Тариона обдало холодом.
– Оружие без души и совести, – пробормотал он.
Сендес угрюмо кивнула.
– Но зачем это твоей королеве?
Тарион открыл рот и тут же закрыл. Глупо рассуждать о побуждениях его королевы с незнакомкой, пусть и дружески к нему настроенной.
– Думаю, это станет ясно потом, – пожал он плечами.
Однако Сендес видела его насквозь.
– Мы готовы отдать тело, а вот насчет принца Кормака я сомневаюсь. Он ведь возлюбленный Зофи и член Офиона. Тебе придется договариваться с ним.
Тарион знал, чем это кончится. Огромным, кричащим, пылающим «НЕТ!». Он не собирался превращаться в охотника за мертвым телом (такое не значилось в списке его целей). Значит, к Речной Королеве он вернется с пустыми руками.
– Пора начинать «плетенку», – пробормотал он, обращаясь не столько к Сендес, сколько к себе.
Придется сплетать цепь вранья. Вариантов было всего два: сказать, что тело Зофи не найдено, или соврать о причинах, почему тело не отдали ему. Хел бы побрал эту ситуацию.
– А ведь ты способен на большее, – сказала Сендес, видя ужас на его лице. – Тебе нашлось бы место на нашем корабле. Здесь незачем врать или что-то придумывать.
– Меня вполне устраивает то, что я имею, – торопливо ответил Тарион.
Королева ни за что не отпустит его от себя.
Сендес грустно наклонила голову. Она все понимала.
– Знай, капитан Кетос: если тебе что-то понадобится, смело обращайся к нам.
Ее доброта настолько его ошеломила, что он не нашел ответных слов.
Сендес позвал кто-то из дежурных офицеров. Тарион взглянул на русала у пульта. Серьезный, но… улыбающийся. Никакого напряжения, никакого страха поплатиться за каждое невпопад произнесенное слово.
Он посмотрел на часы. Пора возвращаться туда, где спали его спутники по несчастью. А если кто не спит – обменяться мнением.
А потом он проснется и вместе с остальными поплывет в Лунатион.
На Голубой Двор.
Тариону было все труднее игнорировать сидящее в самой глубине души желание не возвращаться обратно.
Рунн впервые спал под многомильной океанской толщей. Его сон не был крепким; он то и дело просыпался, проверяя, что его спутники по-прежнему спят в тесном помещении на койках и раскладушках. Кормак решил провести ночь в морге, с Зофи, желая скорбеть в одиночестве и вознести все молитвы Ктоне и Луне, которые его возлюбленная не успела вознести сама.
Рядом с Рунном храпел Тарион, повалившийся на койку поверх одеяла. После обеда русал часами бродил по кораблю, знакомясь с устройством, и тихонечко вернулся, когда все уже ложились. На вопрос Рунна, что он повидал, Тарион лаконично ответил: «Эти сведения только для наших».
Поскольку остальным не предложили никаких экскурсий, Рунн коротал время с сестрой и Хантом. Брайс устроилась в ногах ангела. Так они и обедали, поглядывая на воду за окном. На рассвете «Конь Глубин» подойдет к устью Истроса. Там их встретят подчиненные Тариона и переправят в Лунатион.
Что касается дальнейших событий… Рунну оставалось лишь молиться, чтобы события обернулись в их пользу. Молиться за успех вранья Брайс, которое спасет их всех от расплаты.
– Ночь, ты не спишь? – зазвучал в мозгу Рунна тихий, обеспокоенный голос Ясного Дня.
Он расслабил разум, отыскал ментальный мост и два дивана. Агент Ясный День уже сидела на своем и ярко светилась.
– Привет, – поздоровался он.
– С тобой все благополучно?
– Значит, беспокоилась обо мне?
Она не засмеялась.
– Я слышала про нападение на базу мятежников на Идре. О многочисленных жертвах с их стороны. Образец механокостюма и большое количество боеприпасов уничтожены. Я… подумала, что ты тоже мог пострадать.
Рунн посмотрел на огненное покрывало, окутывавшее ее.
– Где ты сейчас? – спросила она.
– В безопасном месте.
Большего сказать он не мог.
– Сегодня я видел, как Пиппа Спецос и офионские мятежники хладнокровно убили ни в чем не повинных ваниров. Может, прояснишь, чем это вызвано?
– Зачем она их убила? – спросила оторопевшая Ясный День.
– А это имеет значение?
Она задумалась.
– Нет… если ее жертвы были ни в чем не виноваты. Пиппа собственноручно их убила?
– Это сделали бойцы ее Светопада.
Ее пламя стало ярко-синим.
– Пиппа – фанатичка. Предана делу мятежников. Но превыше всего – собственным амбициям.
– Она ведь была подругой агента Кипарис.
– Она никогда не дружила ни с Зофи, ни с кем-либо.
Голос женщины звучал холодно. Услышанное настолько ее разозлило, что она даже забыла употребить кодовое имя Зофи.
– Кстати, Зофи мертва.
– Ты в этом уверен? – насторожилась Ясный День.
– Да. Она утонула.
– Она… – Ясный День откинула покрывало и поджала под себя ноги. – Она была храбрым агентом. Намного лучше и храбрее, чем заслуживал Офион.
Слова собеседницы Рунна были пронизаны искренней печалью.
– Ты ее любила.
– Она ради спасения брата отправилась в Каваллу. Делала все, что от нее требовали офионские командиры, ради крох сведений о брате. Если Пиппа служила только самой себе, Зофи была ее противоположностью: все, что она делала, она делала для других. Да, я любила ее. Я восхищалась ее храбростью. Ее верностью. Во многом она была для меня родственной душой.
Рунн тяжело привалился к спинке дивана.
– Значит, ты тоже ненавидишь Пиппу и Офион? Если все ненавидят ее и мятежников, какого Хела ты с ними сотрудничаешь?
– А ты видишь еще кого-то, кто способен возглавить борьбу? Подошел ли еще кто-то к опасной черте?
Нет. Никто и не отваживался.
– В новейшей истории только Офион сумел собрать ощутимые силы. В прошлом на такое решились лишь Шахара и ее полководец Хант Аталар. Их первое сражение стало последним. Их силы были наголову разбиты.
Аталару это потом стоило двухсот лет рабства.
– Чтобы освободиться от астериев, – продолжала Ясный День, – всем нам придется совершать поступки, которые оставят отметины на наших душах. Заплатить высокую цену, чтобы нашим детям и детям детей не понадобилось платить. Чтобы они жили в мире свободы и изобилия.
Слова мечтательницы. Проблеск другой личности, прячущейся под жестким фасадом.
И потому Рунн впервые произнес вслух:
– Я не собираюсь иметь детей.
– Почему?
– Не могу.
– Ты бесплоден? – удивилась Ясный День.
– Возможно, – пожал плечами он. – Не знаю. Мне еще в детстве Оракул сказала, что я буду последним в своем роду. Либо я умру раньше, не успев зачать ребенка, либо я действительно бесплоден.
– Тебя это волнует?
– Я бы предпочитал прожить весь отпущенный мне срок. Поэтому, если слова Оракула означали, что я не стану отцом… Не знаю. Это меня ничуть не изменило, но я до сих пор стараюсь об этом не думать. В моей семье никто не знает о предсказании. А если принять во внимание моего отца… возможно, и хорошо, что сам я не стану отцом. Я ведь совсем не знаю, как быть настоящим отцом.
– Позволь с тобой не согласиться.
Он усмехнулся:
– Возможно, я все это по-дурацки выразил. Если у меня и не будет детей, я… понял смысл твоих слов. В моем окружении есть те, кто хочет детей, и ради их детей, ради их семей… я сделаю все, что от меня требуется.
Казалось, Ясный День не соглашалась с его самооценкой.
– Ты добрый и заботливый. Ты любишь тех, кто тебя окружает. По-моему, этих качеств вполне достаточно, чтобы стать отцом.
– А как насчет взросления ребенка и стычек с ним, когда ему захочется тусоваться на вечеринках?
– Хорошо, – засмеялась она. – Это я как-то не учла.
Он слегка улыбнулся. Вокруг них неярко мерцали далекие звезды.
– Мне кажется, ты сильно взбудоражен, – сказала она.
– Я сегодня насмотрелся дерьма по самую макушку. С трудом засыпал, когда ты постучалась.
– Постучалась?
– Называй как хочешь. Ну, позвала меня.
– Хочешь, я расскажу тебе историю, которая поможет уснуть? – лукаво спросила она.
– Да, – ответил он, понимая, что ничего выдающегося не услышит.
– Тогда приготовься, – сказала она.
– Ты всерьез хочешь рассказать мне историю?
– А почему бы нет?
Жестом она попросила Рунна лечь. Он послушно лег и закрыл глаза.
К немалому его удивлению, Ясный День подошла и села рядом. Провела пылающей рукой по его волосам. Рука была теплой и мягкой, а прикосновение – осторожным.
– В незапамятные времена, – начала она, – когда Луна еще не охотилась на небесах и Солас не согревал тело Ктоны, когда Огенас еще не покрыла Мидгард водами, а Урда не переплела наши судьбы, в лесной чаще жила юная ведьма. Жила она в скромной хижине. Красивая, добрая. Мать ее очень любила, делая все, чтобы вырастить дочку благополучно. Девочка росла одна. Ее единственными спутниками были птицы, звери да журчащие ручьи…
Красивый, мелодичный голос Ясного Дня звучал в ушах Рунна как музыка. Она вновь провела рукой по его волосам, и он едва удержался, чтобы не заурчать от удовольствия.
– Ведьма становилась старше. Крепли ее силы, росла ее гордость. Однажды, когда матери не было, мимо проезжал странствующий принц. Восхитившись ее красотой, он немедленно пожелал, чтобы она стала его невестой.
– Надеюсь, у твоей истории счастливый конец, – пробормотал Рунн.
Она тихо засмеялась и слегка дернула его за волосы:
– Слушай дальше.
Он подвинулся и положил голову ей на колени. Огонь его не обжигал. Бедро Ясного Дня было мускулистым и в то же время мягким. А этот запах…
– Ведьму не занимали принцы. Ей не хотелось становиться королевой. Она осталась равнодушной к драгоценностям, предложенным принцем. Она хотела, чтобы ее полюбил юноша с чистым сердцем и чтобы они вместе носились по лесам. Однако принц не привык получать отказы. Он погнался за ведьмой, и не один, а со своими гончими псами.
Тело Рунна постепенно расслаблялось. Он вдыхал ее запах, наслаждаясь ее теплом и звуками голоса.
– Ведьма бежала, прося горячо любимый лес помочь ей. Лес ей помог. Сначала он превратил ведьму в лань, быструю как ветер. Но гончие не отставали, норовя окружить ее. Тогда лес превратил ее в рыбу, и она нырнула в один из горных ручьев. Однако принц соорудил запруду, готовясь ее поймать. Ведьма превратилась в ястреба и взмыла в небо. Но принц был опытным лучником и выпустил по ястребу стрелу с железным наконечником.