- Они и так отлично поняли.
Штаваак подошел, чтобы помочь мне. Вместе мы вывели Зандера из зала и посадили в «Таурокс».
Мы смотрели друг на друга в десантном отделении БТР.
- Что это было? – спросил я. – Что ты творишь?
- Я действовал из самосохранения.
- Я видел только позорное кривляние.
Он пожал плечами.
- Лучше позорно кривляться, чем быть мертвым.
- Ты говоришь как трус, - мне еще никогда не было так стыдно за моего сына.
- Я говорю как реалист, - он был далеко не таким пьяным, каким казался.
- Я видел… - вдруг прошептал он. – Думаешь, мы не увидели бы в доме? Ты мог бы сказать нам. Мог бы по крайней мере быть честным.
- Что ты видел? – спросил я, похолодев.
Зандер не ответил. Он откинулся назад и яростно смотрел на меня всю дорогу.
Когда Штаваак высадил нас у Мальвейля, из дома вышла Катрин.
- Что ты сделал? – спросила она у Зандера.
- Ты сделала бы то же самое, если бы хотела жить! – огрызнулся он.
- Он был в питейном заведении советника Боканты, - сказал я. – Кричал всем, что покоряется Монфор.
Катрин с отвращением посмотрела на него.
- Если бы у тебя были мозги, ты бы сделала то же самое, - ответил Зандер без тени стыда.
- Значит, ничего из того, о чем мы говорили, что мы должны быть сильными и держаться вместе, ничего не значит для тебя?
- Нет. Не значит. – Он помолчал. – Ты же не видела это? В библиотеке?
- Не знаю, о чем ты говоришь.
- Пойдем со мной.
Зандер направился в библиотеку, его походка была вполне устойчивой, в ней сквозила злость. Я понял, что ошибался. Он совсем не был пьян. Спектакль в «Неумолимом Свете» предназначался исключительно для зрителей. Это разозлило меня еще больше.
В библиотеке Зандер направился к стене, расположенной напротив окна. Ее занимал шкаф с книгами, но по обеим сторонам от него были свободные участки. На одном из них, справа, был герб Штроков – скрещенные мечи над дворцом. Слева висела в рамке генеалогия, которая так встревожила Элиану. Я не обращал на нее внимания, пока не прочитал дневник моей жены, а после этого я сознательно избегал рассматривать генеалогию. Я не сомневался в достоверности того, что увидела Элиана. Просто я думал, что от разглядывания генеалогии ничего не изменится. И, похоже, Зандер намеревался доказать, что я прав.
Он указал на генеалогию.
- Смотрите! – воскликнул он. – Смотрите! Видите, что происходит с семьями губернаторов? Они просто прекращают существование!
Он повернулся ко мне.
- Ты знал об этом, не так ли?
Я кивнул.
- Все эти разговоры о наследниках, - вздохнул он. – Сплошной обман.
Боль в его голосе заставила меня вздрогнуть.
Катрин посмотрела на генеалогию.
- Так что, говоришь, это значит? – спросила она Зандера.
- Что мы обречены!
- Глупости.
- Как ты можешь так говорить? Ведь губернаторский титул никогда не передавался от родителей к детям! Вся правящая ветвь просто вымирала!
- Наше будущее определяет не этот листок бумаги.
- Я хочу быть уверен, что мое будущее он точно не определит. Поэтому Монфор должна знать, что я не претендую ни на что, тем более на губернаторство. И уж если я напуган, ты должна быть в ужасе. Потому что ты старшая. Следующая в очереди. Ты подвергаешься самому большому риску.
- Я уничтожу Монфор, - заявил я. – Она больше не сможет причинить вред моей семье.
- Это все замечательно, - вздохнул Зандер. – Но пока я постараюсь убрать себя из ее списка целей.
- Ты дурак и трус, - сказала Катрин. – Но то, что ты объявил себя дураком, не спасет тебя. Монфор не оставит тебя в покое лишь потому, что ты бесполезен. Ты все равно остаешься Штроком. И пока хоть один из нас представляет угрозу, она будет держать в прицеле всех нас. Ты лишь облегчил ей задачу. Теперь ты более легкая цель.
- Тогда никто из нас не должен быть угрозой! – завопил Зандер. – Дайте ей то, что она хочет! Разве губернаторство стоит того, чтобы за него умирать?
- Солус стоит того, чтобы за него умирать, - возразил я. – И долг тоже.
- Долг! – Зандер горько рассмеялся. – Смотри, что твой долг сделал с нашей семьей! Что он сделал с нашей матерью!
- Она понимала, что это значит, - прохрипел я, мое горло сдавило от гнева и чувства вины.
- О, и это ей помогло? Она понимала, что сломало ее? Прекрасно умереть ни за что, если ты это понимаешь!
- Ты жалок, - сказала Катрин. – Но продолжай. Кричи всем, что ты бессмысленное ничтожество.
- Я так и намерен сделать. Я хочу остаться в живых. Если вы двое ничего не хотите делать, я собираюсь сделать для этого все, что смогу.
- Ты пытаешься спрятаться от теней, - сказала Катрин. – Ты хочешь сказать, что на нашей семье проклятье? Ты собираешься произнести такую ересь?
Зандер не ответил.
- Отец сейчас губернатор, - продолжала Катрин. – Позже губернатором стану я. А ты можешь и дальше прятаться в бутылке.
- И что? Ты просто смиришься со своей судьбой?
- Я ни с чем не смирюсь.
Зандер попятился от нас.
- Я не понимаю, как вы можете смотреть на это доказательство правды моих слов и не беспокоиться.
- Согласиться с твоей трактовкой этого означает согласиться с ересью, - заявила Катрин. – Я принимаю лишь волю Императора, какова бы она ни была.
Зандер сразу утратил свою энергию. Его плечи поникли, на лице отразилось отчаяние. Как бы ни был зол я на него, я понял – то, что он сделал сегодня ночью, было неким извращенным видом смелости. Движимый страхом, он все-таки отчаянно пытался заставить нас свернуть с пути, который, по его мнению, вел к погибели. С его точки зрения мы были сумасшедшими.
С точки зрения Риваса я, несомненно, тоже был сумасшедшим.
Я задумался о том, как быстро Зандер пришел к выводу о злом роке, висевшем над нашей семьей, и как упорно он в это верил. Неужели ему хватило для этого лишь взгляда на генеалогию? Неужели простая случайность заставила его заметить генеалогическое древо на стене? Меня к дневнику Элианы привела отнюдь не случайность.
«Может быть, Элиана повлияла и на него, и он даже не осознал этого? Может быть, она пыталась спасти его».
Нет.
Я не мог допустить возможность того, что Зандер прав. Это был путь к пренебрежению долгом.
Зандер вздохнул, глядя на меня с гневом, скорбью и отчаянием.
- Поэтому ты вернулся? – тихо спросил он. – Чтобы убить нас?
Он не стал дожидаться моего ответа и ушел.
К своему стыду, я испытал облегчение. Мне нечего было ему ответить.
Сон не приходил. Когда он, казалось, наконец наступал, я с ужасом просыпался. Страхи и обвинения Зандера вихрем кружились в моем разуме. Волны сомнений и чувства вины нахлынули на меня. Я не мог поверить в реальность Элианы и отбросить ужас Зандера перед проклятьем. Я не хотел верить в проклятье. Я хотел думать, что на этот раз все будет по-другому, что вмешательство Элианы изменит что-то. Но у меня не было никаких оснований так думать. Это была лишь надежда. И мое незнание того, что случилось с моими предшественниками, словно ветер, вздымало волны все новой тревоги.
Когда я прокручивал наш разговор в памяти снова и снова, то все время видел лицо Катрин, исполненное сурового стоицизма, и понял, что это означало. Я подумал, не считала ли она, что Зандер сказал больше, чем она была готова принять. И то, что я видел в ее лице, было мрачным фатализмом, смирением перед темной неизбежностью.
«Ничто не является неизбежным».
«Вот как? Клострум был неизбежен. Там не было никакой надежды».
Это была злая мысль, воистину ядовитая. В своем полусонном состоянии я проклинал ее, боясь другой неизбежности. И я был прав, потому что она схватила меня и потащила на дно, под волны.
Во сне я из пучины сомнений был брошен в глубины ужасной определенности. Неизвестное будущее уступило место неумолимому ужасу прошлого. Я закричал, зная, что я сплю и вижу сны, и зная, какими будут эти сны. Я пытался проснуться, зная, что могу лишь погрузиться глубже.
Я был на поле боя, окруженный пламенем горящих танков. Я отползал прочь от обломков «Химеры». Чудовища были повсюду. Они были бедствием, бесконечным роем. Они были воплощением пожирания. Жала пронзали солдат. Когти вцеплялись в изуродованные тела. Тираниды поднимали трупы к небу, полному дыма. Я видел целый лес хитиновых копий, тянувшийся к багровому горизонту. Искажения сна сплелись с безупречным воспроизведением этой картины в памяти.
Несколько дней воспоминания о Клоструме не появлялись, словно щадили меня. Но они лишь затаились, чтобы ударить с еще большей силой. Эти воспоминания обожгли мои чувства. Я ощущал нечестивое зловоние тиранидов. Я чувствовал запах крови, человеческой крови, в таких количествах, что, когда я дышал, его теплый соленый металлический привкус наполнял мой рот. Клубы дыма вливались в легкие, и мучительный кашель сотрясал мою грудь. Земля резала мои руки.
Все было таким настоящим. В этом кошмаре все было именно так, как я переживал это в реальности. Я пытался подняться, и снова чувствовал боль, когда тиранид набросился на меня. Я чувствовал свою правую руку и ногу – и спустя несколько секунд чувствовал, что их нет.
Было во сне и то, что к нему добавляло мое воображение. Странные искажения реальности, пытавшиеся окончательно сломать то, что осталось от моего духа. В этом сне тираниды смеялись. Тысячи тысяч чудовищ ревели в свирепом хохоте. Этого смеха не могло быть, и в реальности его не было, но все же он раздавался в моих ушах так же оглушительно, как взрывы машин и снарядов. Он пронзал мою душу, как вопли раненых. Он продолжался и продолжался, ужасный ревущий смех, которого я не слышал тогда, но слышал сейчас. Это был смех злого разума, смех существа, скрывавшегося за силуэтами тиранидов и смеявшегося над хрупкостью человека перед ним.
Смех был невыносим. Он становился все громче, громче, чем рычание и вопли, мучительнее, чем удары по моим другим чувствам. Я завопил и не слышал сво