Так близко к Теду мой разум был похож на хижину во время землетрясения.
– Прогони его! Ради бога, прогони его! Пожалуйста!
– Тед? – сказал Роджер, оборачиваясь. – Это ты? Тед? Сынок?
– Он прямо перед тобой! Разве ты не видишь? Ничего не видишь?!
– Нет, – ответил Роджер. – Я… Подожди… В другом конце коридора… Что это? Погоди, я… Тед? Это ты?
Прежде, чем я успела его остановить, Роджер бросился к лестнице, крича: «Тед?»
– Роджер! – завопила я ему вслед. – Не оставляй меня!
Но ответом мне служили топот ног по лестнице и затихающие крики.
Я попятилась обратно в комнату. Присутствие Теда взревело. Я ударилась о стену, и что-то уткнулось мне в почку – дверь шкафа. Тед, шаркая ногами, перешел порог комнаты. Все еще зажмуривая глаза и прикрывая их ладонью, я пыталась нащупать ручку, изо всех сил сопротивляясь внезапно возникшему искушению – скорее, неудержимому порыву отнять от лица руку, открыть глаза и взглянуть своей судьбе в лицо. У меня не было ни малейшего шанса спастись. Все, что я могла, – оттянуть неизбежное. Рука дрожала. Жуткое влечение увидеть Теда, увидеть его в истинном обличье, несмотря на все последствия, едва ли не ради этих последствий, вторило искушению. Он был в пяти шагах от меня, приближаясь со скоростью человека, которому некуда спешить. Когда дверь шкафа со щелчком распахнулась, я затащила себя внутрь. Вот тебе и узкое, ограниченное место, где я буду в ловушке. Я схватилась за ручку и уперлась ногами в раму шкафа. «Каково это? – поинтересовался тихий голосок в голове. – Каково это – сдаться, перестать сопротивляться и подчиниться неизбежному?»
Тед обрушился на дверь, и она дрогнула. По всей видимости, он решил, что сломать дверь будет веселее, чем открыть, а открыть ее он мог без особых усилий. Я совсем не похожа на Шину, королеву джунглей. В тот момент, когда мы оба прикоснулись к двери, я… Мое тело… Меня будто уронили в емкость с жидким азотом. Этого удара было достаточно, чтобы мой разум замер. Потом ничего не происходило, будто пленку фильма зажевало, но в следующую секунду Тед снова нанес удар. Снова затишье, а затем ручка чуть не вылетела у меня из рук. Затишье, а потом дверь так сильно дернулась, что меня отбросило назад, в платья, которые я развесила, чтобы позже рассортировать и решить, какие из них отдать на благотворительность. Несколько платьев упали на меня, и когда Тед в очередной раз ударил по двери, дерево с громким звуком Бам! начало расщепляться, и я судорожно начала стаскивать с себя упавшую ткань. Ужин поднимался к горлу. В следующий раз, когда Тед ударил в дверь, дерево застонало. Я отбросила последнее платье, вцепилась в крепкую вешалку, на которой оно висело, и протиснулась к задней стенке шкафа. Если в доме и были потайные ходы, тогда было самое время их обнаружить. Шкаф был шире, чем я помнила.
Как только я достигла последней вешалки с платьем, все стихло. Дверная ручка щелкнула, повернулась, и шкаф залило светом. Он обманул меня. Этот сукин сын убедил меня, что собирается проломить дверь, чтобы я отошла от нее, и тогда все, что ему оставалось, – это повернуть ручку. Его силуэт заполнил весь проем, и, клянусь, даже сквозь слепящий свет и ворох платьев в нем было что-то… В его фигуре… Что-то настолько неправильное, такое радикальное искажение, что ужин, который я пыталась сдержать, забурлил и вырвался наружу одной длинной струей.
У меня не было времени вытереть рот. Очертания Теда шевельнулись, и он зашел в шкаф. Но до того как он успел это сделать, я вскочила на ноги и побежала в противоположном направлении так быстро, как только могла. По всем правилам я в ту же секунду должна была влететь в заднюю стенку шкафа. Сбила бы себя с ног и упала на пол прямо к ногам Теда. Но вместо этого шкаф продолжался все дальше и дальше, его боковые доски превратились в стены коридора, по которому я бежала. Да, часть меня думала: «Это невозможно. Как такое может быть?» – но эти мысли заглушил топот ног по полу и движение рук.
Впереди замаячил свет: под потолком висела лампочка. В отбрасываемом тусклом свете я увидела, что деревянные стены шкафа превратились в гипсокартон. Когда-то давно они были выкрашены в кремово-белый цвет. Краска отваливалась огромными кусками и усеивала пол. То, что осталось на стене, было испещрено трещинами. Там, где стены были голыми, под отвалившейся краской скрывалась темнота. У меня не было времени, чтобы остановиться и рассмотреть ее. Тед гнался за мной, буря наступала мне на пятки. Я пробежала под лампочкой и увидела впереди дверь.
Через секунду я уже пролетала в нее. Или не столько в, сколько сквозь нее. Как будто… Как будто влетаешь в мембрану, чуть плотнее, чем та, которая окутала меня на днях. Как будто воздух превратился в ириску. Мир замедлился. Я никогда не видела этой комнаты. Это была гостиная, но меньше, чем в Доме Бельведера. Ее стены были выкрашены в тот же грязно-белый цвет, что и коридор позади меня, но трещин на краске было заметно меньше. Слева из грязных окон струился солнечный свет. Напротив стояла тяжелая коричневая коробка радиоприемника и пара кресел, цветочная обивка которых уже отжила свое; то же самое можно было сказать и про диванчик под окном. Рядом с одним из кресел стояла корзинка для шитья, а за другим – бутылка с жидкостью янтарного цвета. Справа от меня, рядом с дверным проемом, стояло пианино, заставленное черно-белыми фотографиями в рамках. Сигаретный дым придавал воздуху серый оттенок. Из дверного проема рядом с пианино я слышала голоса, точнее, только один, и он кричал:
– Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю, мистер!
В дверном проеме появился Роджер. От неожиданности я ляпнула: «Роджер!» – не успев осознать, что делаю.
Он не ответил, и я заметила, что он переоделся. Я видела его десять минут назад, и на нем была футболка-поло, джинсы и мокасины; теперь же он был одет в белую рубашку с короткими рукавами, черные брюки и черные туфли. Опустив голову, он пересек комнату, подошел к радиоприемнику и начал возиться с ручкой регулятора.
Снова раздался крик:
– Ты слышишь меня? Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!
В том же самом дверном проеме появился Тед; фотографии на пианино пошатнулись, когда он пронесся мимо.
Я закричала и постаралась развернуться, чтобы рвануть обратно по коридору, но там, за моей спиной, краем глаза я уловила в полумраке силуэт; несмотря на то, что его было едва видно, я зажмурилась и отвернулась. Тед все еще преследовал меня, но застрял в том же самом вязком воздухе, который держал меня. А передо мной…
Во-первых, Тед выглядел вполне обычно. Его лицо раскраснелось так же, как и тогда, когда я впервые увидела его на пороге своей квартиры. Он невнятно говорил и шел нетвердой походкой, но казался живым и здоровым. Он был одет в ту же одежду, что и Роджер, с тем лишь отличием, что его брюки держались на подтяжках, а на груди висел криво завязанный галстук. Он схватил Роджера за руку и рванул так сильно, что Роджер чуть не упал.
– Ты что, оглох? – спросил Тед.
– Ты не слышал, что я сказал? – ответил Роджер. – Я ушел, чтобы включить тебе радио.
– Какой заботливый! – Тед оттолкнул Роджера, и тот отшатнулся, ударившись бедром об угол радиоприемника. – Если бы я хотел послушать это проклятое радио, то мог бы включить его сам.
Роджер вскинул голову, уязвленно поджав губы; в его глазах плескалась ярость. Тед удивленно дернул плечами.
– Вы только посмотрите, – сказал он. – Неужели я вижу искру бунтарства? Не обманывают ли меня мои глаза? Неужели ты только что нарушил четвертую заповедь? Не собрался ли ты восстать против самого Бога? Ты что же, не помнишь, что сказано в Библии? Как такое возможно?
Он подчеркивал каждое предложение, тыча указательным пальцем Роджеру в грудь.
– Исход, глава двадцать, стих двенадцатый: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе». Что конкретно тебе здесь непонятно? А? Что именно? А? А?
Указательный палец вонзался в грудь подобно игле швейной машинки. Роджер попытался прикрыться руками. Тед отшвырнул их и продолжил торкать его пальцем.
Но прежде чем Тед успел среагировать, Роджер нырнул под руку и побежал к дверному проему. Тед потерял равновесие и с треском вогнал палец в радиоприемник.
– Сукин ты сын! – взревел он, прижимая руку к груди, а затем размахивая ею, будто флагом. Он повернулся к Роджеру, который застыл на месте.
– Не могу поверить, что дожил до этого дня, – сказал Тед, еще раз тряхнув рукой. – Сначала ты уходишь от отца, когда он разговаривает с тобой, а затем, – он протянул ладонь, – ты поднимаешь на него руку.
– Я не поднимал на тебя руку, – ответил Роджер.
– Когда это закончится? – сказал Тед, запрокинув голову, будто взывал к сочувствующему Богу. Он начал развязывать галстук, морщась, когда случайно дергал раненый палец. Как только с галстуком было покончено, он вытащил его из-под воротника и бросил на кресло. Затем он поддел пальцами подтяжки и опустил их, просунув под ними руки.
Роджер застыл в ужасе; он побледнел, сгорбил спину и согнулся в коленях.
Тед вытянул рубашку из штанов, а затем сказал:
– Я не могу тебя заставить проявить уважение к своему отцу, и это прискорбно. Но, можешь быть уверен, Всемогущий Бог призовет тебя к ответу за нарушение одной из Его заповедей. Не удивлюсь, если тебя будет ждать пламя Преисподней и целая толпа дьяволов, готовых испробовать на тебе свои вилы. Нет, я нисколько этому не удивлюсь. Ты можешь не уважать меня как отца, но ты будешь уважать меня как мужчину. Даже покалеченный предательством, я могу показать тебе пару приемов. Давай же. Вообразил, будто намного лучше меня, – так докажи.
Роджер поднял руки ладонями вверх.
– Па, прости меня. Я не специально.
– Поздно извиняться, – ответил Тед. – Поезд ушел. Давным-давно.
– Нет, па, – настаивал Роджер, – не надо.
– Не надо? – сказал Тед. – Ты все еще мне перечишь? Молодой человек, а не демон ли завладел тобою, раз ты стал таким смелым?