ую искаженное в ужасную сторону. Как будто страхи и тревоги, которые Даниэль не мог толком выразить, отражались в картинках в его голове.
С утра он вставал разбитый, но пил кофе, приходил в себя и забывал о кошмарах на ближайшие месяцы или годы.
После аварии они снились часто, в основном с Анаис и ее смертью — и с мраком, который поглощал самого Даниэля и не исчезал утром, а таился в сердце. Потом сны утихли, но недавно — с проклятием — вернулись. После того как лоа насылал видения на Мэтта, Даниэлю тоже это приснилось. Только в его голове всё исказилось в картинку мертвого Мэтта, который почему-то истек кровью, а ползали по нему не змеи, как он рассказывал, а огромные отожравшиеся черви.
Этой ночью Даниэля преследовали — что-то новенькое. Напоминало зомби-апокалипсис в отеле из «Сияния». Даниэль захлопывал дверь перед безликим врагом, тот успевал положить руки на косяк, и дверь странным образом их обрубала. Они падали медленно, будто лепестки магнолий, а монстр вопил впустить его.
Потом голос менялся на Айвори, но когда Даниэль открывал дверь, там стоял Мэтт с обрубками вместо рук. Он взмахивал ими, хлестала кровь, а он спрашивал:
— Почему ты со мной такое делаешь?
Проснувшись, Даниэль ощутил, как сердце бьется где-то в горле, а дыхание сбивается на быстрое, поверхностное. Он уставился в спину Айвори, который свернулся рядом на широкой кровати и размеренно дышал.
Это успокаивало.
Присутствие других людей всегда успокаивало кошмары Даниэля. Он сел на постели, потерев лицо, и глянул на время. Час стоял ранний, так что день за окном казался мутным и тоже будто не выспавшимся. Всю ночь Даниэль часто просыпался, проверял Айвори, но тот быстро успокоился и крепко уснул. Стоило лечь и тоже нормально поспать, но Даниэль не смог себя заставить и решил спуститься.
Это напомнило ему о детстве, когда он собирался в школу, а выходя из комнаты обязательно ударял кулаком по двери Мэтта, потому что он точно еще не сполз с постели.
Сейчас было почти так же, только Даниэль давно окончил школу и ему хотелось надеяться, вырос из того мальчика, который складывал учебники в рюкзак, забывая вытащить листы с обрядами между страниц.
Даже родители нашлись на кухне, тихонько беседуя, как в детстве. Это был их ежедневный ритуал столько, сколько помнил себя Даниэль: отец уходил на работу примерно в то же время, когда дети в школу, мать тоже предпочитала вставать. Завтраки всегда проводили вместе.
В детстве это зачастую раздражало Даниэля, теперь же наполнило умиротворенностью: было что-то приятное в неизменности.
— Дан! — отец пил кофе и явно удивился. — Ты чего так рано?
— Не спалось.
— Доброе утро, Даниэль, — улыбнулась мать.
Мэри всегда называла его полным именем. Она и Мэтта пыталась, но тот испытывал стойкую неприязнь к такой форме, всех родственников приучил звать его только Мэттом.
Даниэль не стал отказываться от кофе, но на завтрак покачал головой:
— Я только проснулся! Попозже.
— Как твой друг? — поинтересовалась мать. — У меня есть чай, который ему поможет. Наверное, и против того, что он принимал…
— Спасибо. Айвори будет в порядке.
Надо поинтересоваться у Мэтта, что он наговорил родителям, а то мать смотрит так, будто опасается, не утащит ли Айвори столовое серебро, чтобы купить наркоты.
— А как ты сам? — продолжала Мэри. — Тебе нужно восстанавливать силы. Я могу перевязать твои руки, и…
— Позже.
Мэри не замолкала, вмиг напомнив Даниэлю, почему он предпочитал не особенно делиться с матерью проблемами. Она, может, искренне переживала, но ее забота буквально душила. Наверное, она была бы рада, если хоть один из сыновей остался «домашним мальчиком», ел ее пирожки и боялся и шаг в сторону ступить.
— Мы с Бернардом попробовали ритуал, — сказал Роберт.
По мрачному виду отца Даниэль догадывался, вряд ли у них что-то вышло. Если бы проклятье было таким простым, он бы и сам с ним справился.
— Эта сила смахнула наш ритуал. Он как будто не мог достать до сути.
Его не уберешь просто так, его корни… они проросли в тебе.
Даниэль кивнул, потому что ничего иного и не ожидал. Мэри всплеснула руками и снова начала причитать. Едва Даниэль допил кофе, постарался как можно быстрее ретироваться с кухни.
Только на лестнице вспомнил, что стоило расспросить о Майкле. С другой стороны, если Даниэль хоть чуть-чуть знал Мэтта, то мог поспорить, тот начал еще вчера вечером.
Айвори по-прежнему спал на краю кровати, так что рядом могло лечь хоть трое. Но Даниэль не торопился и решил сначала заглянуть к деду.
— О, ты не спишь, — удивился Даниэль.
Бернард посмотрел на него поверх очков так, будто внук совсем мозгов лишился:
— Ты заявился ко мне, но думал, что я сплю?
— Нет, — Даниэль почти смутился. — Надеялся, что нет.
Даниэлю всегда нравилась комната деда. Если бы его попросили определить сердце особняка Эшей, он бы несомненно назвал именно это помещение. Уставленное старинной мебелью, которую, наверное, купил еще Дэвид Эш, когда поселился в доме. Резной комод, туалетный столик, за которым при жизни сидела бабушка — там до сих пор стояли наполовину полные бутылочки ее духов. Часы в изящном корпусе отсчитывали секунды, а в мутноватом старинном зеркале на стене отображался вошедший.
Даниэлю исполнилось двадцать восемь, но в этой комнате он снова ощущал себя маленьким. Возможно, Бернард тоже воспринимал его как юнца, не важно, сколько внуку на самом деле. Для Бернарда он всегда мальчишка, и Даниэля это радовало. Возвращало ощущение чего-то полузабытого, теплого и уютного из детства.
Даниэль скинул обувь и устроился в кресле, обхватив колени. В очках дед выглядел не таким грозным, как всегда. Привычно полусидел на кровати и листал пухлую тетрадь, исписанную размашистым почерком.
— Это что? — спросил Даниэль. — Фолиант с семейными тайнами?
Бернард хмыкнул и приложил палец к виску:
— Все секреты здесь. И когда я умру, перейдут к тебе.
— Уверен, что я их хочу?
— Конечно. Если бы ты не тянулся к знаниям, я бы никогда не говорил, что ты мой наследник.
Даниэль с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Этот разговор уже происходил и не раз. Он так и не понимал, что именно собирается передавать ему дед, и не был уверен, что поймет хоть когда-нибудь.
Бернард говорил, что у Эшей есть тот, кто управляет делами, держит контрольный пакет акций семейного предприятия. А есть хранитель таинств, который слышит лоа. Сердце и душа Эшей. Иногда эти люди совпадали в одном, иногда нет.
— Семейное наследие — это не только деньги и акции. Это лоа, которые липнут к рукам, и ритуалы, которые должны совершаться.
Даниэль много раз спрашивал, что имеет в виду Бернард, и тот неизменно хмыкал:
— Да ничего! Наши предки любили пышные формулировки, а мать обожала патетику. На самом деле, имеется в виду, что наша магия должна продолжать течь, как и наша кровь. Пока существует одно, будет и другое.
Что ж, с током крови Даниэль пока не очень справился, запястья до сих пор побаливали и немного чесались. Оставалось надеяться, что с током магии у него получше.
— Это мои записи, — сказал Бернард, приподняв тетрадь. — Когда-то я тоже ни черта не понимал, что за таинства, поэтому записывал всё подряд. Может, сейчас отыщу что-то полезное.
О проклятии, видимо. Но говорить о нем Даниэль не хотел. Он положил подбородок на колени и попросил:
— Расскажи одну из своих историй.
Он был почти готов, что дед ответит что-то язвительное вроде «ты приперся с утра пораньше, чтобы послушать сказку?». Даниэль бы честно сказал, что да. Но Бернард ничего такого не спросил, наоборот, опустил тетрадь и сложил морщинистые шишковатые пальцы.
— Про лоа?
— Да.
У Бернарда было полно историй о магии, лоа и ритуалах. Даниэль быстро понял, что это не сказки, даже не преувеличение, а настоящие истории из его прошлого.
— Почему лоа хотят овладеть людьми? — спросил Даниэль.
— Они жаждут ощущений. Тепла солнца на коже, женщину в своих объятиях, вкус хорошего рома и сигары. Ради этого они не прочь занять человеческое тело.
— Так происходит на ритуалах вуду. Но быстро заканчивается.
— Хочешь знать, зачем ты понадобился лоа?
— Да.
В интонациях деда не было ни язвительности, ни ворчания. Наоборот, его голос звучал очень мягко. А может, сонному Даниэлю так казалось. Он правда хотел знать, и кто, как не дед с лоа, мог рассказать?
— Ритуалы вуду длятся не так долго. Лоа хотят большего. Но если лоа слишком силен, человеческое тело не выдержит. Люди хрупки.
Даниэль вздрогнул, вспомнив Анаис. Он прекрасно знал, что лоа могут сделать с человеком.
— Люди хрупки, — повторил Бернард. — Эши крепче. Благодаря той магии, что течет в нас вместе с кровью. Благодаря нашим дарам. Ты слышишь лоа, значит, сможешь вместить его и не рассыпаться. Поэтому он хочет именно твое тело.
— Но я никогда не впущу.
— Мы снимем проклятие, и лоа тоже уйдет.
— Но почему он явился? Я думал, магия медленно убивает того, кого прокляли. А лоа хочет вселиться.
— Поэтому проклятие необычное и с ним так не справиться. Твой Бен цепанул что-то большее. Возможно, с его проклятием явилось что-то более древнее, что жило в этой земле.
— А мой дядя? — спросил Даниэль. Он прикрыл глаза, ощущая сонливость, но всё равно помнил, какое направление указали карты Таро. — Его тоже прокляли, поэтому он умер?
— Нет, его никто не проклинал. Он сам виноват в том, что произошло. Просто это не меняет того, что мы его любили.
— Он кого-то проклял? И это ударило по нему?
В конце концов, Бен тоже истек кровью после того, как наложил проклятие.
— Это не твоя история, Даниэль.
— Может, уже моя?
— Ты точно не делал того, что Майкл. Не трогай его историю, лучше я расскажу другую.
— Я хочу знать правду.
— Правда редко приносит покой.
Даниэль хотел сказать, что это не важно. Истина важнее покоя. Знание — вот единственная ценность, которая точно весомее семейных тайн. Даже если она опорочит чью-то память.