– Я думаю, есть способы повлиять на ситуацию. Повлиять на твоего отца.
Брайс кивнула:
– Рунн вскользь упомянул, что у тебя… драматичные отношения со своим ковеном.
– Это еще мягко сказано, – тихо засмеялась Гипаксия.
– Брат говорил, что у тебя были весьма необычные наставники.
Призраки. Рунн сообщил ей об этом утром.
– Да. Мои самые близкие друзья.
– Неудивительно, что тебе хотелось вырваться из заточения, где тебя окружали мертвецы.
Гипаксия усмехнулась:
– Они были замечательными спутниками. Но ты права. Кстати, это они побудили меня приехать сюда весной.
– Они и сейчас тебя сопровождают?
– Нет. Они не могут покинуть пределов замка, где я росла. Заклинание, наложенное моей матерью, удерживает их там… Наверное, это послужило причиной моего возвращения в родные края.
– А я думала, титул королевы обязывал тебя туда вернуться.
– Это тоже, – поспешно добавила Гипаксия. – Но они… моя семья.
– Как и Лань, – осторожно напомнила ей Брайс.
– Я не считаю ее родней.
Брайс радовалась перемене темы разговора, пусть и временной. Ей требовалось разобраться со своими гневными чувствами.
– Вы совсем не похожи.
– Я вовсе не поэтому отказываюсь считать ее своей сестрой.
– Знаю, что причина совсем не в облике.
– Лань пошла в нашу мать. Такая же золотоволосая, с бронзовой кожей. А цвет своей кожи я унаследовала от отца.
– А кем был отец Лани?
– Богатый и могущественный оборотень-олень с Пангеры. Мама никогда не рассказывала мне, как и почему у них дошло до близости. Почему она вообще согласилась на это. Но Лань не унаследовала никаких ведьминых дарований. Вся ее магия – от отца. Поэтому ее в трехлетнем возрасте отправили к отцу.
– Какой ужас, – пробормотала Брайс.
Когда самой Брайс было три года, ее мать стояла насмерть, только бы уберечь ее от когтей Короля Осени. Эмбер шла на любые жертвы, а ее доченька… добровольно угодила в отцовское дерьмо. Стыд и страх захлестнули Брайс. Еще немного, и мать узнает о ее «коронации». Но сообщить ей немедленно Брайс не могла. Духу не хватало.
– Это было частью их уговора: чей дар Лидия унаследует, с тем из родителей и будет жить, – продолжала Гипаксия. – Первые три года она провела с матерью, но, когда в ней проявилось дарование оборотня, отцовский клан ее забрал. С тех пор мать никогда не виделась с нею.
– Скажи, а твою мать огорчало… в кого превратилась ее дочь?
– Такими мыслями мать со мной не делилась, – довольно сухо ответила Гипаксия, и Брайс поняла неуместность дальнейших расспросов. – Но у меня это всегда вызывало оторопь.
– Ты намерена встретиться с нею, раз вы обе оказались здесь?
– Да. Я ведь знаю ее только по фотографиям. Я родилась через двадцать лет после ее отъезда.
– Советую тебе не питать особых надежд, – сказала Брайс, отхлебывая пиво.
– Я и не питаю. Но мы ушли в сторону от твоих бед. – Королева вздохнула. – Я не знаю фэйских королевских законов, поэтому вряд ли смогу сказать тебе что-то определенное, но… на данном этапе… единственные, кто мог бы остановить твоего отца, – это астерии.
– Я боялась, что дойдет до них. – Брайс устало потерла виски. – Представляю, как отреагирует Хант, когда узнает.
– Разве это его не обрадует?
– Какого Хела это должно его обрадовать?
– Вы же с ним истинная пара. Отец официально сделал тебя принцессой. Это делает Ханта…
– Боги! – Брайс едва не подавилась пивом. – Хант – принц. – Она горько засмеялась. – Он совсем с катушек сойдет. Он эти титулы ненавидит еще сильнее, чем я. – Брайс снова засмеялась, уже истеричнее. – Прости. Я сейчас представила его лицо, когда вечером я ему расскажу. Это надо будет заснять. Для истории.
– Не знаю, хорошо это или плохо.
– То и другое. Король Осени ждет, что я буду сохранять видимость своей помолвки с принцем Кормаком.
– Даже если твой запах свидетельствует о принадлежности другому?
– Очевидно.
Брайс не хотелось об этом думать. Она допила пиво, потом взяла опустевшие бумажные тарелки и бросила в мусорный контейнер. Быстро расплатившись и сунув чек в карман, она спросила королеву ведьм:
– Хочешь немного прогуляться? Сейчас не так жарко, как днем.
– С удовольствием.
Никто не заметил их ухода. И в переулке, по которому они шли, на них тоже не обращали внимания. Итан держался на расстоянии, не мешая разговору. Драконесса, если и находилась поблизости, предпочитала не показываться.
– Значит, брат рассказал тебе о моих… сложностях с материнским ковеном.
– Да. Представляю, каково это. Сочувствую тебе.
Пройдя квартал, они вышли к набережной, обсаженной пальмами. В листьях шелестел теплый, сухой ветер. Гипаксия смотрела на звезды.
– Меня посещали видения о возможном варианте будущего. О ведьмах, возвращающих себе былое могущество. О моем собственном будущем рядом с тем, кого я…
Она не договорила и несколько раз кашлянула.
– Ты с кем-то встречаешься? – Брайс удивленно вскинула брови.
– Нет. – Лицо королевы стало непроницаемым. Она шумно выдохнула. – Отношения стали невозможными. Я была готова продолжать, но это оказалось… Словом, ковен этого не захотел.
Брайс заморгала. Если Гипаксия любила кого-то другого… Невеселая новость.
– Бедный Рунн.
Гипаксия грустно улыбнулась:
– Мне думается, мы с твоим братом оба не горим желанием вступать в этот брак.
– Но Рунн такой классный. И ты тоже. Может, у вас еще все срастется.
Брайс задолжала брату хотя бы попытку рассказать о положительных сторонах его характера.
– Быть классными недостаточно, – засмеялась королева ведьм. – Для совместной жизни нужно еще много чего.
– Конечно. Но он – хороший парень. По-настоящему хороший. Я сама удивляюсь своим словам, но… хотя я уверена, что ты любишь по-настоящему достойного человека, ты вряд ли найдешь себе пару лучше Рунна.
– Я запомню эти слова. – Гипаксия играла своим длинным локоном. – Помолвка с твоим братом была попыткой не дать материнскому ковену обрести слишком большую власть.
– Но ты только что рассказала о своем желании вернуть ведьмам былое могущество. Или ты хочешь, чтобы ведьмы стали могущественными… кроме ведьм из материнского ковена?
Гипаксия угрюмо кивнула. Брайс наморщила лоб:
– Разве сейчас ведьмы недостаточно сильны?
– Не так, как когда-то. В течение поколений могущественные роды слабели. Магия слабела. Казалось, их сила… уходит в пустоту. Материнскому ковену неинтересно доискиваться причин. Они хотят лишь еще большего нашего подчинения астериям.
Эта женщина освободила Ханта, открыто взбунтовавшись против астериев. Была ли Гипаксия мятежницей? Можно ли задавать ей такой вопрос? Брайс не знала, много ли Итан и Рунн успели вчера рассказать Гипаксии.
Противоположный берег реки скрывался за пеленой темного тумана.
– Откуда твоя мама призвала наставников? Из Костяного Квартала? Или из другого места упокоения?
– Когда жили мои наставники, подобных мест на планете не существовало.
– Они помнят времена до появления астериев? – искренне удивилась Брайс.
Гипаксия прищурилась, подавая ей знак не говорить слишком громко.
– Да. Они умерли задолго до открытия Северного Разлома.
– Значит, они помнят время, предшествующее астериям? – решилась спросить Брайс. – Когда Партос еще стоял?
– Да. Одна из моих наставников, Палания, преподавала в тамошней академии математику и естественные науки. Она родилась в том городе и там же умерла. Многие поколения ее рода жили в Партосе.
– Астерии не любят подобных разговоров. Им ненавистно, что до их появления люди сумели так много достичь.
– Они – классические захватчики. – Гипаксия всматривалась в туман, за которым скрывался Костяной Квартал. – В этом мире они подчинили себе даже смерть. Души, на чей покой когда-то никто не покушался, теперь, будто стадо, сгоняют в эти… зоны.
– Ты знаешь об этом? – встрепенулась Брайс.
– Мертвые рассказывали мне о своих ужасах. Когда мать умерла, мне пришлось кое-что предпринять, чтобы… Скажем так. Материнскому ковену очень не понравилось, что я нашла способ и моя мать избегла участи оказаться в месте «вечного упокоения». Правда, мне пришлось очень дорого заплатить за это. Я навсегда лишилась возможности общаться с нею. – Глаза Гипаксии потемнели. – Но я не могла отправить ее в зону вроде Костяного Квартала. Ведь я же знала, какая участь ждет ее там.
– Тогда почему бы не рассказать всем? Всему миру?
– Кто бы мне поверил? Знаешь, как астерии расправились бы со мной и моим народом? Дабы наказать меня, они бы истребили всех ведьм. Мама очень хорошо знала об этом и тоже предпочитала никому не говорить. Да и ты поступишь мудро, если будешь молчать. В День осеннего равноденствия я сделаю все, что в моих силах, и помогу Итану Холстрому и его брату, но мои возможности не беспредельны.
Брайс остановилась у парапета набережной. Внизу плескалась речная вода. Голубая утром, в темноте она становилась черной.
– А куда отправлялись мертвые до появления астериев? Наставники говорили тебе об этом?
Лицо Гипаксии вновь потеплело. На губах появилась улыбка.
– Нет. Но они говорили, что жизнь была… гармоничной. Спокойной.
– Как ты думаешь: души, собирающиеся здесь, когда-нибудь попадут туда?
– Не знаю.
– Невеселый получается у нас с тобой «девичий разговор», – призналась Брайс. – Очень даже депрессивный.
– Для меня это вообще первый «девичий разговор».
– Обычная девчоночья болтовня о разных разностях.
– Нас с тобой не назовешь обычными девчонками.
Нет, конечно. Они были… королевой и принцессой. Встретились как равные. Говорили о таких вещах, за которые могут и убить.
– Жизнь с короной на голове может быть очень одинокой, – тихо сказала Гипаксия, словно прочитав мысли Брайс. – Но я рада, что у меня теперь есть с кем поговорить.
– Я тоже.
Пусть она еще и не начинала разгребать очередную порцию отцовского варева… приятно было сознавать, что королева ведьм на ее стороне. Как и другие союзники.