Всхлипнув, она пожала плечами, покачала головой, мол, не знаю.
– Да что тут думать! – из угла бросил Иван. – Убийцы знают, что мы остались живы, это не входило в их планы.
– Но за то, что кто-то выжил, не убивают, – возразил Алик. – Тем более молодую девушку, а не главную жертву, то есть вас. Должна быть весомая причина. Может, ты что-то знаешь, Влада… секрет какой-нибудь…
– Я?! – обалдела она. – Скажешь тоже! Да кто мне секреты доверит? А мне они на фиг? Иван вон о работе ничего не рассказывал…
– Его страсти по работе достались моим ушам, – вставила Юля с хладнокровным спокойствием, но это же внешний фактор, не более. Что внутри нее делалось, вряд ли поддается описанию. – Странно, почему меня не взорвали следом за верным мужем?
– Странно, – согласился Алик, думая о своем. – А причина-то есть. Ладно, пойдем дальше. Иван…
– Николаевич, – обернувшись к ним лицом и проткнув воздух указательным пальцем в направлении Алика, внес дополнение Иван.
Юля прыснула на реплику и закатила глаза к потолку, демонстрируя отношение к «Николаевичу».
– Иван Николаевич, – не возражал Алик, – но вы-то знаете, за что на вас покушались?
– Ну что ты, Алик, – криво усмехнулась Юля, – разве не видишь, наш с Владой Ванечка пострадал не за хрен собачий… то есть пока пострадали совершенно невинные люди, а ему повезло. Ване всегда везет. Во всем.
– Хватит! – вскочил Иван. – Хватит издеваться! Я не виноват ни в чем. Зависть подложила бомбу, зависть! Вам всем известно такое слово? Да, я везуч, так это достоинство, но в нашей стране – порок. Потому что каждая тля считает себя бегемотом. И гадит, гадит всем, кто удачлив, богат, талантлив. Откуда я знаю, кого корежит от моего вида! У меня все есть, все. А у кого-то нет и половины. И вот кому-то приспичило отнять это все, присвоить себе…
– Подождите, Иван Николаевич, – перебил его Алик. – Ваши слова можно свести к тому, что вы не знаете мотивов покушения на вас.
– Не знаю. Черт, теперь убийцы ищут меня.
– Хорошо, возьмем за основу мотив – зависть, – продолжал Алик как заправский детектив. – А Владу тоже из зависти пытались убить?
– Я же говорил, что убийцы видели, как мы спаслись, следовательно, ее решили убрать как свидетельницу.
– А почему не пришли сюда вас искать, ну, раз знали, что вы живой?
– Откуда я знаю! – поднял плечи Иван. – Придут еще, полагаю…
– Свят, свят, свят! – перекрестилась Юля. – Ванька, если они явятся, я тебя отдам им, на кой мне погибать за твои грешки? Я детей должна растить.
– Язва, – бросил ей муж.
– Зато ты сладкий, чистый, непорочный, – отбрила она, правда, без злобы, что в ее положении обманутой жены было бы вполне нормально.
Иван не стал препираться с женой, это могло привести к большому скандалу, а ему сейчас не нужны сотрясения. Без того Влада мозолила глаза, куда бы ее, дуру, деть? – примерно так думал он. Но мысль неслась попутно с главной, ее Иван и выложил Алику, ведь только с ним можно было вести адекватный диалог:
– На их месте я бы тоже не пришел сюда, а выждал, когда жертва выйдет, раз уж не получилось взорвать.
– Может быть, – уклончиво сказал Алик. – У меня еще вопрос: сколько человек находилось на даче?
– Лучше прямо, – буркнула Юля. – Сколько взорвано людей?
Иван кинул на нее скорбный взгляд и ответил ей же:
– Трое. Хватит мне напоминать об этой страшной минуте…
Алик понял, что сейчас беднягу понесет, его нервы как оголенные провода, поэтому взял внимание на себя:
– А кто мог обыскать ваш кабинет, что там искали?
Для Ивана это новость! Кстати, прескверная новость, что стало видно по его перевернутому лицу и растерянному лепету:
– Что?!! Мой кабинет?! Как это – обыскивали? Ничего не понимаю. Когда обыскивали?
– Недавно, как мне кажется, – ответил Алик. – После вашей, Иван Николаевич… мнимой гибели. Мы приехали с вашей женой в офис, там ждал адвокат, поднялись на этаж, а двери вашего кабинета и приемной оказались открыты.
– И что взяли? Юла, ты же была там с Саней, что взяли?
– Комп, бумаги, наверное… – нехотя поведала та. – Да не знаю я, там все вверх дном было, когда мы приехали.
– Мой кабинет ограбили… А сейф?
– Цел твой сейф, – сказала Юля, поднявшись. – Видно, не было среди них толкового медвежатника.
– А ведь если шли на серьезное дело, – рассуждал Алик, – связанное с опасностью, должны были прихватить и медвежатника.
– Все, не могу больше, – замахала руками Юля, – я устала и хочу спать. Завтра договорим, у нас теперь времени у всех полно.
Пикантная подробность: она ничего не рассказала Алику о своем ночном походе в офис мужа вместе с Мишкой.
Влада вышла в холл вместе со всеми, радуясь, что Юля не набила ей лицо, хотя имела законное право применить силу к разлучнице. Девушка застегивала куртку, когда Юля обратилась к ней:
– А ты куда собралась на ночь глядя?
– Я? – дернулась Влада.
– А тут еще кто-то одевается, кроме тебя? Иди в свою комнату.
– Но я не могу… я виновата… тебе неприятно…
– Иди наверх, – приказным тоном сказала Юля. – Здесь уже нет виноватых, здесь одни жертвы обстоятельств. Теперь жизнь начнется с чистого листа. У каждого.
Влада послушно сняла куртку и повесила в шкаф, идти-то действительно некуда, ее переполняла благодарность, только вот выразить свои чувства она постеснялась. Рядом очутился Алик, он, напротив, достал свое пальто.
– Алик, а ты куда? – забеспокоилась Юля.
– Проветрю голову, а то болит.
Он закончил одеваться, вышел на террасу, облокотился спиной о массивную дубовую дверь и немножко задержал взгляд на парке перед домом. А что – парк. И ухоженный, только в миниатюре. Мир в этом парке (и за ним) застыл в ночном забытьи, и туман, удачно опустившийся на землю, словно охранял тишину. Алику казалось, что даже шепот будет услышан в доме, поэтому он спустился по ступенькам и прошел ближе к ограде. Удостоверившись, что туман его почти укрыл влажной завесой, он достал из потайного кармана мобильник, включил. Ярко загорелся дисплей, Алик, хотя и стоял спиной к дому, все же прикрыл его рукой, а через полминуты говорил в трубку:
– Это я, привет. Не разбудил?.. У нас получилось, я закрепился…
13
Утром Влада встала пораньше, не спалось ей. Несчастная француженка Мила покоя не давала, ведь до сих пор – подумать только! – не знала, жива ли подружка, или ее давно уж нет. Как-то все закрутилось с бешеной скоростью, что в себя прийти не могла. Может, нужно чего Миле, может, уход или лекарства – Влада все для нее сделает. По большому счету, кроме Милки, у нее никого нет, кому можно спокойно довериться. Влада вышла из комнаты…
В доме тихо, значит, все еще спали. Она двинулась на кухню, добровольно решив взвалить на себя обязанности повара, в конце концов. Пришла, а там… бывший любовник, теперь уже бывший точно.
– Привет, – бросила она, проходя мимо, мама учила быть вежливой при любых обстоятельствах.
– А, эт-ты… – протянул он и умолк, допивая чай.
Влада повязала фартук, открыла холодильник и услышала недовольное ворчание:
– Ты как у себя дома.
– Но кто-то же должен позаботиться о завтраке и обеде? Ты ведь тоже поесть любишь.
Иван взял кружку и подошел к ней с озабоченным видом – Влада невольно отпрянула, испугавшись его. Впрочем, не такая уж она и дура, как считают многие, понимала, что Иван зол на нее, очень зол за вчерашний треп.
– Я чаю налить, – объяснил он.
Влада не вернулась к плите, а места там хватило бы – плита шестиконфорочная, девушка ждала, когда Иван отойдет. А он не торопился, налил заварки, затем тронул чайник…
– Остыл, – произнес, непонятно для кого.
Он зажег конфорку, поставил чайник и не отходил от плиты, хотя мог подождать за столом или еще где. И Влада предпочла держаться от него подальше. И подбородок задрала кверху, мол, я неприступная скала, а если тронешь – получишь сдачи. Говорят, от ненависти до любви – один шаг, вероятно, Иван прошел обратный путь: от любви к ненависти (а что касается Влады – она никогда его не любила). Потому его слова и напоминали скрип расстроенного инструмента, на котором не умеют играть, а не человеческую речь:
– Ты меня… продала. Задаром. Выходит, ты дешевка.
– Я рассказала правду, – возразила она.
– Ну да, ну да… Когда ты родилась, боженька забыл вложить мозг в твою пустую головку, там вакуум. Поэтому из тебя поперла правда. Дура…
Он отошел к столу, прихлебывая чай и заедая печеньем, а Влада получила доступ к плите. На его оскорбления она – ноль внимания. Если бы это был человек, которого любила, его мнение дорогого стоило бы, а у них отношения постельно-принудительные за плату.
– Правда… скажи, пожалуйста! – тем временем ворчал Иван с удрученным видом. – Кому нужна твоя правда, а? Взяла и разрушила мою семью своей правдой.
– Семью разрушил ты, – на спокойной ноте возразила Влада. – Тебе понадобился секс на стороне, я тебе его продавала. Все, магазин закрыт. Но ты же пойдешь к другой цыпе. Все уляжется когда-нибудь, и ты побежишь искать новую бабу. Так кто разрушает?
Неожиданно он подлетел к ней и зашипел, стиснув кулаки:
– Слушай, сгинь! Я дал тебе достаточно денег, на них ты можешь уехать… да куда хочешь! Ты мне всю малину испортила, имей совесть…
– Отстань от нее! – раздался сонный голос законной жены. Она появилась в длинном халате и смешных тапочках, села за стол. – Влада, у нас есть что поесть? А то этот совестливый сожрал все твои котлеты, ни о ком не подумал, никому не оставил. Зато как любит поговорить про совесть…
Иван не выдержал, ударил… нет, не жену, еще чего. Он ударил ладонью по столу, дескать, молчать, я здесь хозяин. Ему до сих пор хотелось брать верх, это привычное его состояние. Что ж, он был успешным, судьба его баловала, а избалованный ребенок всегда испорчен – это аксиома. У Ивана возникло ошибочное ощущение, что он фаворит богов, и то, что запрещено всем людям, ему разрешено, потому что он особенный. И вдруг весь уклад, привычная жизнь, ощущение себя в созданном им пространстве – да все-все, что наполняло смыслом его житье-бытье, рухнуло. Считай, за один миг рухнуло вместе с разлетевшимся вдребезги загородным домом. Наступил похмельный синдром, когда мозгам и телу плохо, исправить уже ничего нельзя, но привычки сильней натуры.