– Замечательно. Погода, естественно, прекрасная, но, конечно же, не всегда. Жить здесь дорого, и ты уже это знаешь, но мне повезло: благодаря твоему отцу я ни в чем не нуждаюсь. Страховое пособие с работы, да еще страховые выплаты… Скажем так: Калифорния мне по карману. Я подрабатываю у тети Ширли. На самом деле я веду бизнес вместе с ней. Мы почти партнеры, хотя мы никогда это не обсуждали. На работе я зарабатываю на путешествия. В прошлом году мы с Бобом съездили на Гавайи, а в позапрошлом…
– Погоди. Что за Боб?
– Боб?
– Ты только что сказала, что съездила на Гавайи с кем-то по имени Боб.
– Я так сказала?
– Да. Так кто такой Боб?
– Боб Фойл. Он… Мы познакомились давным-давно. Нас представила твоя тетя.
– И ты с ним встречаешься? О чем это я. Ты ездила с ним на Гавайи. Ты с ним встречаешься.
– Боб был очень добр ко мне. Он работает в турагентстве…
– Он поэтому поехал с тобой?
– А что если и встречаюсь? В чем проблема? Ты что, не хочешь, чтобы твоя мать была счастлива?
– Ты собираешься за него замуж?
– Нет. Я уже была замужем. Я очень любила твоего отца, но мне хватило. Боб согласен со мной – он разведен. Вообще-то, у него было две жены. Как он говорит: «На две больше, чем надо».
– И живете вы вместе.
Вот уж чего я не ожидала услышать от своей матери.
– Не понимаю, почему тебя это интересует.
– Что равносильно признанию. Господи.
– Мы не можем пожениться, даже если бы захотели. Боб пытался разобраться, и он может аннулировать свой первый брак – он был очень молод, но церковь не разрешит расторгнуть второй. А мне не нужна гражданская церемония. Какая безвкусица.
Спасибо, мама.
– Поэтому вы решили съехаться.
– Не понимаю, почему ты так расстроилась из-за этого, Вероника. Теперь все так делают. Так устроен мир.
– И папе ты бы тоже так сказала?
– Пока я снова не выйду замуж, думаю, твоему отцу нет до этого дела.
Я рассмеялась.
– Забавно. Раньше я боялась, что папа разочаруется во мне, в моих поступках. Но теперь…
– Не сомневайся, Вероника, он бы очень разочаровался.
– Что, прости?
– Он был бы очень разочарован. Он возлагал на тебя такие надежды… Мы оба. Он не сомневался, что ты многого добьешься. После этих ваших ссор он всегда говорил мне: «Из нее выйдет отличный адвокат». Полагаю, степени у тебя нет, раз ты о ней не упомянула. Твой отец не одобрил бы ни одного мужчину, которого бы ты привела в дом, – по его мнению, никто не достоин его дочери, – но выбрать того, кто тебе годится в деды? У кого уже есть взрослый сын? Ты же понимаешь, кто ты для него.
– Не могу поверить, что ты мне это говоришь.
– Я знаю, что об этом подумал бы твой отец. Мы вместе прожили двадцать лет. Думаю, могу ручаться за свои предположения. Он бы не одобрил твой брак с… Роджером. Он, собственно, был бы очень в тебе разочарован.
– Невероятно.
– Не убивай гонца.
– Мне пора, – сказала я, и голос предательски дрогнул.
– В этом нет моей вины.
– Я перезвоню, – сказала я и положила трубку.
Я ждала, что телефон снова зазвонит, и до меня донесется злобный голос матери с другого побережья страны. Я держала руку на трубке, но не знала, собиралась ли ответить, если звонок раздастся снова. Кухня замерцала, а затем превратилась в калейдоскоп очертаний, и из глаз потекли слезы. Я ненавидела себя за то, что позволила матери довести себя до слез, ненавидела ее за то, что она точно знала, куда нужно ударить. Я не сомневаюсь, что мой отец не одобрил бы мою свадьбу с Роджером, и это даже не предположение, но он изменил бы свое мнение, как только встретился с Роджером, провел с ним немного времени, сходил с ним на бейсбольный матч. Я была папиной дочкой, это правда, и, несомненно, он хотел для меня только лучшего, но он также был прагматичным человеком, и я уверена, что, как только бы он убедился в серьезности наших намерений, то понял, что, как ни крути, а с моим решением придется смириться.
Я вытерла слезы, ощущая соленый привкус на губах. Я знала, почему она это сказала: маме было неудобно говорить про своего бойфренда, и она хотела сменить тему. А потом я опять подумала о Бобе, и новая волна слез потекла по щекам. Я не хотела лишать свою мать счастья. Честно, ни капли. Папы уже давно не было, и нет ничего плохого в том, что она решила двигаться дальше. И все же, зная, что никто и никогда не сможет заменить мне отца, даже со всеми ему присущими недостатками, я была не готова к тому, что у моей матери кто-то был. Понимаешь, он разводился дважды. После первого раза думаешь: «Откуда мне знать, кто виноват?» Возьми хотя бы Роджера и Джоан. Но дважды… Тут уже начинаешь задумываться. Почему это опять с ним произошло; в сущности – что с ним не так? Как ему удалось убедить мою мать, женщину, которая вбивала мне в голову, что секс может считаться Божьим даром только в браке – как у него, этого турагента, получилось соблазнить мою мать? Да, конечно, после того, как мне исполнилось семнадцать, и я начала встречаться с парнями, поняла, что мамино представление о сексе пришло из Средневековья, но я не хотела, чтобы она приходила к такому же выводу.
За спиной скрипнула половица. За мной с озадаченным видом стоял Роджер. Моя рука все еще лежала на трубке.
– Пытаешься мысленно заставить кого-то позвонить тебе? – спросил он.
– Наоборот, – ответила я, опуская руку.
– Мне показалось, я слышал телефонный звонок.
– Так и есть. Звонила моя мать.
– Неожиданно. Правда?
– Очень даже, – сказала я, шмыгая носом.
– Ее звонок, по-видимому, тебя очень расстроил.
– Это все глупости. Она позвонила мне, чтобы рассказать о своем новом бойфренде Бобе, дважды разведенном турагенте, – я рассмеялась. – Теперь, когда я сказала это вслух, звучит очень забавно.
– Это ее первый мужчина после смерти твоего отца?
– Первый, с кем она съехалась. По крайней мере, о других она мне не рассказывала. Не знаю. Она встречалась с парнями еще до того, как переехала в Санта-Барбару. Но ничего серьезного не было. Точнее, я не думала, что у них все было серьезно. Меня бесило, что она так легко меняет мужчин. Я жаловалась друзьям, что живу с четырнадцатилетней кокеткой. Ненавижу иронию.
Роджер кивнул.
– Понимаю. Закованная в страницы романов, она представляется интересным риторическим приемом; выпущенная в реальный мир, она становится зверем со стальными когтями и зеркалами вместо глаз.
– Это… Неплохо сказано.
– Спасибо. Теперь надо успеть эту мысль записать.
– Коварность преклонного возраста.
– Дерзость юности.
– Ты голоден? – спросила я. – Тарелка в духовке.
– Я как раз спустился, чтобы перекусить. Аромат твоей стряпни дошел до третьего этажа и вытащил меня из уединения на чердаке.
– Налей себе что-нибудь. В холодильнике есть пиво. А я достану тарелку. Отрезать хлеба?
– Нет, спасибо. А есть салат?
– Есть. Но к нему есть только сыр с плесенью.
– Просто замечательно.
Звонок матери стал новой темой для разговора. Мы сидели на кухне: Роджер ел, а я пила вино; мы мусолили ее слова, гадали, чем они были вызваны, как будто анализировали персонажа романа. Роджер удивленно поднял брови, когда я рассказала ему про ее слова об отце.
– Думаешь, она права? – спросил он.
– И да, и нет.
– Исчерпывающий ответ.
– Он бы… беспокоился, – сказала я. – Он бы спросил, зачем нам это все нужно, особенно тебе. Ему бы не очень понравилось, что я стала объектом желания человека в летах.
– К тому же одного с ним возраста.
– Да. Он бы поговорил со мной, попытался переубедить меня не выходить за тебя замуж.
– У него бы это получилось?
– Нет.
– Рад слышать.
– Конечно, без ссоры бы не обошлось. Может, мы бы даже не разговаривали какое-то время. Но в конце концов он бы смирился. А твои?
– Что – мои?
– Твой отец или твоя мать. Что бы они подумали, приведи ты меня в свой дом?
Роджер хмыкнул.
– Знаешь, я никогда не задавался этим вопросом.
– Потому что ты уже знаешь ответ и не хочешь о нем думать?
– Нет. Не знаю. Их бы больше оскорбило появление Джоан. В целом, их не заботил раздел между Севером и Югом. Мать была совсем не такой; отец же… Иногда, когда хорошенько выпивал, он начинал болтать о том, что эти чертовы янки были в ответе за… Да в общем-то, за все, что не так с миром. А вот если бы мир населяли такие люди, как он, то мир был бы намного лучше. Я помню, как однажды, незадолго до смерти, он снова завел эту шарманку, и, когда он дошел до этой части, я сказал: «Как ты? Пьяные, что ли?» Согласись, хороший ответ. Он пришел мне в голову за несколько лет до этого, но я не осмеливался его использовать. Он замахнулся и так сильно ударил меня, что я слетел со стула. Он ударил меня по голове, сбоку. В ухе еще неделю звенело после этого.
Но я отвлекся. Если бы отец был пьян, то назвал бы Джоан проклятой янки-сукой, которая мочится минеральной водой и испражняется икрой, – одно из его любимых высказываний. Если бы был трезвым, то чувствовал бы себя очень неуютно. Мама… Мама всегда меня баловала. Я не сомневаюсь, что она сделала бы все возможное, чтобы с радушием принять Джоан, но все равно бы остро ощущала классовый разрыв, да и Джоан никак не спасала бы ситуацию, смотря на родителей свысока – это у нее в крови.
– Как я рада, что мы опять говорим о твоей бывшей жене.
– Я только начал высказывать их соображения по этому поводу. Там, где я вырос, большая разница в возрасте между супругами не была редкостью. В большинстве своем это было вызвано тем, что жена умирала, оставив на мужа детей. Поскольку его возрасту сопутствовала и некоторая доля материальных благ, женщине он мог предложить нечто большее, чем трудности воспитания чужого ребенка. Она могла быть уверена в завтрашнем дне. У меня сложилось впечатление, что такие браки не порицались обществом.
Бывали, конечно, случаи – один или два – когда мужчина уходил к молодой любовнице еще при живой жене. В первом случае увлечение продлилось год, и мужчина вернулся в семью. В другом мужчина развелся со своей прежней любовью и женился на нынешней. И того, и другого называли проклятым дураком или проклятым старым дураком, где «проклятый» имел не только пренебрежительный оттенок, но и опи