ы.
Но вот Урбас бросил взгляд на Йога, тот понял и жестом указал, куда надо идти, вскоре они расселись в салоне внедорожника. Тамтам легко встроился в поток автомобилей и, краем глаза поглядывая то на улицы, то на шефа на заднем сиденье, озадачился: зачем шефу знакомство с городом, в котором он не собирается жить? Но свои вопросы он оставил при себе, ведь шеф может их проигнорировать, словно не услышав, а ты потом сиди, как дебил, которого молчанием приземлили к плинтусу. Но Йог развернулся всем корпусом к шефу:
– Павел Давыдович, когда начнем поиски?
– Завтра, Юра, завтра.
– Что такое? Почему лежим? Почему бутылку к лобику прижимаем?
– Не надо, не надо ерничать, – неласково встретила Щелокова Юлия. – А вот ты меня удивил столь ранним визитом.
– Дорогая, сейчас день, утро минуло давно.
Он плюхнулся в кресло, фактически разлегся и ноги вытянул, скрестил их – так чувствуют себя хозяева в собственном доме, а не в чужом. Что это с ним?
– А я имела в виду под ранним визитом праздник, ты что же, поработать решил в законный выходной?
Щелоков выдержал паузу, подперев кулачком свой короткий подбородок и с особо пристальным вниманием разглядывая тело на диване, приложившее дно бутылки к виску. Его интонация на этот раз не несла и доли шутливости:
– Где это ты так набралась!
– Какая разница? Хочу – пью, имею право.
– М-да… Плохой признак, раз ты заговорила о правах.
– Хватит о плохом. С чем вы прибыли, дорогой товарищ? Вы же оторвались от сто пятой кандидатки в жены не просто так.
Несмотря на очень-очень плохое самочувствие, Юля заметила в лучшем друге семьи не свойственную ему нерешительность. Он как будто пришел с определенной целью, но внезапно потерял ее и теперь не знал, что ему делать. Прозорливостью Юля никогда не отличалась, но сейчас видела Саню насквозь и, честно сказать, не нравилось ей то, что она видела.
– Понимаешь, Юла, тебе нужно уехать на время.
– Почему?
– Мы не знаем, кто свел счеты с Иваном и за что. Я должен в этом разобраться.
– Вот-вот, – подхватила Юля, правда, слабо. – Ты адвокат, занимался всеми делами Ивана, почему же не знаешь, кто и за что его мог пришить? Тебя-то почему там не было, если деловая встреча планировалась? Разве ты не должен проследить, под какими документами Иван ставит подписи? Странно, знаешь ли. И вообще, сколько было народу на нашей даче? Почему ты не в курсе?
Во как приложила Саню прямыми вопросами, что тоже с ней впервые случилось, сама себе удивлялась. Люди крайне осторожно говорят прямо, обычно неловко задать скользкий вопрос, сказать правду в лицо находится тысяча обходных приемов, которые оппонент попросту не слышит или делает вид, будто не понимает, потому что невыгодно. И первый раз, когда ехали к следователю Косте, Саня лихо ушел от ответов. Кто для него Юля? Дура, домашняя клуша, одноклеточное, она миллион раз чувствовала снисходительно-высокомерное отношение в свой адрес не только Сани, но и многих Ванькиных друзей-прихлебателей. Терпела. А сейчас – хрен ему. Сейчас – бунт!
– Юля, твой муж далеко не всегда советовался со мной, – наконец произнес он после длинной паузы, во время которой якобы изучал картины на стене (а ведь видел их бессчетное количество раз). – Если бы советовался, избежал бы многих неприятностей.
– Каких, например, м?
– У твоего Вани тяга к интригам причем, он на голубом глазу откалывал номер, а потом сообща приходилось выпутываться. Например, распустил слух, что строительство за городом маленького лекарственного завода приостановлено, так как бюджет разворован, а подрядчик смылся. Это была банальная сплетня.
– Мой Ванька проделывал подобные штуки?
Щелоков принялся гулять по гостиной, а это явный признак, что он занервничал, поэтому заговорил как робот – чеканным слогом:
– Да, милая, твой Ванька. Перепуганные инвесторы, весьма уважаемые в городе люди, кинулись спасать свои кровные…
– То есть забирать? Говори ясней, а?
– В результате строительство было заморожено, пока все выяснилось, время было упущено, сроки работ нарушены, деньги закончились. Это не все. Знаешь, зачем он это сделал? Отомстил собственнику завода! Тот его в упор не видел, а твоему мужу хотелось с ним дружить. Дру-жить! Дурацкое слово. Как, интересно? Вместе весело скакать где-нибудь по баням? Но с Ваней дружить народ опасался, его лишь терпели, зная каторжный характер твоего мужа.
– М-да, я бы Ваньку на месте подрядчика и хозяина завода точно грохнула.
– Ну, вот видишь… Так что грохнуть нашего Ваню – заветная мечта многих граждан любимого города. Знаешь, а ведь и у тебя есть повод… мотив…
К этому времени он подошел к дивану и наклонился к Юле. Улыбнулся. Этакой всезнающей улыбкой иезуита, поймавшего жертву за неприличным занятием. И Юля снова сделала открытие: Саня не просто неприятный тип, а она ему не доверяет… Нет, не так. Она никогда ему не доверяла, просто раньше не замечала за собой наблюдательности с проницательностью.
– У меня? – переспросила Юля. – Мотив?
– Да, дорогая, у тебя.
«Вот змей, он что-то хочет», – догадалась Юля, но вслух бросила ему вопрос, это же ее любимый формат диалога:
– А какой мотив?
– Ревность.
– Да ну?
– Ревность – очень серьезный мотив, Юла. Ревностью страдает все человечество, все нации, все расы, даже в племени Юмба-Мумба на почве ревности жестоко убивают. Она, как правило, влечет за собой второй мотив.
– Второй?
– Да… Месть. Ревность и месть ходят рука об руку, а результат данного тандема – жестокость и к тем, кто случайно оказался рядом с главной жертвой.
– Целых два мотива на одно преступление? – Юля делала вид, что соображает туговато, и ей это неплохо удавалось. – Какой ужас…
– Я всего лишь обозначил логику следователя Басина. Тебе нужно подготовиться к самому неожиданному повороту, просчитать, что говорить в тех или иных случаях, сделать домашние заготовки ответов, и при этом нужно взвешивать каждое слово до того, как произнесешь его.
Он проговорил свою речь таким противным-назидательным тоном сноба, вместе с тем так напористо, что Юля, несмотря на похмельный синдром, блокирующий всякую здравую мысль, взбунтовалась. Однако про себя. Обнаружить бунт и возмущение – это неумно, делать из Санечки врага – еще глупее, но не удержалась, опять же виновата не она, виноват бодун:
– А если… если это я взорвала Ваньку вместе с дачей?
Сама испугалась того, что сказала, да только поздно – фразочка попала в уши Ромуальдовича, и наступила пауза. Томительная пауза. Юля даже о головной боли забыла, видя перед собой Санечку, всегда самоуверенного и находчивого, а тут впервые растерянного друга и хранителя семьи. Но Саня человек стойкий, у Юли пробежали по спине панические мурашки, когда он неожиданно улыбнулся. Только улыбка улыбке рознь, на лице Щелокова она трансформировалась в оскал крокодила перед проглатыванием живой пищи.
– Я же сказал: взвешивай каждое слово, – процедил он без оттенков в интонации. – Запомни, Юла: никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не произноси глупость, которую ты сейчас сказала.
– Но если это я… – понесло ее, однако он монологом говорил, видимо, это свойство юристов:
– Даже если сто раз виновата. Завтра мы поедем в офис, и ты все бумаги из сейфа Ивана, компьютер, записные книжки отдашь мне. Заодно собери здесь все бумаги и ноутбук в его кабинете.
– А зачем тебе… бумаги и все такое?
– Буду разбираться, думать, как твою персону вытащить. Потому что тебя могут реально привлечь. Реально! И надолго посадить.
– За что? – рассердилась Юля, ей порядком надоел Саня, с которым нельзя говорить по-простому, всегда нужно думать: что он имеет в виду.
– Юла, не прикидывайся дурочкой. За последние дни я открыл в тебе много нового…
Неожиданно… Юля невольно дернулась и села, едва не стукнувшись лбом о лоб Щелокова, когда услышала резкий женский голос:
– Не похоронив мужа, она уже флиртует!
Хотелось бы ошибиться и списать этот стервозный тембр на слуховую галлюцинацию. Юля скосила глаза в сторону – какая уж тут галлюцинация, это Марья, сестра мужа собственной персоной. Младшенькая сестричка, разумеется, находится в стане свекрови, значит, не любит Юлю. Им обеим – маме с дочкой – видится жена Вани недоразумением, неумехой, дурехой и далее по списку, но главное – недостойной спутницей такого чуда, как сын-брат. И Саню перекосило, но до того момента, пока он не выпрямился и не повернулся к Марье, натянув улыбку профессионального лгуна:
– Кого я вижу! Прекрасная Мэри…
Ну, тут он не покривил душой, Марья по внешним данным звезда: фигура модели, шея лебедя, лицо одалиски, на котором ярко выделяются раскосые и блудливые глаза. Но характер… Два мужа сбежали, разве это не показатель? А ей всего тридцать лет (не старуха ведь), у нее шикарная квартира, две шикарные машины. Это при том, что делать она ничего не умеет, да и не делает. Марья готовилась, кстати сказать, в звезды, однако, не имея талантов, так и осталась звездой в узком кругу, что обозлило девушку несправедливостью.
– Ой, да ладно дешевые комплименты раздавать, – отмахнулась от Щелокова незваная (и нежеланная) гостья, усаживаясь в кресло. – Ребята, вы бы хоть полгода выждали. Ради приличия.
– А где доказательства? – вяло произнесла Юля.
– Мои глаза! – бросила ей Марья. – Я видела…
– Да кто ж тебе поверит, – промямлила Юля, ощупывая ступней пол в поисках тапочек. – Надо было сфотографировать то, на что топорно намекаешь. А без компромата твои слова ничто. Сплетня. Я правильно говорю, господин юрист?
Саня утвердительно кивнул, но это никак не воздействовало на Марью, наоборот, она презрительно фыркнула и громко заявила:
– Вы целовались, а я намекаю? Ну, даете…
Щелоков не мог позволить оговору пуститься гулять по знакомым, слухи – штука опасная, до следствия дойдет и – вся компания дознания выстроит пикантную версию. Следовало приструнить Марью, что, ой, как непросто.