— Лифт теперь будет твоим первым помощником, — сказала Наде маленькая нянечка. — На операцию ты на нём поедешь и после операции будешь спускаться гулять, и в свою палату подниматься. — Тут нянечка пошутила: — Лифт у нас как живой: всё видит и за всех вас переживает.
Надя посмотрела на дверцы лифта, и дырочки в них ей показались глазами, а разведённые в разные стороны ручки от дверей открытым ртом. Тут лифт остановился, звякнул ртом-ручкой, и нянечка с Надей вышли. Напротив лифта была дверь с надписью: «Ординаторская».
— Это что за комната? — спросила Надя.
— Кабинет врачей, — объяснила нянечка, — тут они от вас отдыхают.
Надя улыбнулась. Выходит, «Ординаторская» — то же, что в школе «Учительская». Когда Надя приходила в школу на праздничный утренник, то видела комнату с надписью: «Учительская», и мама ей объяснила её назначение почти так же: «Здесь учителя от вас отдыхают».
Только «Учительская» понятно: комната для учителей и ребятам там делать нечего. А почему «Ординаторская»? — пожала плечами Надя. Написали бы лучше «Врачебная». Вот за ней «Гипсовая» комната. Очень понятно. Здесь гипс накладывают. И дальше «Перевязочная», тоже ясно без объяснений. А «Ординаторская» непонятно. Можно подумать, что в этой комнате врачей награждают орденами за трудные операции. Но для этого незачем делать отдельную комнату. Награждать надо в большом зале, в торжественной обстановке, чтобы все видели и радовались.
Не успели нянечка с Надей дойти до следующей двери с надписью: «Классная комната», как она распахнулась и из неё вышли в коридор четыре мальчика и три девочки. Все они были на костылях и казались невероятно неуклюжими.
«Это оттого, что у каждого закутана в толстый белый мешок нога», догадалась Надя.
Но вот из классной комнаты вышел ещё один мальчик, у которого белый мешок был на шее, и потому его голова откинулась назад. Точно он ужасно воображал. Даже нос у него смотрел не на Надю с нянечкой, а в потолок. Ему было трудно смотреть на окружающих, он мог только опускать вниз глаза. У девочки лет восьми, которая вышла из классной комнаты следом за мальчиком, левая рука лежала на каких-то металлических пластинках. Из-за этих пластинок рука тоже торчала вверх. Можно было подумать, что девочка кого-то приветствует или держит вверх руку, чтобы ответить учительнице.
Надя догадалась, что в мешках спрятаны те самые аппараты, которыми здесь лечат. Вот бы посмотреть на них!
А ребята тем временем рассматривали Надины ноги.
— С рассечкой операцию сделают, — сказал мальчик с перевязанной шеей.
— А вот и нет — бескровную, — заспорили с ним двое других.
— Слышала наших профессоров? — усмехнулась нянечка. — Скоро и ты такая же учёная будешь. В каком классе-то занимаешься?
— В третьем училась, — ответила Надя, — но из-за отъезда я уже сдала экзамены и меня перевели в четвёртый.
— А лежать будешь с третьеклассниками, они-то ещё не доучились, сказала нянечка и добавила: — У нас все палаты по классам разбиты. В первой первачки лежат, а в десятой — десятиклассники. Девочки в палатах «А», а мальчики — в «Б».
— А в какой палате дошкольники? — поинтересовалась Надя.
— Дошколята? — улыбнулась нянечка. — Вон в той, в «Птичьей».
Она подвела Надю к закрытой стеклянной двери, на которой были нарисованы снегири и попугайчики. Из палаты в самом деле доносилось птичье щебетание.
— Погляди-ка, какие тут у нас птенцы в гнёздышках лежат, — пропела нянечка и приоткрыла в «Птичью палату» дверь.
Малыши, точно по команде, повернули к вошедшим свои головы и насторожились. Очевидно, подумали, что к ним идут доктора. Почти все они лежали в кроватках с сетками. Только двое малышей, лет трёх, сидели на полу и строили из кубиков пирамиду. Каждый из них брал кубик одной рукой. Другая и у худого подстриженного, и у кудрявого крепыша была обтянута белым чехлом, из которого вылезали на ладошку блестящие тоненькие спицы.
— Играйте, играйте, мы на вас поглядеть пришли, — сказала нянечка и, прикрыв дверь, пошла с Надей дальше по коридору.
На стенах коридора висели различные вазочки, из которых свисали растения, похожие на длинные зелёные бороды.
Больница Наде понравилась. А вот какая у неё палата и кто в ней лежит, ещё неизвестно.
Глава пятая. «Новая квартира»
Нянечка отворила дверь в палату, и Надя… никого не увидела. Только пять пустых кроватей. Это и обрадовало и испугало Надю. При нянечке знакомиться было бы лучше.
— Почему здесь никого нет? — спросила она.
— Кино пошли смотреть. У нас в холле телевизор с самым большим экраном. Точно в кинотеатре сидишь… Ты вот тут располагайся. — Нянечка указала Наде на самую крайнюю к двери кровать. — В тумбочку свои вещи положишь и всё, что мама принесёт.
Сейчас Наде класть было нечего. Она открыла дверцу тумбочки и заглянула в неё: два пустых тёмных ящика. И оба большие. Сколько всего положить можно.
— Ну как, нравится? — спросила её нянечка и тут же добавила: — Напиши маме записку, как устроилась. А то она там внизу волнуется.
— У меня карандаша нет и бумаги, — оглядываясь по сторонам, растерянно проговорила Надя.
— Сейчас принесу, — улыбнулась нянечка и вышла.
И тут Надя услышала ребячьи голоса и постукивание костылей. Очевидно, кончилось кино. В палату друг за другом вошли четыре девочки. Надя хотела сказать им, что она новенькая, но не успела, потому что девочка, стоящая позади всех, вдруг воскликнула:
— Ермакова, это ты? Надо же! — И, обернувшись к подругам, объяснила низким, чуть грубоватым голосом: — Мы с Надькой прошлым летом в санатории вместе лечились на море. Бояка она жуткая. Никогда в воду без матери не входила. Всегда за ручку.
— Мама боялась, что у меня будут судороги, вот и не отпускала одну, поспешила объяснить Надя, а про себя подумала: «Какая же противная эта Галька! Не успели встретиться, а она уже свой вредный характер показывает. Теперь девочки подумают, что я трусиха».
Но никто из них не обратил внимания на слова Гали Скульской. Самая высокая девочка, в очках, спросила Надю:
— А ты откуда приехала?
— Из Москвы, — ответила Надя. — Раньше мы жили в пригороде, а когда Москва стала расширяться, мы тоже стали Москвой.
— А как наш Киев вырос! — снова воскликнула Галя Скульская. — Наверное, раз в десять. Киев самый красивый город в мире!
— Ты так потому говоришь, что в Баку не была, — возразила ей черноглазая Джаннат Шамхалова. — Наш город на серебряном море стоит. Про него даже в песне поётся: «Ты в море шагнул, Баку, ты моря хозяин, Баку».
— А я тебя уже в коридоре видела, — перебив Джаннат, сказала Наде хорошенькая и самая маленькая девочка с аппаратом на руке.
Это у неё рука была в таком положении, точно приветствовала всех. На её руку Надя ещё в коридоре обратила внимание, а вот большие голубые глаза и длинные густые ресницы заметила у девочки только сейчас.
— Дайте мне кто-нибудь карандаш и листок бумаги, — спохватилась Надя, маме записку написать. Она внизу ждёт.
Хорошенькая Оля и девочка в очках, Варя Осипова, протянули Наде авторучки с бумагой. Чтобы никого не обидеть, Надя взяла у Олечки авторучку, а у Вари листок бумаги и, подойдя к тумбочке, стала писать:
«Мама, мне здесь нравится. В нашей палате лежит Галя Скульская. Помнишь, прошлым летом мы познакомились с ней на юге. Принеси мне конфет, печенья и лимонада. А то у всех тумбочки полные, а у меня совсем пустая. Целую тебя очень крепко. Надя».
Только Надя кончила писать, как в палату вошла нянечка с карандашом и бумагой.
— А я уже написала, — сказала ей Надя.
— Вот и хорошо, — принимая из её рук записку, проговорила нянечка и перед уходом наказала девочкам: — Смотрите не обижайте свою новую подружку!
— Мы её сейчас испытаем! — весело крикнула вдогонку ей Галя Скульская.
Надя насторожилась: что ещё затевает Галька? Но Варя Осипова поспешила успокоить ее:
— Игра у нас такая. Её один мальчик придумал, который тут лечился. «Лучший клоун» называется.
Скульская пододвинула поближе к дверям стул, села на него так, чтобы видеть все пять кроватей, и стала объяснять Наде игру «Лучший клоун».
— Значит, так. В цирк приходит фотокорреспондент из газеты. У него задание: сфотографировать лучшего клоуна. Клоунами будете все вы, а я фотокорреспондент. А как из вас лучшего выбрать? Вот корреспондент и решает: как хлопнет в ладоши, все клоуны застывают в смешных позах. А он выбирает из них самого плохого и выставляет с арены…
— То есть из игры, — пояснила Варя.
— Потом снова хлопает, и так до тех пор, пока не останется один — самый смешной клоун. Тот и считается победителем. Ясно?
— В нашей палате самая лучшая клоунша — Джаннат, — сказала Олечка. — Мы её никак не перекорчим.
— Приготовились! — крикнула Скульская и, выждав несколько секунд, хлопнула в ладоши.
Девочки тотчас состроили смешные рожицы. Кто на какую способен. Маленькая Олечка с весёлым видом высунула язык и немигающим взглядом уставилась на Скульскую. Варя приставила к носу обе руки и быстро замахала пальцами, точно показывала кому-то длинный нос. Джаннат сморщилась так сильно, точно съела горькую-прегорькую таблетку. Даже её прямой и остренький носик вдруг раздулся и потолстел. Наде стало смешно, и, вместо того чтобы самой что-то изобразить, она засмеялась.
— Смеяться нельзя! — закричала на неё Скульская. — Ты не зритель, а клоун.
— А может, она клоун, который смеется, — заступилась за Надю Варя Осипова, — откуда ты знаешь?
— Да, клоуны всегда смеются! — схитрила Надя и, указав пальцем на Скульскую, засмеялась ещё громче.
— Тогда ты выходи из игры, — сказала Варе сбитая с толку Скульская. Ты совсем не смешно сделала свой длинный нос.
Варя не возражала. Главное, чтобы первой не вышла из игры новенькая. А то за ней закрепится слава самого плохого клоуна палаты. А пока у них такого нет. Олечка, Варя и Скульская никак не превзошли друг друга, хотя в жизни Скульская очень любит гримасничать. Наверное, потому в игре она всегда хочет быть фотографом.