло, – говорит Вилма. – Если бы я сейчас выпила чашку, я бы не спала до рассвета.
Поскольку она все еще оценивает меня, выискивая любые признаки того, что что-то не так, я жестом приглашаю ее следовать за мной вглубь дома. В противном случае она только усилит подозрения. Я веду ее на кухню, где наливаю кофе в кружку и несу ее в столовую.
Вилма следует за мной туда. Когда она садится за обеденный стол, я ищу взглядом пистолет, спрятанный под ее курткой. Он на месте, говорит мне, что она здесь по официальному делу.
– Я предполагаю, что это не дружеский визит, – говорю я, садясь напротив нее.
– Правильное предположение, – говорит Вилма. – Я думаю, ты знаешь, о чем идет речь.
Честно говоря, нет. Так много всего произошло за последние двадцать четыре часа, что нельзя удивляться визиту полиции штата.
– Если это из-за моего телефонного звонка, я хочу, чтобы ты знала, что я сожалею. Я неправильно думала, когда обвиняла Буна.
– Согласна, – говорит Вилма.
– И я не верю, что он имеет какое-то отношение к происходящему.
– Согласна.
– Я рада, что мы друг друга поняли.
– Конечно, – говорит Вилма, давая понять, что ей наплевать, поняли мы друг друга или нет. – Жаль, что я здесь не для того, чтобы обсуждать Буна Конрада.
– Тогда почему ты здесь?
Я смотрю на нее сквозь пар, поднимающийся из моей кофейной кружки, пытаясь прочесть ее мысли. Это невозможно.
– Ты сегодня вечером следила за домом Ройсов? – спросила Вилма.
СЕЙЧАС
Я сделала глоток бурбона и посмотрела на человека, прикованного к кровати, поглощенная одновременно страхом и восхищением тем, что кто-то настолько злой может содержаться внутри кого-то, такого красивого. Такого быть не должно. Тем не менее, это происходит. Я наблюдаю это своими собственными глазами. Это заставляет меня держать стакан бурбона прижатым к губам.
Я делаю еще глоток.
– Я помню, как ты напивалась буквально с одного бокала вина, – говорит Лен, наблюдая, как я пью. – Это явно изменилось. Полагаю, я имел к этому какое-то отношение.
Я сглатываю.
– Правильно полагаешь.
– Можно мне сказать, что я беспокоюсь о тебе? – говорит Лен. – Потому что это правда. Это не похоже на тебя, Си. Ты очень отличаешься от человека, в которого я влюбился.
– Взаимно.
– И из-за этого ты решила напиваться до смерти?
– Уж кому-кому, но не тебе судить меня, – прыскаю я. – Все, что со мной случилось – твоя вина. Мы можем поговорить о том, почему я пью, но только после того, как ты расскажешь мне о тех девочках, которых ты убил.
– Хочешь знать, как я это сделал?
Лен улыбается. Болезненная, омерзительная ухмылка, которая выглядит оскорбительно на добром и милом лице Кэтрин. Мне нужна каждая унция сдержанности, чтобы не шлепнуть ее по лицу.
– Нет, – говорю я. – Я хочу знать, почему ты это сделал. В этом было нечто большее, чем простое удовольствие. Что-то заставило тебя так поступить.
Снаружи поднимается шум.
Порыв ветра, визжащий над озером.
Он врезается в дом, и все содрогается, вызывая общий грохот оконных стекол. Прикроватная лампа снова начинает мерцать.
На этот раз он не останавливается.
– На самом деле ты не хочешь знать, Си, – говорит Лен. – Ты только думаешь, что хочешь. Потому что, чтобы по-настоящему понять мои действия, тебе нужно будет примириться со всем, что ты во мне не замечала или игнорировала, потому что была слишком занята зализыванием собственных ран из твоего гребанного детства. Но тебя не бросила твоя мать-шлюха. У тебя не было отца, который бил тебя. Ты не росла в приемных семьям, где тебя гоняли как нежеланную дворнягу.
Лен хочет, чтобы я его пожалела, и я это делаю. Ни один ребенок не должен испытать то, через что он прошел. Но я также знаю, что многие проходят через это, и что им удается прожить жизнь, не причиняя вреда другим.
– Те девочки, которых ты убил, не имеют к этому никакого отношения, – говорю я.
– Мне было все равно. Я все еще хотел сделать кому-нибудь больно. Мне это было нужно.
А мне нужно было, чтобы он был тем, кем я его считала. Добрый, порядочный, очаровательный мужчина, за которого я ошибочно полагала, что вышла замуж. То, что он не мог – или не хотел – сделать, наполняет меня смесью гнева, печали и горя.
– Если тебе это было так необходимо, зачем тогда тебе нужна была я?
В моем голосе дрожь. Я не уверена, какая эмоция вызывает это – гнев или отчаяние.
– Тебе не следовало даже приближаться ко мне. Вместо этого ты позволил мне влюбиться в тебя. Ты позволил мне жениться на тебе и построить с тобой жизнь. Жизнь, которую, ты всегда это знал, собираешься разрушить.
Лен качает головой.
– Я не думал, что все будет так плохо. Я думал, что смогу это контролировать.
– Нашего брака должно было быть достаточно, чтобы остановить твои порочные желания, – говорю я, и дрожь перерастает в землетрясение. – Меня тебе должно было хватить!
– Я старался, поверь, – говорит Лен. – Но я не смог до конца победить своих желаний. Иногда по ночам, пока ты спала, я лежал без сна и думал о том, каково это – смотреть, как жизнь уходит из чьих-то глаз, и знать, что я был тому причиной. Чем больше я думал об этом, тем больше сопротивлялся. И чем больше я сопротивлялся, тем сильнее становилось желание.
– Пока ты не приехал сюда и не сделал это.
– Сначала нет, – говорит Лен, и у меня сжимается живот при мысли о том, что он убивал и других людей в других местах. – В Лос-Анджелесе. Иногда, когда я бывал там один на работе, я рыскал по улицам, находил проститутку, брал ее к себе в комнату.
Я не вздрагиваю от новостей. После того, как узнаешь, что твой муж убил как минимум трех женщин, узнать, что он еще тебе изменял, не так больно, как в обычных обстоятельствах.
– А потом однажды ночью мне не хотелось возиться с комнатой. Мы только сели в мою машину, припарковались где-то в тихом месте, я с ней расплатился. И пока это происходило, я с откинутым передним сиденьем, а она стояла на коленях в нише руля и делала мне минет, который был недорогой по таксе, я подумал: было бы так легко убить ее прямо сейчас.
Я вздрагиваю, отталкиваясь. Я снова не могу поверить, что этот человек был моим мужем, что большую часть моих ночей я спала рядом с ним, что я любила его всеми фибрами своего существа. Хуже того, я не могу смириться с тем, как сильно он меня одурачил. За то время, что мы были вместе, я никогда не подозревала – ни разу – что он настолько жесток и развратен.
– И? – спрашиваю я, не желая слышать ответа, но, все же, нуждаясь услышать его.
– Нет, я не сделал этого, – говорит Лен. – Это было слишком рискованно. Но я знал, что когда-нибудь это произойдет.
– Почему здесь?
– А почему не здесь? Здесь тихо, уединенно. Кроме того, я мог арендовать машину, приехать сюда на выходные, вернуться и представить, что я в Лос-Анджелесе. Ты никогда ничего не подозревала.
– В конце концов, я узнала, – говорю я.
– Нет, пока не стало слишком поздно для Меган, Тони и Сью Эллен.
Я чувствую боль в животе, такую острую и скручивающую, как будто я взяла нож с кровати рядом со мной и воткнула его в бок.
– Скажи мне, где ты оставил их тела.
– Ты хочешь искупить свои грехи?
Я качаю головой и делаю еще глоток бурбона.
– Я хочу искупить свою вину.
– Понятно, – говорит Лен. – И что ты собираешь делать? Не делай вид, что не обдумала этого. Я точно знаю, что ты собираешься делать. Как только ты узнаешь, где эти тела, ты снова убьешь меня.
Когда он был жив, мне казалось сверхъестественным, насколько хорошо Лен мог читать мои мысли. Иногда казалось, что он знает каждое мое настроение, прихоть и потребность, что я очень любила в нем. Какое удовольствие, что мой супруг так хорошо меня знает. Оглядываясь назад, это было скорее проклятием, чем благословением. Я подозреваю, что именно поэтому Лену удавалось так долго скрывать от меня свою истинную природу. Я уверена, что и теперь он точно знает, что я запланировала.
– Да, – говорю я, не видя смысла врать. Он не поверил бы мне, если бы я это сделала. – Я намерена это сделать вновь.