– Откуда я знаю, кто там раздевался!
– Он не знает! – рассмеялась Юля горьким смехом оскорбленной, униженной и обманутой. – Ты бросаешь свой сарай открытым, и туда может залезть любая корова со своим хахалем? Залезть и раздеться! Зимой! Ха! Ха!
– На даче я машину не закрывал. И ключ в зажигании оставил. Кому там угонять и как? Может, кто-то и залез из моих гостей… с определенной целью… ну, ради секса… раз бюстгальтер нашли…
– У нас комнат мало, негде поразвратничать? – подловила его Юля. – А кстати! Ты что же с бабами туда приехал?
– Какие бабы, какие! Что ты мелешь?! У меня был важный день, дело всей моей жизни! А ты – бабы! С бабами проводят время, когда нет других забот! Бабы… в моей машине… Пф!
– Откуда же там взялся лифчик?
– А может… – оживился Иван, ему вдруг пришла на ум ценная мысль. – Может, следак тебя нарочно на понт брал! Ему нужны от тебя показания, а женщина выкладывает всю грязь про мужа, если ее сильно обидеть. Как тебе такой вариант?
Юля воскресила в памяти следователя Костю и признала: этот тип способен на любую гнусь, наверняка он стер грани между «можно» и «нельзя». А Иван тем временем почесывал макушку, явно вспоминая, каким еще способом бюстгальтер мог попасть в его машину.
– Еще… во время переговоров мы испортили много листов, дополняя пункты условий. Я просил одного гостя съездить купить пачку бумаги, он воспользовался моей машиной…
– Твои гости нищие, не имеют машин? Как же ты с бедняками решил создать общий бизнес?
– Имеют! – огрызнулся Иван. – Но на дачу я их привез сам! В город они приехали на форум, мне удалось вырвать этих людей на одну ночь! Так что машина была одна. И вероятно, молодой человек заехал к подруге… Да больше некому! Просто некому! А я, дорогая, делами занимался. Слушай, мне без твоих наездов хреново. Очень хреново.
На все Юлины доводы, обнажавшие ее сомнения, у него быстрый ответ, стало быть, Ванька не придумывает на ходу. Ответы логичные, искренние. Как тут придраться: мол, лжешь, негодяй? Ей стало стыдно, как становилось всегда во время ссор, осталось ощутить груз вины на плечах, обнять родного мужа, прижать к груди и зарыдать, разделяя с ним его «хреново». Но Юля чуяла шестым (и даже двадцать шестым) чувством, что это все уловки, ведь Иван не тот Ванечка, за которого она выходила замуж, – рисковый, отчаянный и веселый. А улыбка! У палача топор выпал бы из рук, если бы на эшафоте Ваня ему улыбнулся подкупающе открыто, белозубо, нелицемерно… Так что же не так? Все как будто осталось при нем, а он другой. Да, вот так: все то же, но не то. Или она стала другой? Главное, поймать Ваньку невозможно, не предъявишь же в качестве претензий свою интуицию!
– А чего Щелоков примчался? – спросил он более мягким тоном, ощутив, что жена в замешательстве. – Ему делать нечего после новогодней ночи?
– Жениться на мне жаждет, – мрачно ответила Юля.
– А серьезно?
– Требует завтра же отдать ему все твои записные, ноутбук и документы из офиса.
– Чего-чего? – вытаращился Иван, потом запил шок коньяком. – А ху-ху он не хо-хо? И как он объяснил, зачем ему мои документы?
– Он хочет спасти меня от тюрьмы. Ты ведь кому-то нагадил…
Иван и поморщился, и передернул плечами, слыша от жены словесное непотребство. Он еще выпил рюмку, закусил.
– Нагадил… Раньше я не замечал за тобой вульгаризмов.
– Надеюсь, я тебя еще порадую. Так что мне делать с Саней?
– Не давать, конечно.
– Как же я не дам твою писанину нашему любимому другу? Не забывай, меня и так подозревают в твоей смерти, он тоже.
– Откуда у тебя появилась эта манера – ехидничать? – возмутился Иван. – Скажи ему, что ты не знаешь, где что лежит…
– Саня знает: сейф, ящики твоих столов, компьютеры, записные.
– Придумай что-нибудь! Нет, Юла, ему нельзя отдавать мои архивы!
– Давай пошлю его куда подальше.
– Нельзя! Ты не знаешь, какой он мстительный. Думаешь, я этого интригана обожаю? Нет, я терплю его, иначе он меня уничтожит.
– Уничтожит? За что?
– Каждый человек в бизнесе допускает ошибки, я тоже допускал, а Саня их не забывал. Мне доводилось видеть, как он размазывал людей… Вот и все.
– Значит, так: отдать архивы нельзя и послать Саню нельзя! Прости, дорогой, а что же можно?
– Ну, выкрутись как-нибудь, Юла! Но так выкрутись, чтобы без последствий, без ссор с ним, чтобы Саня нам не навредил.
Юля выпила рюмку, поставила ее и поднялась:
– Ответь: ты-то решил, что делать будешь? Или всю оставшуюся жизнь проживешь в подполье?
– Не решил, не решил! У меня… стресс! Неужели непонятно?
– Ладно… Спи спокойно, дорогой товарищ, что-нибудь придумаю.
Она решительно направилась к выходу, но Иван ракетой перебежал к двери, загородил собой дорогу, широко раскинув руки:
– Ты куда?
– Спать. У меня тоже стресс, поэтому все время хочу спать – такова моя особенность.
– Юля… – заговорил он интонацией мартовского кота на подъеме. – Тут так плохо, а ты уходишь?
– Тут плохо?! Милый, ты зажрался. И забыл, что такое плохо. Дай пройти, у меня куча дел.
Иван предпринял попытку обнять жену и поцеловать в губы – не далась. Еще и наехала:
– Отстань, блин.
– Но я соскучился…
– Переживешь. Я не сплю с покойниками, а ты нынче у нас в живых не числишься. Пока.
Она поднялась в спальню и, несмотря на глубокую ночь, взяла телефон и позвонила. Ждала долго, так ведь понятно: человек спит. Наконец Михаил ответил сонным голосом:
– Юль, ты в порядке?
– Нет. Мишка, собирайся, вызывай такси и поезжай к офису моего Ваньки. (Пауза. Видно, спросонок Миша плохо вникал в смысл сказанного.) Ты слышишь?
– Ну да… А зачем?
– Будем грабить Ванькин офис.
Стоять одному зимней ночью на пустынной улице, обдуваемой ледяным ветром, к тому же под фонарем, чтобы заметила Юля, – не самое приятное занятие. Михаил и не стоял, он подпрыгивал, ходил вокруг фонарного столба, чтобы не закоченеть, и поглядывал на часы.
А ветер разошелся, пронизывающий насквозь, кусающий щеки и лоб, терзающий голые и скрипучие ветки над головой. Иногда казалось, дерево вот-вот рухнет прямо на Михаила и раздавит, как лягушку колесом авто, но ствол неподвижно стоял рядом с фонарем, а вот ветки бились друг о друга, словно у них дуэль. К счастью, из-за угла вывернули фары, вскоре обозначились очертания автомобиля, который остановился, не доезжая светового пятна. Когда Юля подошла, Михаил не удержался от легкого упрека:
– Я уж домой хотел ехать.
– Ладно тебе, я и так с крейсерской скоростью мчалась! Идем?
Он не тронулся с места, а сначала бросил взгляд на возвышение из четырех этажей за кованой оградой, затем предупредил:
– Матушка-барыня, ты хорошо подумала? Ты ведь воровкой станешь и меня вором сделаешь.
– Как я стану воровкой, если это все уже мое? Идем, а то, боюсь, меня опередят.
– Но почему ночью?
– Завтра с утра наш бескорыстный адвокат Щелоков жаждет забрать домой все – от Ванькиных компов до бумажек в мусорной корзине. С утра намылился.
– Не хочешь давать? Не давай – и все.
Юля задумалась, глядя на мрачное здание, видимо, ей тоже не хотелось (ой, как не хотелось) идти туда. Часто человек предчувствует нечто нехорошее, фатальное, но, несмотря ни на что, осуществляет свой замысел, потому что не сделать – будет еще хуже. Как известно, из двух зол выбирается наименьшее.
– Знаешь, Мишка, за последние дни у меня произошел переворот в мозгах, к тому же сложилось мнение, что меня обдерут Ванькины друзья, – и это в лучшем случае. Нет, пока я не узнаю, кто и за что прикончил Иванушку, предпочту спрятать все, что может помочь убийцам избежать суда и при этом ограбить меня.
– Резонно. А камеры слежения тебя не пугают?
– Не-а. У нас есть… вот что!
И Юля помахала тряпками перед носом Михаила, сунула ему в руки одну, вторую начала напяливать на голову.
– Это что-с? – поинтересовался он, рассматривая непонятную тряпку, поднятую к свету.
– А это… такие нахлобучки. Мы ездили на лыжах кататься и купили шапочки на всю голову… только с прорезями для глаз.
– М… балаклавы?
– Типа. Очень удобно, закрывают лицо, всю шею. Надевай, надевай, Мишель.
– Полагаешь, что этих… м… нахлобучек достаточно и нас не узнают?
– А у меня ключи от пожарного хода, там нет камер, если ты помнишь.
– Не помню. Я через пожарный ход не ходил.
– У тебя есть отличная возможность пройти неизведанной тропой. Камера на этаже, но мы залепим глазок пластилином. А кабинеты сразу у «пожарки».
– Ну, как скажешь. – Подойдя к запертым воротам, Михаил указал на них: – И как же мы теперь пройдем?
– Пф! – фыркнула Юля. – Перелезем.
Она принялась карабкаться первой, Миша и тут сделал слабую попытку предостеречь ее:
– А сигнализация?
– Какая сигнализация, какая! – зашипела Юля, находясь практически у цели. – Бизнесмены жадные, включая моего Ваньку! Они разорились на охрану из двух живых особей, а сигнализацию не посчитали нужным поставить. Мишка, не нервируй меня. Лезь, я сказала!
Доводы подействовали, и Михаил, довольно быстро перемахнув через ограду, помог сползти Юле. Все же он надеялся, что у пожарной двери она вспомнит о ключах, которых у нее нет, и поедут они по домам, несолоно хлебавши. Не тут-то было. Юля дама весьма практичная, из кармана она выудила связку, ключи болтались на брелоке с другими. Итак, оба беспрепятственно вошли в здание. Здесь не было темно, но и светло – так тоже не скажешь. На этажах горели дежурные лампочки, свет позволял хотя бы разглядеть направление, куда идти. Наверх, разумеется. Поднимаясь по лестнице, Михаил поинтересовался:
– А ключи у тебя откуда?
– У Ваньки взяла. Не знаю, зачем, но он сделал вторые ключи от пожарки. Может, шлюх водил сюда по ночам. А что! Вполне реально, пришел-ушел, а никто не заметил. Ванька репутацией дорожил.
– Когда дорожат репутацией, шлюх в кабинеты не водят. Тем более по ночам.