— Виктория Ильинична, я жду, — напомнила она.
Окунева пожевала губами и неохотно произнесла:
— Горгадзе меня оскорбил. Сказал, что Боровицкий хотел написать книгу о моей юности.
— Что же тут оскорбительного? — подняла брови Раева.
— То, что никто ничего не понимает в моей жизни! — не выдержала Окунева. — Люди здесь говорят немыслимые гадости! Смеют даже утверждать, что я была… была … посредственностью! И такое — мне! Да вы знаете, что мне тогда сам директор сказал: «Вика, я плакал, когда ты выступала!» И после этого…
Лидия Михайловна знала, что останавливать поток воспоминаний бесполезно, поэтому отрешенно слушала. В голове у нее вертелись мысли, из которых она вытащила одну: с Денисовым нужно что-то делать. Он порой проявляет черствость, что родственникам пациентов весьма не нравится.
— Поймите, я не могла не дать ему пощечину! — взвизгнула Виктория Ильинична, врываясь в ее мысли. — Горгадзе сказал, что Боровицкий оставил записи, которые… которые выставляют меня в самом неприличном свете! И мерзавец посмел меня ударить! Его нужно гнать, говорю вам, гнать!
«Опять Боровицкий… — вздохнула про себя Лидия Михайловна. — Кажется, мертвый он стал еще менее выносим, чем живой». Двумя словами она успокоила бывшую балерину, пообещала, что Горгадзе будет наказан, и попросила вести себя сдержаннее. Окунева ушла, а Раева достала телефон.
— Послушайте, с Горгадзе нужно что-то делать, — сказала она в трубку. — Сегодня он сцепился с Окуневой. Боюсь, завтра он будет просто непредсказуем.
И нажала кнопку отбоя.
Даша забежала домой за Прошей и теперь быстро шла к пансионату. В голове у нее был полный туман. «Получается, что Красницкая была знакома с Боровицким раньше! И не просто знакома — у них был роман! Правда, мать Саши Ретривера сказала, что он быстро закончился, но почему ни Боровицкий, ни Римма Сергеевна об этом не рассказали?»
Дойдя до последней мысли, Даша остановилась так резко, что дернула Прошу за поводок. Пес обиженно гавкнул, но хозяйка не обратила на него внимания. «Красницкая спрашивала у меня что-то про компьютер Петра Васильевича… — вспомнила Даша. — Она еще удивилась, что на нем сохраняется информация. Но на самом деле в ноутбуке Боровицкого ничего не было… Что же такое он написал, что ей было неприятно?»
Даша спустила Прошу с поводка, и тот поскакал по тропинке. «Как ни крути, — думала Даша, торопясь за ним, — все дело опять упирается в те пять историй. Уж не под именем ли Инны зашифровал Боровицкий свою бывшую любовь? Но Римма Сергеевна никогда не была бизнес-леди и не делала карьеры… Какую карьеру можно было сделать репетитору по французскому? Господи, сплошные загадки!»
Она проскользнула в ворота, взглянув на охранника в будочке. Тот пристально смотрел на нее. «Интересно, долго еще он будет меня так спокойно пропускать?» — мелькнуло у Даши в голове, но в следующий момент она уже забыла про охранника. На ближней скамейке сидел Игорь Кириллович Горгадзе в спортивной куртке и тонкой шерстяной шапочке. Он повернул голову и заметил Дашу. На вытянутом морщинистом лице появилась неприятная улыбка, старик встал и, не торопясь, пошел ей навстречу.
Раева и Денисов смотрели на них из окна.
— Лидия Михайловна, может, позвать охранника? — неуверенно предложил Денисов.
— Зачем же? — задумчиво ответила управляющая. — Думаю, нашей гостье общение с Горгадзе пойдет на пользу. Может быть, даже отобьет у нее охоту следовать по пути покойного Петра Васильевича.
Главврач искоса взглянул на Раеву. Он никогда не мог понять, о чем она думает, и почти никогда — что имеет в виду, произнося ту или иную фразу. Но для него самого, пожалуй, спокойнее было бы не знать об этом. Денисов молча кивнул и вышел из кабинета. Уже за дверью его догнал негромкий голос Раевой:
— Вы все-таки будьте неподалеку. Мне не хотелось бы повторения утреннего инцидента.
Денисов опять кивнул. Подтверждать свое согласие вслух не требовалось — Раева и так знала, что он выполнит все, что нужно.
Подойдя к Даше, Горгадзе шутовски поклонился и нелепо взмахнул рукой.
— Может, я Боровицкого заменю? — с нескрываемым сарказмом поинтересовался он.
Даша молчала, пытаясь понять, как ей лучше себя вести. То, что старик настроен агрессивно, было очевидно. Становиться объектом нападения ей совершенно не хотелось. Но и уходить просто так она не собиралась.
— Простите, за что вы его так не любили? — вежливо спросила она.
— Да за все, — не задумываясь, ответил тот. Крючковатый нос и тонкие губы делали бы облик Горгадзе карикатурным, если бы не живая злоба, словно пропитавшая его насквозь. — Его все ненавидели. Но убил только я!
Старик с гордостью поднял указательный палец, как будто только что доказал сложную теорему.
Даша опешила, потом собралась с мыслями.
— Вы его убили? — переспросила она, изо всех сил стараясь не нервничать.
— Убил, разумеется, — кивнул Горгадзе, впиваясь в Дашу взглядом. — Ножом заколол. А нож в столовой взял. Подошел — раз! — и ткнул его. — Старик ткнул в Дашу длинным пальцем. — А вы что, не верите мне, что ли?
— Верю, — быстро ответила Даша. — Только вот следователь сказал, что Петра Васильевича убил случайный грабитель, который через окно залез.
Горгадзе нахмурился и покачал головой.
— Сама придумала? — с легким презрением в голосе спросил он.
— Нет, правда, мне следователь по телефону сказал! Вот поэтому я и удивилась…
— Врет твой следователь, как сивый мерин, — веско произнес старик, кривя рот. — Надо бы и его убить.
Он обогнул Дашу, чуть не столкнув ее в клумбу, и направился к пруду. Открыв рот, Даша смотрела ему вслед. Получается, сын Боровицкого был прав? Петра Васильевича и в самом деле убил сумасшедший старик?!
Не дойдя до пруда, Горгадзе неожиданно развернулся и пошел обратно. Даша и сама не смогла бы объяснить, откуда у нее возникло ощущение опасности. Ей показалось, что старик сообразил что-то и теперь собирается расправиться с ней. «Проша!» — мелькнуло у нее в голове, и она уже открыла рот, чтобы позвать собаку, но тут вмешался новый персонаж.
Горгадзе был в пяти шагах от нее, когда что-то прошуршало сзади и перед Дашей очутился маленький смешной человечек с венчиком волос, обрамляющих идеально круглую лысинку. На человечке была затасканная серая куртка в дырах.
— Ай-яй-яй! — погрозил он Горгадзе пальцем, и тот вынужден был остановиться.
Даше показалось, что она участвует в какой-то не очень удачной постановке. Даже название промелькнуло в голове: «Слишком много стариков». А маленький лысый человечек не отступал, и Горгадзе нависал над ним, словно собираясь клюнуть кривым носом.
— Это Дарья Андреевна, — сообщил человечек с лысиной, — друг моего друга. А ты ее обидеть хочешь. Нехорошо! — укоризненно добавил он.
Даша еще соображала, откуда старичок знает ее имя, а Горгадзе развернулся и пошагал прочь. Неожиданный защитник повернулся к ней, и Даша вспомнила, кто он такой. Местный сумасшедший, Ангел Иванович! Господи, еще один сумасшедший!
— А вы не бойтесь, — тонким голосом сказал Ангел Иванович. — Он не придет больше. Ходит да хвастается, а сделать ничего не может.
Сейчас он говорил совсем не так, как тогда, в лесу. «Картошечки хочется, а мне не дают», — всплыл у Даши в голове просящий голос.
— Он сказал, что Петра Васильевича убил, — с трудом разжав губы, выдавила она.
Ангел Иванович по-птичьи наклонил головку и моргнул.
— Петр Васильевич — мой друг, — нараспев сказал он. — Слушал меня, жалел. Как его убить можно? А ведь убили. Только не этот, нет. Жалко — всех убивают. Тебя не убьют? — Он с тревогой заглянул Даше в глаза. — Нет? Скажи, не убьют тебя?
Столько искренней заботы было в голосе смешного маленького человечка, что Даша быстро помотала головой и, повинуясь порыву, положила руку на рукав Ангела Ивановича. Тот улыбнулся, покивал и попросил:
— Ты уж, пожалуйста, не умирай. Вот друг мой слушал меня, слушал — и умер. А тебе я ничего рассказывать не буду. Ты и останешься живая.
Лицо его неуловимо изменилось — застыло, вокруг губ собрались мелкие складочки, глаза словно помутнели.
— А я ведь не виноват, — сказал он писклявым голосом и вцепился в Дашину руку. — Мне вот что — крики там, или бьют — а я ни при чем! И ведь не скажешь, да, не скажешь! А мне бы по солнышку и по берегу — а топят, и рыбок нет…
Человек залопотал что-то уже совершенно невнятное, раскачиваясь на месте. К ним подбежали две толстые медсестры в толстовках, взяли Ангела Ивановича под руки и нежно повели к пансионату. Он не сопротивлялся, не оборачивался на Дашу. Только прозрачные волосики над его головой трепыхались от ветра, и выглядело это так жалко, что она чуть не рванула за ними следом. Ее остановил негромкий голос за спиной:
— Дарья Андреевна, вы не хотите закончить свои эксперименты?
Даша узнала голос, обернулась.
— Почему же эксперименты, Лидия Михайловна? — ответила она вопросм на вопрос. — Я просто делаю то, о чем просил меня Петр Васильевич, — продолжаю его книгу.
— И о чем она? — после паузы спросила Раева.
— О жизни, — нашлась Даша. И сразу довольно неуклюже перевела разговор: — Скажите, а что с этим стариком, с Ангелом Ивановичем? Он совсем сумасшедший, да?
Раева повернула бледное лицо в сторону удаляющихся трех фигур.
— Да, он очень болен, — подтвердила она. — Мы делаем все, что можем, но он болен не только душевно, но и физически.
В обычных холодных интонациях Раевой Даша с удивлением услышала грусть.
— Лидия Михайловна, — внезапно вырвалось у нее, — зачем вы держите его здесь? Ведь с ним одни хлопоты!
Раева улыбнулась, глядя вслед старичку с лысиной.
— Потому что я решила, что так будет справедливо, — ответила она. — Если в силах одного человека хоть как-то компенсировать страдания, то это должно быть сделано. Потому что божье воздаяние далеко, да я и не верю в него, если ты что-то можешь — сделай это здесь, в этой жизни, своими руками.