– Да мы вроде посылали акт…
– Из первых уст факты точнее, – выкрутился Алик.
– Удар нанесен сзади тяжелым предметом…
– Как думаете, что за предмет? Ведь любое ударное орудие оставляет на теле характерный след.
– Верно. Но не все так однозначно. На месте происшествия орудие не найдено… мы только предполагать можем. Что-то тяжелое наподобие биты или… или это и была бита. Человек, наносивший удар, небольшого роста, но очень сильный. Поэтому рана специфическая.
– Что значит специфическая? В данном случае?
– Я вкратце обрисую, грубо. Обычно бьют сверху, чтобы попасть по темени – последствия такого удара тяжелые, вплоть до летального исхода. А у Бабутко пострадала затылочная часть, представьте, череп проломили… наверняка концом дубины. Били с большой силой, если бы орудие попало по темени, думаю, у Бабутко не осталось бы шанса выжить. Конец дубины соскользнул с затылка, буквально стесал кожу с волосами. Это все. Извините, спешу.
Доктор быстрым шагом пошел по коридору, Алик, подумав секунду-другую, рванул за ним, чтобы уточнить:
– То есть, нападавший не достал до темени?
– Примерно, – бросил доктор, ныряя в кабинет.
Взглянув на часы, Алик решил, что времени хватит на Лору.
16
Юлю привезли в прокуратуру к Костику. Вели в наручниках!!! Это такой ужас, такое унижение… По пути Юля поняла, что она людям в коридорах глубоко безразлична, у них свои проблемы, но разве от этого легче?
– Вы подумали, вспомнили? – первое, что спросил следователь Костя, когда она села на стул напротив него и отметила про себя: он такой же чистый, наглаженный, ухоженный. А она вся провоняла черт-те чем.
Историю страстной любви Юля выложила без запинки, изложила красочней, чем Сане: целовались, выбежала в коридор, подпрыгнула, залепила пластилином…
– Угу, угу, – закивал следователь. – Пока вы прыгали, кто-то грабил кабинет вашего мужа, не находите?
Нечего было ему сказать, не убеждать же, что лично она не грабила, – он все равно не поверит и правильно сделает. Грабила. И наверняка у него есть какие-нибудь дополнительные улики, так что не стоило злить Костика, он же только и ждал, когда она откроет рот. А фиг ему!
– Пластилин вы всегда носите с собой на случай, если в помещении обнаружите камеру слежения, – дополнил он иронично, не дождавшись от Юли ответа.
Мужики удивительно стандартно мыслят, вот и Костик точь-в-точь Саня, но она дала тот же ответ, что и Щелокову: пластилин случайно оказался в кармане. Басин вперил в нее известный взгляд (знает, что умеет смотреть, уничтожая ментально), выдержал паузу, а Юля, идя сюда, заранее приготовилась к психологическому давлению, тоже смотрела на него в упор. Козырь-то есть – живой Ванька, но его пустит в ход лишь в крайнем случае. Также дошло, что ничего стоящего на нее у Костика нет. Значит, он обязан отпустить ее, потому мается, бедняга, тянет время, ждет, когда Юля сломается. Не успела она об этом подумать, как он разочаровал ее:
– Не получается у нас, Юлия Олеговна, консенсуса. Я задерживаю вас еще на три дня.
– Как! За что?! – дернулась она.
А он словно не слышал:
– По прошествии трех дней предъявлю вам обвинение, после чего вы будете находиться в следственном изоляторе до суда. Должен поставить вас в известность: пока суд да дело, времени пройдет много, иногда на расследование тратятся годы, а вы все это время будете загорать не на испанском пляже, а в следственном изоляторе.
Шла Юля по коридорам и, раздираемая злостью, ругала про себя следака: «Тупица! Осел! Нет, чтобы убийц искать, он меня хочет законопатить. Ну, гад, посмотрим, посмотрим, как ты будешь вертеться, когда я тебя опущу при всех. На суде это и сделаю… если Ванька мне свинью не подложит. Сбежит, вот тогда придется туго. Хоть бы кто из своих вызвал на свидание… А кто? Никого ведь нет, кроме мамы, но она далеко. Что же мне делать? На светило адвокатуры рассчитывать не могу, этому уроду тоже Ванькины бабки не дают покоя. Ничего не понимаю: у самого денег полно, живет безбедно и даже более того, а хочет еще больше! Вот народ! Вот это жадность! Патологическая!»
Так под собственный монолог Юля шагала по коридорам прокуратуры, опомнилась, когда ее посадили в легковую машину с ненавистной надписью «Полиция». Главное, обязательно нужно взять за голову лапой (возможно, немытой) и направить в салон, без этого никак нельзя! Юля резко мотнула головой, сбрасывая руку, тогда-то и очнулась. А тетки в камере говорили, есть специальная перевозка для преступников с решетками на окнах, по описаниям похожая на отдельную камеру, но Юлю возили в легковушке. Ехала и чувствовала лапу на голове, теперь, пока не вымоет волосы, лапа будет на ней. Так жалко стало себя, так жалко, что плакать захотелось. Вдруг заговорил один из конвоиров (наверное, двух мужиков по бокам именно так следует называть, решила она):
– Останови у магазина, я без сигарет остался.
– Не положено, – бросил через плечо водитель.
– Я тебе дам – не положено! Останови. Пока эту сдадим, времени пройдет… а курить охота.
– Никуда она не денется в наручниках, – согласился второй сопровождающий. – Останови, мы быстро.
– А я что, сторож вам? – возмутился водитель.
– Посторожи минуту, будь другом. Я тоже пожрать куплю.
Остановились. Полицейские побежали в супермаркет, потрясая сытенькими пузиками. Интересно, как эти стражи порядка с комплекциями Винни Пуха за преступниками бегают? Ведь не догонят. Тем временем водитель достал сигарету, начал щелкать зажигалкой, а та не выдала огонь.
– А, черт, – разозлился водитель.
Он осмотрелся по сторонам, кого-то заметив, нежданно-негаданно тоже вышел… Юля задохнулась от мысли, что сейчас… Да, да, да! Машину эти олухи не заперли. Ну почему – нет? Почему?! Конечно, полицейские приедут домой, устроят там обыск… Да хотя бы помыться успеть! Все, решено. Пока водила просит прикурить…
Юля открыла дверцу. Воровато озираясь, ступила на землю и… что есть духу ринулась к углу. Добежала. Спряталась за угол здания супермаркета. Выглянула одним глазком, она не боялась, что ее заметят, – темно же.
Водитель метался на пятачке, высматривая ее среди витрин, светящейся рекламы, светофоров и толп людей, идущих в обе стороны, – где уж тут найти арестантку! Не дожидаясь, когда еще два мордоворота выйдут из супермаркета, Юля кинулась бежать. А чтобы не поскользнуться и не упасть, она с силой вонзала тонкие каблучки в утоптанный снежный покров дорог, рискуя поломать их.
– Черт, такси не возьмешь, – бубнила под нос. – Денег нет, зато наручники есть. Меня сразу доставят по адресу – прямо Костику в лапы.
А бежать далеко. А в наручниках неудобно. Почувствовав некоторую свободу, она перешла на умеренно спокойный шаг. Вспотела – аж жуть, по спине текли ручьи. И смешно стало, необъяснимо смешно. Или это безумная радость накрыла? А свобода – вещь прекрасная, никто не ценит ее, пока на своей шкуре не прочувствует все неудобства ограничений. Юля шагала по переулкам и смеялась: ловко же она деру дала!
В блестящих агатовых глазах застыл спортивный интерес, когда Лора увидела перед собой классного мужика. Он представился помощником адвоката Щелокова, документы Лора предъявить не попросила, в квартиру впустила, поверив на слово, значит, не очень умна. Алик прошел в просторную комнату, как ни странно, здесь не было ничего лишнего, что не характерно для женщин, – вазочки, цветочки, пузырьки, фотографии в рамках, статуэтки и прочая дребедень отсутствовали. Минимализм полный! Из украшений лишь картина с изображением чего-то кубического, каскадные полки, на которых много дисков, столик с прозрачной столешницей и на полу ковер из искусственного волокна под натуральный мех. Диван и кресло имелись, Алик выбрал кресло. Лора – создание милое, высокое, стройное, модное. Ну, секретарша! А какой она еще должна быть? И эта крашеная блондинка! В городе эпидемия – встречаются одни блондинки, если не считать Розу, которую и женщиной-то нельзя назвать. Закономерный вопрос: сколько же лет красотке? Не двадцать, точно. И не сорок, разумеется. Тридцать, может быть… даже с хвостиком, ведь женщины обладают искусством прятать свой возраст.
Лора принесла газированную воду в стеклянной бутылке и два стакана, поставила на столик и придвинула его ближе к гостю. То есть, чаю не предложит, хотя он и от куска плохо прожаренного мяса (с кровью) не отказался бы, ну, и на том спасибо.
– В следующий раз впускайте в квартиру, только просмотрев документы, – решил он поучить ее уму-разуму.
Лора улыбнулась белозубой улыбкой, чуть вытащила руку из кармана алого халатика, в руке она сжимала… пистолет!!! Во это да! Лора не так глупа, как с первого взгляда померещилось. Но оружие…
– Не пугайтесь, это травматика, зарегистрированная, – сказала она певучим голосом феи. – Я не убью вас, только покалечу, если что…
– Хм! Вы предусмотрительны.
– А то.
– Лора, вы уже знаете, что вашего патрона нет в живых?
– Да. И очень скорблю, очень.
Было бы сказано! По ней не скажешь, что скорбит, скорее, это дань ритуалу на словах.
– А откуда вы узнали? – поинтересовался он.
– Слухи. Они быстро распространяются. Ужасная смерть, ужасная.
– Думаю, он ничего не успел почувствовать, даже не понял. А что вы скажете о вашем патроне?
– Это был человек… – пела Лора, помогая себе кистями рук, – больших планов, больших амбиций и больших принципов. Умный, щедрый, с чувством юмора. Ужасно любил смешить. Некоторым это не нравилось, но люди без искры, сухари по природе не способны понять искрометный юмор и оценить шутки.
– Прекрасная характеристика. А недостатками ваш патрон обладал?
– Конечно. Но я их не замечала. Зачем? Чтобы развивать в себе неприязнь к человеку, который платил мне неплохие деньги?
– А враги у него были?
– Ивану Николаевичу многие завидовали, это естественно, но врагов… явных врагов не было. Не могло быть. Он умел ладить, договариваться и убеждать.