– Не знаю, чего ты хочешь от отца, – сказала Саванна, – но иди сейчас. Он ждет звонка, после которого мы займемся делами, а пока точно свободен.
Мэтт кивнул и направился к двери кабинета. Не вовремя вспомнилось, что Саванна и вправду познакомила его с Элис, но после этого не общалась с ней и говорила ему, что стоит подумать, а Элис не самая благонадежная девушка.
Это Мэтт не слушал. А Саванна явно не считала его «младшим братцем», чтобы опекать.
Эндрю Лэнгфорд изучал бумаги в светлом кабинете и обрадовался Мэтту. Высокий, с аккуратной бородой и в строгом костюме на заказ, который идеально сидел. Чем-то неуловимо напоминающий мать.
– Привет, дядя Эндрю, – улыбнулся Мэтт.
Эндрю Лэнгфорд, брат Мэри Эш, в девичестве Лэнгфорд. Родной дядя Мэтта – и единственный живой. Иногда казалось забавным, что Саванна одновременно кузина Кристоферу Янгу по матери и Мэтту с Даниэлем по отцу. Если в мире действовал принцип пяти рукопожатий, то Мэтт на полном серьезе считал, что в Новом Орлеане что-то типа принципа пяти поколений. Кто-то с кем-то точно связан, пусть не кровно. Как они с Янгами. Как Даниэль, лучший друг которого – внук дедушкиного лучшего друга.
– Мэтт, как я рад!
Дядя Эндрю походил на Мэри внешне, но не внутренне. Он вряд ли верил в бога, но точно ходил на воскресную службу, если это выгодно и позволит наладить контакты. Не было ничего удивительного, что он стал хорошим другом Роберта Эша. Познакомил его со своей сестрой, а позже те поженились.
Насколько знал Мэтт, отец и дядя Эндрю до сих пор периодически встречались, обсуждая бизнес, любимые футбольные команды и сорта виски. Может, дядя Эндрю даже просил отца провести тот или иной ритуал для привлечения удачи.
– Мэтт, ты должен рассказать, как у тебя дела.
Дядя Эндрю предложил бурбон, удобное кресло и благодарного слушателя. Хотя Мэтт не собирался вводить его в курс дела о проклятии, но неожиданно для себя понял, что рассказывает ему об идее покупки книжного магазина. Почти надеясь, что тот покачает головой и убедит Мэтта, что это поганая мысль.
– Это отличная идея! – дядя Эндрю стоял, прислонившись к столу и так всплеснул рукой, что чуть не вылил остатки бурбона из стакана. – Ты уже сказал Робу?
Мэтт не знал, что приводило его в больший ужас. То, что кто-то называет отца «Робом», или мысль о том, как расскажет о книжном?
– Нет! Еще нет. Пока другие заботы. У него тоже.
– Хорошо, буду держать рот на замке. Он должен узнать от тебя, а не от меня.
– Я еще ничего не решил!
– Почему нет? Ты можешь управляться с делами, если сам того захочешь. Привлеки брата. Роб волновался за него в последнее время.
– Да?
Вряд ли речь о проклятии. Отец сам узнал на днях! Дядя Эндрю смутился и отвел взгляд, как будто сболтнул лишнего.
– Ну… раньше Роб волновался за тебя, но говорил, ты взялся за ум. А вот Даниэль отстранился после аварии. Роб работает с ним, но даже не понимает, насколько он в порядке.
Он отстранился от живых, подумал Мэтт. Приблизился к мертвым, так что теперь Мэтт их даже показывать может. К счастью, к живым Даниэль ближе – если проклятие его не утянет.
– Я хотел кое о чем попросить.
Дядя Эндрю вмиг стал серьезным. Он нахмурился и свел брови, так что теперь фамильное сходство с Мэри угадывалось невооруженным взглядом.
Он знал, что Мэтт не стал бы спрашивать без повода. Значит, дело важное.
– У тебя ведь есть выход на полицию, – сказал Мэтт.
– Иногда мы взаимовыгодно сотрудничаем.
– Мне нужна информация. Как можно подробнее. Все данные, что хранятся в их файлах.
– О чем?
– Как умер Майкл Эш.
18. Правда редко приносит покой
Даниэлю с детства снились кошмары.
В них он переживал то, что происходило днем, обычно сильно преувеличенное, зачастую искаженное в ужасную сторону. Как будто страхи и тревоги, которые Даниэль не мог толком выразить, отражались в картинках в его голове.
С утра он вставал разбитый, но пил кофе, приходил в себя и забывал о кошмарах на ближайшие месяцы или годы.
После аварии тьма снилась часто, в основном с Анаис и ее смертью – и с мраком, который поглощал самого Даниэля и не исчезал утром, а таился в сердце. Потом сны утихли, но недавно – с проклятием – вернулись. После того как лоа насылал видения на Мэтта, Даниэлю тоже это приснилось. Но в его голове всё исказилось в картинку мертвого Мэтта, который почему-то истек кровью, а ползали по нему не змеи, как он рассказывал, а огромные, отожравшиеся черви.
Этой ночью Даниэля преследовали, что-то новенькое. Напоминало зомби-апокалипсис в отеле из «Сияния». Даниэль захлопывал дверь перед безликим врагом, тот успевал положить руки на косяк, и дверь странным образом их обрубала. Они падали медленно, будто лепестки магнолий, а монстр вопил впустить его.
Потом голос менялся на Айвори, но когда Даниэль открывал дверь, там стоял Мэтт с обрубками вместо рук. Он взмахивал ими, хлестала кровь, а он спрашивал:
– Почему ты со мной такое делаешь?
Проснувшись, Даниэль ощутил, как сердце бьется где-то в горле, а дыхание сбивается на быстрое, поверхностное. Он уставился в спину Айвори, который свернулся рядом на широкой кровати и размеренно дышал.
Это успокаивало.
Присутствие других людей успокаивало кошмары Даниэля. Он сел на постели, потерев лицо, и глянул на время. Час стоял ранний, так что день за окном казался мутным и тоже будто невыспавшимся. Всю ночь Даниэль часто просыпался, проверял Айвори, но тот быстро успокоился и крепко уснул. Стоило лечь и тоже нормально поспать, но Даниэль не смог себя заставить и решил спуститься.
Это напомнило ему о детстве, когда он собирался в школу, а выходя из комнаты обязательно ударял кулаком по двери Мэтта, потому что он точно еще не сполз с постели.
Сейчас было почти так же, но Даниэль давно окончил школу и, ему хотелось надеяться, вырос из того мальчика, который складывал учебники в рюкзак, забывая вытащить листы с обрядами между страницами.
Даже родители нашлись на кухне, тихонько беседуя, как в детстве. Это был их ежедневный ритуал, сколько помнил себя Даниэль: отец уходил на работу примерно в то же время, когда и дети в школу, мать тоже предпочитала вставать. Завтраки проводили вместе.
В детстве это зачастую раздражало Даниэля, теперь же наполнило умиротворенностью: было что-то приятное в неизменности.
– Дан! – Отец пил кофе и явно удивился. – Ты чего так рано?
– Не спалось.
– Доброе утро, Даниэль, – улыбнулась мать.
Мэри называла его полным именем. Она и Мэтта пыталась, но тот испытывал стойкую неприязнь к такой форме, всех родственников приучил звать его Мэттом. Кроме деда, переупрямить которого оказалось невозможно.
Даниэль не стал отказываться от кофе, но на завтрак покачал головой:
– Я только проснулся! Попозже.
– Как твой друг? – поинтересовалась мать. – У меня есть чай, который ему поможет. Наверное, и против того, что он принимал…
– Спасибо. Айвори будет в порядке.
Надо поинтересоваться у Мэтта, что он наговорил родителям, а то мать смотрит так, будто опасается, не утащит ли Айвори столовое серебро, чтобы купить наркоты.
– А как ты сам? – продолжала Мэри. – Тебе нужно восстанавливать силы. Я могу перевязать твои руки и…
– Позже.
Мэри не замолкала, вмиг напомнив Даниэлю, почему он предпочитал не особенно делиться с матерью проблемами. Она, может, искренне переживала, но ее забота буквально душила. Наверное, она была бы рада, если бы хоть один из сыновей остался «домашним мальчиком», ел ее пирожки и боялся шаг в сторону ступить.
– Мы с Бернардом попробовали ритуал, – сказал Роберт.
По мрачному виду отца Даниэль догадывался: вряд ли у них что-то вышло. Если бы проклятие было таким простым, он бы и сам с ним справился.
– Эта сила смахнула наш ритуал. Он как будто не мог достать до сути.
Его не уберешь так легко, его корни… они проросли в тебе.
Даниэль кивнул, потому что ничего иного и не ожидал. Мэри всплеснула руками и снова начала причитать. Едва Даниэль допил кофе, постарался как можно быстрее ретироваться с кухни.
На лестнице вспомнил, что стоило расспросить о Майкле. С другой стороны, если Даниэль хоть чуть-чуть знал Мэтта, то мог поспорить, тот начал еще вчера вечером.
Айвори по-прежнему спал на краю кровати, так что рядом могли лечь хоть трое. Но Даниэль не торопился и решил сначала заглянуть к деду.
– О, ты не спишь, – удивился Даниэль.
Бернард посмотрел на него поверх очков так, будто внук совсем мозгов лишился:
– Ты заявился ко мне, но думал, что я сплю?
– Нет, – Даниэль почти смутился. – Надеялся, что нет.
Даниэлю нравилась комната деда. Если бы его попросили определить сердце особняка Эшей, он бы, несомненно, назвал именно это помещение. Уставленное старинной мебелью, которую, наверное, купил еще Дэвид Эш, когда поселился в доме. Резной комод, туалетный столик, за которым при жизни сидела бабушка – там до сих пор стояли наполовину полные бутылочки ее духов. Часы в изящном корпусе отсчитывали секунды, а в мутноватом старинном зеркале на стене отображался вошедший.
Даниэлю исполнилось двадцать восемь, но в этой комнате он снова ощущал себя маленьким. Возможно, Бернард тоже воспринимал его как юнца, не важно, сколько внуку на самом деле. Для Бернарда он всегда мальчишка, и Даниэля это радовало. Возвращало ощущение чего-то полузабытого, теплого и уютного из детства.
Даниэль скинул обувь и устроился в кресле, обхватив колени. Дед привычно полусидел на кровати и листал пухлую тетрадь, исписанную размашистым почерком.
– Это что? – спросил Даниэль. – Фолиант с семейными тайнами?
Бернард хмыкнул и приложил палец к виску:
– Все секреты здесь. И когда я умру, перейдут к тебе.
– Уверен, что я хочу их?
– Конечно. Если бы ты не тянулся к знаниям, я бы не говорил, что ты мой наследник.
Даниэль с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Этот разговор уже происходил, и не раз. Он так и не понимал, что именно собирается передавать ему дед, и не был уверен, что поймет хоть когда-нибудь.