А больше всего нравилось ей, когда в прихожей уже перед самым ее уходом ей протягивали конвертик — мягкий, чуть помятый. И она неторопливо расстегивала молнию своей модной сумочки (чтобы хозяева успели оценить и прелесть сумочки, и неторопливость ее жеста) и опускала туда конвертик. Вжик — застегнула молнию, кивнула хозяевам с высоты своих метра пятидесяти шести сантиметров, попрощалась — и домой, домой, выстукивать каблучками «по-лу-чи-ла, по-лу-чи-ла».
Еще пять лет назад Римма решила, что жить так, как окружающие, они с мужем не будут. А будут… Нет, не шиковать, конечно, но и не бедствовать. Главное — иметь возможность позволить себе чуть больше, чем те же соседи в тапочках. Вот чего хотела Римма и в чем она убеждала мужа.
Василию, положим, было труднее, чем ей. Хоть и врач он хороший, и больница, где он работал, — одна из лучших в городе, но больше зарплаты не заработаешь — опасно. Опасностей Римма не любила. А вот она сама вполне могла к своей зарплате преподавателя прибавить конвертики, которых постепенно становилось все больше и больше: Римма Красницкая была хорошим репетитором. Последний год они с Васей наконец-то смогли позволить себе покупать и мелочи всякие приятные, вроде той же сумочки или перчаток, и чуть-чуть откладывать. «А пальто Васеньке какое чудное купили!» — вспомнила Римма Сергеевна и заулыбалась. Но улыбка быстро стерлась с ее лица: она вспомнила, что ей предстоит принять до сих пор неприятное решение.
Неприятное решение было связано с просьбой ее старой приятельницы Катьки Черненко. Они дружили с первого курса института — Римма, Катька и две Наташи, Наташа Красько и Наташа Бородина. К легкомысленной Катьке Римма относилась слегка покровительственно и свысока, а вот перед обеими Натальями чуть робела — особенно перед Бородиной. Та была вся такая безупречная, говорила всегда правильно и красиво, да и поступала всегда тоже правильно и красиво. Пока Римма бегала по своим ученикам, Бородина заканчивала аспирантуру и справедливо считалась самой умной из приятельниц.
А вот Катюха была самой бестолковой. И не потому, что училась плохо — нет, способности к языкам у Черненко были прекрасные, она их схватывала на лету, — а потому, что на двадцать втором году жизни ухитрилась забеременеть от какого-то симпатичного провинциала, да еще оказавшегося женатым. Римма поморщилась: «Женатый провинциал… Фу, какая пошлость!»
И полбеды, что забеременела. Неприятность, конечно, но поправимая. А вот то, что Катька решила рожать, Римма понять и оправдать не могла. Она постаралась объяснить подруге, на какую безбожную глупость та идет, но Катька никого не слушала.
— Римка, я его так хочу! — с сияющей улыбкой заявила она, морща веснушчатый нос.
— Кого? — не поняла Римма.
— Да ребенка же! — рассмеялась Катька. — Пусть он будет на моего оболтуса похож! Нет, лучше на меня — я красивее!
И залилась счастливым смехом.
— Катенька, милая, но как же ты жить-то будешь? — с оторопью спрашивала Римма (Катерина жила с бабушкой в коммуналке, родители ее давно погибли, помогать молодой матери некому).
— Ну как… как все живут, — пожимала плечами Катька. — Да ладно, Римусь, прорвемся! У меня же ты есть и две Наташки. Вот как станете все моего Сашуньку нянчить — я на вас посмотрю!
— Почему Сашуньку?
— Да потому что я уже имя придумала. Пусть будет Сашенька. Красиво, правда?
Римма смотрела на Катьку, не понимая — как можно быть настолько беззаботной? У нее самой уже был муж, да и родители в крайнем случае помогли бы, но она все равно не собиралась рожать. Нет, если вдруг, не дай бог, и случится беременность — только на аборт! Ведь работать нужно, зарабатывать, а какая работа с ребенком на руках? Конечно, есть ясли, но…
Что «но», Римма и сама не могла толком определить. Но точно знала одно: Катька делает огромную глупость, рожая ребенка бог знает от кого.
А Катька и в самом деле родила — Римма до последнего не верила, что это случится. Действительно назвала малыша Сашенькой, заливалась над ним счастливыми слезами и умилялась тому, как он сосет грудь — причмокивая, пуская молочные пузыри.
Римма в то время как раз нашла нескольких хороших учеников и крутилась-вертелась на своих каблучках с утра до позднего вечера: утром — занятия в школе, вечером — с учениками. Так что к Катьке она заглядывала редко и только от Наташи Красько время от времени узнавала: ребенок заболел, ребенок выздоровел, Катька очень похудела, она страшно недосыпает. Римма на все подобные новости особо внимания не обращала: конечно, болезни, конечно, бессонница — а чего ж еще ожидать? Все же ребенок — не игрушка. И даже какое-то скрытое удовлетворение испытывала от того, что беззаботность Катькина была хоть и немного, но наказана.
А вскоре раздался звонок в дверь, и Римма увидела на пороге саму Катьку — бледную, встрепанную, с некрасивыми зеленоватыми кругами под глазами.
— Привет, Римусь, — устало сказала Катька. — Сашуньку бабке оставила на полчаса. Чаем напоишь? Поговорить надо.
Римма поила Катьку чаем с вареньем и, закрыв дверь, чтобы Васеньке не мешать разговорами, слушала Катькин рассказ. А точнее, не рассказ — просьбу.
— Трудно мне, Римусь, — призналась Катька, поднимая на подругу покрасневшие глаза. Щеки у нее стали впалые, она похудела, и даже пышная грудь, Катькина гордость, куда-то исчезла. — Что недосыпаю — ерунда. Только вот жить нам с бабулей тяжело — на одну ее пенсию много не покушаешь.
— Кать, у нас с Васей никаких… — Римма споткнулась, подыскивая слово, — никаких запасов нет…
— Да нет, я не про запасы, — покачала головой Катька. — Римм, у тебя сейчас учеников много, мне Наташа рассказывала. Пожалуйста, порекомендуй меня кому-нибудь, а? Мне бы только до годика Сашку дотянуть, а там я его в ясли отдам, работать устроюсь. Не могу я его сейчас чужим людям доверить, такого маленького.
— А твой… оболтус ничего не платит тебе? — нерешительно спросила Римма.
Катька закатила глаза к потолку.
— Но если на алименты подать, или как там это делается… — предложила Римма. — В конце концов, он же отец, пусть отвечает. Если через суд нельзя, так просто найди его, поговори. Согласится, наверное, не захочет семью губить.
— Стыдно мне, Римм, — помолчав, ответила Катька. — Стыдно, правда. Как будто я чужое хочу забрать. У него ведь своя жена есть, да и дети, кажется. Нет, не могу.
«На алименты подавать стыдно, а учеников моих забирать не стыдно?» — мелькнуло в голове у Риммы, но она промолчала.
— Пожалуйста, Римусь, — повторила Катька. — Порекомендуй меня, я тебя не подведу. Ты же знаешь, что не подведу!
Римма только кивнула.
И вот теперь, идя на занятие, она с возмущением думала о том, в какое неудобное положение поставила ее Катька своей бестактной просьбой. Во-первых, нужно объяснять родителям, что теперь их чадо будет учить не она, Римма, а ее подруга. Еще не обязательно, что все согласятся. Но самое главное — лично она потеряет хороших клиентов! Потеряет не просто деньги, но и репутацию, в конце концов. Не зря же она зарабатывала ее! И в смысле материальном сколько она потеряет, пока найдет новых учеников… Причем летом, в самое неподходящее время… А все из-за чего? Из-за Катькиной глупости!
Римма даже остановилась и сердито топнула каблучком. Ну надо же! Ведь когда Римма предупреждала ее, Катька и слушать ничего не хотела, а теперь требует, чтобы Римма ради нее пожертвовала тем, что важно для нее самой. Да еще как важно!
«Отказаться?» — подумала Римма, но тут же отвергла эту мысль. Во-первых, выглядеть будет нехорошо: подруга попросила о помощи, а она отказала. Во-вторых, Катька обязательно расскажет обеим Наташам, и они, конечно же, осудят Римму, особенно Бородина. А ее мнением Римма дорожила, не говоря уж о том, что именно Бородина порекомендовала Римму двум очень хорошим семейным парам с детьми-подростками. Платили те хорошо, и приходить к ним в дом было приятно. Если принципиальная Наташа рассердится, то больше никаких рекомендаций Римма от нее не получит. Самое обидное, что никто не знает, как важны для Риммы ее частные уроки. А узнают — обзовут обидно стяжательницей, мещанкой, хотя Римме просто хочется жить нормально, вот и все.
От расстройства Римма проскочила нужный ей дом, и пришлось возвращаться назад. А вдобавок ветер налетел непонятно откуда, и она замерзла в тонкой летней блузке. Все не так, все некстати!
У подъезда на скамеечке сидели три бабушки в кофтах. Пробегая мимо них, Римма услышала обрывок разговора.
— Да не подходит он ей, не подходит! — убеждала одна бабулька остальных, неодобрительно качая головой. — Ничего хорошего у них не выйдет!
— Да ладно тебе каркать, может, и выйдет, — возражала вторая.
Все трое поздоровались в ответ на Риммино приветствие, и Римма заскочила в подъезд, зябко поеживаясь. Что же ей делать с Катькой?
Но в голову ничего не приходило. Только, как назло, навязчиво лезли голоса старушек. «Не подходит он ей…» Интересно, что там за мужчина или парень? И почему не подходит?
Римма остановилась, потому что ее неожиданно осенило, что нужно делать дальше. Ну, разумеется! Так никто не останется в обиде. Разве что Катька, но та сама виновата. В конце концов, нельзя быть такой безответственной да еще и разруливать свои сложности за счет подруг…
Первую неделю своего репетиторства Катя летала, как на крыльях. Римма передала ей трех своих учеников, и Катька каждый день бегала на занятия, старательно готовилась, повторяла то, что подзабыла сама. Она очень хотела понравиться родителям и поэтому утром долгое время проводила перед зеркалом, умывая лицо холодной водой, чтобы лучше выглядеть. Бабушке, конечно, приходилось тяжело с Сашенькой, но Катька успокаивала себя и ее тем, что это только на время. Зато к осени можно будет пальто купить, Сашке курточку потеплее… «Ничего, прорвемся!» — привычно повторяла себе Катька.
А в конце недели к ней зашла Римма. Ей явно было не по себе, и Катька поняла, что новости у подруги плохие.