Наконец, последний дюйм стен был исследован, и никакого выхода Даниэль не нашел. Он даже заглянул в туалет, но там ожидаемо не было ничего интересного. Похоже, чтение «Гарри Поттера» не привнесло в его собственное подсознание выход в Министерство магии через унитаз.
– Шаг за шагом, – пробормотал Даниэль.
Вернувшись к дивану, у которого в реальном мире он пытался устроить ритуал, Даниэль уселся на пол, скрестив ноги. Тут никаких пятен крови не было, и он сомневался, что она имела значение, когда у него и тела как такового нет.
Это именно то единственное, чем он сейчас не обладал.
Вместо того чтобы сосредоточиться на том, как выбраться, или хотя бы на странных змеях, Даниэль вспомнил Анаис. Ему казалось, что встреча с ней могла бы принести боль, такую же, какую он ощущал при воспоминаниях о ней. Поэтому он так старательно их избегал – но здесь, в этом месте собственного сознания, был вынужден наконец-то столкнуться с ней лицом к лицу.
С этими грезами.
С тем, что он потерял.
Оказалось, на самом деле образ Анаис нес тепло и легкую грусть. Ощущение было таким, будто Даниэль бежал от памяти об Анаис, но она вовсе не несла ничего плохого. В этом не было боли. Боль жила внутри его самого.
Вновь прикоснуться к Анаис оказалось правильно. Но еще правильнее отпустить ее. Оставалось удивляться, почему Даниэль не мог понять этого раньше. Почему больше увязал в кошмарах.
Ты не можешь начать жить по-настоящему, пока не отпустишь прошлое. Ты не можешь быть живым, пока оглядываешься на бездну. Ее часть всегда с тобой. Но ты решаешь, позволить ей завладеть тобой или стать частью тебя.
Даниэль не хотел этого. Не сомневался, что и Анаис не хотела бы этого для него.
Он коснулся собственной груди, где ощущал холодок, будто часть его осталась на той стороне, у призрачного дома, который он видел, когда его сердце остановилось.
Может, и так.
У каждого собственная бездна: у кого-то смерть, у других травмы, комплексы, болезни. Это часть нас. Но не мы.
Даниэль решительно поднялся на ноги. Он вспомнил, как истекал кровью в настоящей квартире, как Мэтт его нашел, и как он сам до этого пришел к Мэтту, на которого насылал видения лоа. Тогда Даниэль не задумывался о возможностях, не думал об ограничениях. Он делал. Сейчас нужно то же самое.
Он смог приказать лоа один раз, сможет и еще. Это его тело. Его жизнь.
Даниэль вскинул руки, и вдоль запястий поползли, перетекая друг в друга, черные и белые змеи. Его лоа, эско. Те, кто сопровождали и, видимо, в подсознании предстали в привычном для Даниэля образе. Они существовали во всех мирах одновременно и словно соединяли с более мощной энергией, которая пульсировала снаружи.
– Я сильнее тебя, – спокойно сказал Даниэль. – Я твой хозяин, а не наоборот. И сейчас я приказываю тебе: уходи!
Лоа бился, но Даниэль ощущал свою силу. Он сможет вытолкнуть лоа из тела, а уж потом как-нибудь разберется с ним. Ему нужно вернуться.
– Ego sum dominus[16].
Даниэль шептал привычные молитвы и приказы, ощущая, как дрожит лоа. А потом услышал, как его зовут, и двинулся на голос.
– Даниэль!
Лоа бился, рассыпался и распадался.
Вытолкнутый из тела, он оказался мишенью для семейного круга, который на этот раз был больше, сильнее, мощнее, чем когда-то с Майклом. Он не закрывал перекрестки и изгонял лоа. Он уничтожал его.
Мэтт чувствовал это, а еще слышал, как неестественное шипение сменилось криками боли, и они уже походили на человеческие, но в то же время тело по-прежнему принадлежало лоа.
Мэтт звал не только и не столько голосом, сколько чем-то глубоко внутри себя. Привязанностью. Теплом. Любовью.
Они могут прожить без Даниэля. Мир не рухнет без него и продолжит идти своим чередом. Но сильно опустеет.
Отец читал заклинания, дым в комнате вихрился, и Мэтт уже перестал понимать, что происходит.
Внезапно всё затихло.
Крик оборвался, тело Даниэля обмякло. Семейная энергия проникала в него, а лоа распался, будто конфетти на празднике. Мэтт ощущал, как его потряхивает, отец замолчал. Никто не решался двинуться.
Мэтт сделал шаг вперед и чуть не рухнул на подогнувшихся ногах. Уперся руками в кровать и медленно опустился на колени. Даниэль дышал рвано, приоткрыв рот, как человек, который долго бежал или боролся. Его веки дрогнули, и глаза открылись, хотя явно с трудом фокусировались.
– Дан?
Мэтт не знал, что спросить, какую быструю проверку устроить или хотя бы убедиться, что у брата не кисель вместо мозгов.
– Если это не ты, я вызову твой призрак и придушу собственноручно, – пробормотал Мэтт.
Даниэль шевельнулся, и Мэтт приготовился к чему угодно.
Вместо ответа Даниэль сжал руку в кулак и показал средний палец, пробормотав:
– Срань господня…
Эпилог
Мэтт чувствовал себя на кладбище неуютно.
Не то чтобы Даниэль этого не видел, но для верности Мэтт еще и сообщил:
– Здесь охренительно неуютно.
День стоял по-новоорлеански солнечный и влажный, но летний жар сменялся осенней сдержанностью. Туристы предпочитали другие кладбища, хотя и здесь между приподнятыми над землей склепами и каменными могилами встречались праздношатающиеся люди.
Даниэль и Мэтт стояли перед аккуратным саркофагом, где рядом с высеченным именем красовались нарисованные три крестика – знак того, что здесь лежит колдун или колдунья.
Положив маленький букетик полевых цветов, Даниэль покосился на Мэтта, который переминался с ноги на ногу:
– Ты сам захотел прийти.
– Но ты предложил!
– Извини…
– Нет, – буркнул Мэтт. – Это ты извини. Мне правда здесь неуютно, но ты прав, я хотел прийти. Думаешь, она была бы не против?
– Конечно. Ты ей нравился.
– Ага, особенно когда при знакомстве вылил на нее кофе.
Даниэль улыбнулся:
– Анаис больше испугалась за тебя, а не за платье. Ты так быстро убежал, что она послала меня за тобой.
– Мне стыдно было! Первая твоя девушка, с которой меня знакомишь, а я веду себя как придурок.
– Почему «как»?
Мэтт возмутился, Даниэль рассмеялся. На самом деле он ценил, что брат согласился пойти с ним, хотя кладбища действительно не любил из-за обилия призраков. На могиле Анаис Мэтт никогда не был, и теперь Даниэль понимал, что отчасти именно из-за аварии.
Выбитое на камне имя напоминало, что точно так же мог закончить и Даниэль.
– Пойдем, – сказал Даниэль. – Нужно заехать за пирожными, которые просил дед. Иначе он так и будет мучить Айвори.
После семейного ритуала все сначала радовались, потом отсыпались. А после каждый увлекся чем-то своим. Бернард вот жаждал записать всё, что произошло, но с литературным языком у него не складывалось, так что Айвори пришлось помочь. Именно пришлось – потому что он как тот, кто видел семью со стороны и многое «знал», стал тем человеком, которого дед с утра до ночи мучил беседами.
– Мне кажется, он не решается расспрашивать тебя, – хмыкнул Мэтт, когда они двинулись по дорожке с кладбища. – Наверное, думает, для тебя это сложно.
Даниэль пожал плечами:
– Я бы рассказал без проблем! Но раз мне удалось ускользнуть от бдительного ока деда, не буду его разубеждать. Тем более это дало мне время заняться собственной книгой.
– О, ты ее начал?
– Ну… по правде говоря, закончил.
Мэтт встрепенулся и пихнул брата в бок:
– Когда можно почитать?
– Кинул тебе на почту.
– Эй, а почему молчал? Тихонько кинул!
– Ты же увидишь.
Мэтт закатил глаза и ругался до самых ворот. Они обогнули парочку туристов, которые восторженно тыкали пальцами в чью-то могилу, сверяясь с мобильником. Мэтт неожиданно посерьезнел:
– Ты расскажешь Натали Бреннан правду?
– Уже.
Хотя в семинарии их учили быть добрыми и всепрощающими, Даниэль признавал, что учился так себе. Он не сомневался, что и без нее Майкл рано или поздно совершил бы ритуал. Правда, возможно, тогда рассказал бы родным или закрыл перекрестки. Лоа остался во многом из-за Натали.
Даниэль не мог не злиться, что именно из-за этого лоа нашел Анаис. Из-за этого она умерла. И посчитал, что Натали должна знать и само знание станет достаточным наказанием для нее.
– Что сказала? – полюбопытствовал Мэтт.
– Не поверила, потом накричала на меня, начала проклинать… ну, я, конечно, ответил, что это мы уже проходили, и у нее ничего не вышло. Потом она замолчала. Думаю, до нее наконец-то дошло, что она сделала и к чему это привело. Натали Бреннан своеобразный человек, но она правда любила дочь. Как думаешь, каково осознавать, что частично вина за ее смерть на тебе?
Они вышли с кладбища и направились в сторону мотоцикла Даниэля. Он нацепил солнечные очки и прошептал несколько слов, приказывая лоа. Они затрепетали рядом, устремились узнавать, и тут же принесли ответ.
– Перерыв в пекарне закончился, – сообщил Даниэль.
– Думал, наши семейные силы тоже исчезнут.
– Их дал лоа, но от него они больше не зависят. Так что нет. Ты расстроен? Тем, что по-прежнему видишь призраков?
Даниэль давно хотел спросить об этом Мэтта и в какой-то степени опасался. Мэтт хмыкнул и покачал головой:
– Не-а. Без них было бы… скучно.
Они подошли к мотоциклу, и Мэтт провел пальцами по написанным на бензобаке словам молитвы: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti[17]». На буквах сидела стрекоза, от которой Мэтт почему-то пришел в восторг, смахивая ее.
– Я не рассказывал тебе об одном призраке, – заявил он. – Это отличная история.
– Давай за ужином. Ты магазин купил? Отец почему-то спрашивал об этом у меня, а не у тебя. Дважды. Поговори уже с ним! И купи чертов книжный.
– Я был, знаешь ли, несколько занят в последнее время.
На протянутый шлем Мэтт посмотрел так, будто ему предлагают ядовитую змею, но покорно натянул, усаживаясь позади, и буркнул: