Рен обернулась, чтобы посмотреть на Джулиана. Его темные глаза были широко раскрыты и полны муки, он безуспешно пытался освободиться от пут. Но Джулиан не мог ничего изменить.
Они были в меньшинстве.
Тем не менее она замедлила шаг и направилась к нему, хотя и знала, что не доберется. В этот момент появился регент, который положил на плечо племянника затянутую в перчатку руку.
Этот простой жест сработал лучше любого кинжала, содержащаяся в нем угроза была очевидна.
Рен захотелось кричать, ругаться, умолять… но любое слово, любое действие могло быть использовано против нее. Могло послужить доказательством того, как сильно она боялась.
Отвернувшись, девушка громко выдохнула. Оставалось надеяться, что Джулиана не тронут. Они не могут так просто избавиться от рычага давления.
Пока что.
Пока работа не сделана.
Хоук с трудом вошел в бассейн первым, Рен следовала за ним по пятам. Он больше не нуждался в маске и посохе, поскольку теперь у него имелся живой усилитель, с которым он в прямом смысле погружался в наполненный магией колодец.
Скользя ботинками, Рен ожидала услышать всплеск, но магия потрескивала на ее теле с резонирующим, похожим на вибрацию гулом. И все же чем глубже они заходили, тем сильнее становилось давление, похожее на то, что оказывала вода. Сопротивление, которое делало ее движения медленными и несколько затрудненными.
Пока в один миг умеренная пульсация магии, тяжесть вокруг ее тела, не изменилась. Теперь оно исходило не из окружающего ее мира, а изнутри.
Рен впитывала его, магия наполняла ее пьянящей, необузданной силой.
Раздался громкий лязг– Хоук прикрепил конец цепи к петле, вмурованной в дно бассейна, и это доказывало, что подобные ритуалы проводились и раньше. Рен попыталась тянуть цепь на себя, но металл был слишком крепким, а ее усилия слишком вялыми. Перед глазами плыло.
Ее конечности светились, кости виднелись сквозь кожу. Она стала сигнальным огнем, сосудом, переполненной чашей.
Магия поднималась выше, превращая все вокруг в светящуюся дымку, наполняя девушку до самой макушки.
Хоук взял Рен за руку. От этого прикосновения по ее телу прокатилась волна энергии. Магия запульсировала между ними– сквозь них, – создавая потрескивающую, почти болезненную связь.
Рен пыталась сопротивляться, отстраниться, но конечности налились свинцом. Их с Хоуком притягивало друг к другу, как магниты… как если бы сама магия удерживала их рядом. Они начали свой путь точно так же– в утробе матери.
Как одно целое.
Когда их взгляды встретились, Рен поняла, что он чувствовал то же самое. Знал, что все сомнения об их родстве, о связи между ними теперь исчезли. Она еще никогда не была так близка к кому-либо.
И так далека, потому что Хоук повернулся к ней спиной и приложил ее руку к раненому плечу, тем самым освобождая свои для того, что ему еще предстояло сделать.
Она видела каждое ребро брата, под кончиками ее пальцев его кости светились так ярко, что у Рен заслезились глаза. А его плечо… Хотя Рен не могла разглядеть мышцы и сухожилия, она готова была поклясться, что почувствовала, как рана от стрелы зажила, а плоть вокруг золотой нити Лео срослась. Хоук выпрямился, и его боль, отголоски которой Рен чувствовала в собственном теле, утихла.
Рен отшатнулась, предпочитая не углубляться в детали и посмотреть, что будет дальше.
Перегнувшись через край бассейна, Хоук приложил ладони к земле.
Неожиданно Рен перестала быть переполненной чашей. Она стала проводником. Каналом. Залитой до краев плотиной, которая была готова прорваться, а Хоук вдруг превратился в клапан, спускающий воду.
Он черпал магию из колодца, из Рен, и наполнял десятки трещин в полу ослепительным светом. Магия неуклонно растекалась, пока не коснулась ног ближайшего ревенанта. Доспехи засветились, точно так же, как в тронном зале, когда Рен впервые увидела Хоука… Только в этот раз он не ограничился одним призраком.
Хоук не солгал, когда сказал, что сильнее ее. Это было очевидно, глядя на то, как он себя контролировал. С поразительной сосредоточенностью качал силу, которая убила Локка, и раздавал ее целой сотне нежити без какого-либо физического контакта. Рен же от такого напора изо всех сил старалась не потерять сознание.
Поток достигал одного призрака за другим, и каждый из них вспыхивал, точно звезда на небе.
Как только магия достигала их шлемов, ревенанты оживали, двигали плечами и поворачивали головы, испытывая новые, более прочные тела.
В то время как Рен оставалась неподвижной, бессильной… Простым зрителем, даже несмотря на то что магия, возвращающая их к жизни, протекала сквозь нее…
Прошло несколько часов. Ее мышцы напряглись, глаза закатились.
Время перестало существовать, темнота затягивала. Мир утратил свои очертания, минуты потеряли свою значимость, как и различие между жизнью и смертью.
Но затем откуда-то из глубин ее сознания донесся раскатистый, наполненный силой голос Хоука.
– Ваша армия готова, моя королева.
Глава 26
Колени Джулиана болели от стояния на холодном каменном полу, плечи ныли, а руки были заломлены так, чтобы с легкостью связать запястья. Он выкручивал ладони как в попытке помочь крови циркулировать, так и в надежде ослабить путы, но, очевидно, ему не удалось ни то ни другое.
Но то происходило в глубине его сознания, в отдаленных уголках, которые все еще оставались в гармонии с телом и окружением. Остальная же его часть, его внимание было сосредоточено на Рен.
Хоук выполнил приказ. Он доложил об этом и закончил подачу магии. Рен лежала на дне бассейна, ее веки трепетали, тело все еще светилось от необузданной магии, пульсирующая природа которой уже начала утихать.
От Хоука тоже исходило странное магическое сияние, но стоило ему выйти из бассейна, как оно угасло.
Молчаливый слуга, он встал рядом с матерью. Не человек, а призрак.
Джулиану хотелось ненавидеть его за содеянное, но то, как он стоял, сгорбившись и опустив взгляд… Еще никогда Джулиан не видел, чтобы кто-то выглядел настолько разбитым.
Лезвие меча может затупиться, но от этого меч не перестает быть мечом.
Так говорил его дядя. Это означало, что природу того, что кто-то или что-то сделали, было не изменить. Хоук был сыном своей матери и не знал ничего другого. Его так воспитали. Именно поэтому ярость Джулиана была направлена не на него… Не совсем.
Он злился на другого человека.
Регент, похоже, забыл о том, что его племянник вообще был здесь. Завороженный видом своих солдат-ревенантов, он даже неосознанно шагнул к одному из них. Как мотылек, летящий на пламя нежити.
Как же Джулиан не замечал этого раньше? Все эти годы его дядя был одержим выживанием их Дома и возможностью потребовать то, что они когда-то потеряли. Всеми возможными способами. Джулиан полагал, что его одержимость нежитью базировалась на ненависти к тем, кто украл их земли и разорил их народ. Но за этим скрывалось совсем другое.
Восхищение.
Его дядя не разделял вещи на плохие и хорошие. Он видел только силу и слабость. Нежить для него была воплощением могущества. А если к их силе прибавить способности Дома Железа, то получалось нечто еще более мощное.
И этой причины было достаточно, чтобы он совершил подобное. Чтобы обрушил этих чудовищ на весь мир.
Джулиану нужно было остановить это до того, как кровь всех Владений оказалась бы на руках Дома Железа. Только вот Рен была без сознания. Лео спасался бегством, а сам Джулиан, связанный, стоял на коленях и только и мог, что наблюдать за происходящим.
Королева Трупов шагнула вперед. В обтянутой перчаткой руке она держала длинный железный прут, увенчанный костями человеческой руки, сжатой в кулак.
Когда она подняла его, рука засветилась ярким зеленым светом, как если бы к ней был привязан дух.
Хотя лицо Королевы скрывалось за черной вуалью, Джулиан осознал, что все ее внимание было приковано к железным ревенантам. Она вскинула скипетр, расправила плечи и расставила ноги.
Он ожидал увидеть невероятное магическое действо, поскольку кулак сиял все ярче, точно как Рен и Хоук, когда они черпали силу из колодца.
Но сияние, которое Джулиан видел, не было ярко-белым, как у чистой магии. Нет, оно было тошнотворным и призрачно-зеленым. Более того, свечение, казалось, исходило вовсе не от кулака, а от самой королевы. Поднимаясь из складок вуали и платья, оно тянулось по ее руке, пока не сливалось с костями на скипетре.
Прежде чем Джулиан понял, что происходит, из кончика скипетра вырвался яркий шар, разлетевшийся на сотни клочков призрачного света. Они, застывшие в пространстве и времени, воспарили, прежде чем опуститься на землю, точно снежинки.
Джулиан вздрогнул, опасаясь, что одна из них приземлится на него, но все до единой направились к ревенантам. Они оседали на их железных шлемах, поглощались нежитью, которая вспыхивала зеленым сиянием, прежде чем принять прежний вид.
Снова взглянув на королеву, Джулиан с удивлением обнаружил, что Хоук поддерживал ее за локоть так, словно она не могла устоять на ногах. Она действительно выглядела выбитой из колеи: рука, сжимающая скипетр, слегка дрожала. Тем не менее Королева оттолкнула Хоука прежде, чем регент успел заметить ее слабость.
– Армия нежити, – произнесла Королева Трупов звенящим голосом. Железные ревенанты вытянулись по стойке смирно, не менее двухсот солдат одновременно подняли руки в латных перчатках, синхронно отдавая честь.
Регент заметно вздрогнул, и Джулиан усмехнулся, наслаждаясь тем, как его высокомерного дядюшку вернули на землю, пусть даже и ненадолго.
Похоже, ритуал был окончен. Рен и Хоук наполнили солдат достаточным количеством силы, чтобы они смогли носить свои доспехи и отправиться в путь, а Королева теперь отдавала приказы. Но зеленые огоньки, упавшие на их шлемы, не давали Джулиану покоя. Все те разы, что он видел чистую магию, – даже когда ее использовали некроманты, – она светилась