Рунн вздохнул:
– Будьте осторожны. Встретимся на закате. Место – северо-восточный угол перекрестка, сразу за тиром.
– Принято, – хором ответили Флинн и Дек, после чего отключились.
Некоторое время Рунн с Лидией шли молча, морща носы от зловонного воздуха туннеля. Потом Рунн нарушил молчание:
– Помнится, однажды ты рассказала мне на сон грядущий историю про ведьму, превратившуюся в чудовище.
– И что? – искоса посмотрела на него Лидия.
– Это правдивая история или ты ее сочинила?
– Я слышала эту историю от матери, – тихо сказала она. – Единственную, которую она мне рассказывала, пока… не отдала меня отцу.
Рунн уже хотел спросить, есть ли у этой истории пророческий смысл, поскольку явно просматривались параллели между злым принцем и Поллуксом, а также между добрым рыцарем и им самим. Но грусть в ее голосе заставила его сказать другое:
– Лидия, я очень сочувствую всему, что выпало на твою долю. Мне даже не представить, как такое можно сделать с собственными детьми. Отдать ребенка неведомо кому.
– Однако я это сделала, – сказала Лидия, глядя в пространство туннеля. – Повторила поступок своей матери.
Ее голос был полон душевной боли и чувства вины. У Рунна защемило сердце.
– Но ты хотя бы отдала сыновей любящей семье.
– Тогда я этого не знала. Я вообще не представляла, с кем будут жить мои малыши.
– В противном случае тебе пришлось бы взять их с собой.
– Наверное, я так и должна была бы сделать. Сбежать в какое-нибудь глухое место и прятаться вместе с ними…
– И какая бы это была жизнь? Ты подарила им прекрасную, счастливую жизнь на борту «Коня Глубин».
– Настоящая мать на моем месте…
– Ты и есть настоящая мать, – возразил Рунн, беря ее за руку и поворачивая лицом к себе. – Лидия, ты сделала невероятно трудный выбор. Ты решила обезопасить своих детей, зная, что не увидишь, как они растут. Если это не делает тебя настоящей матерью, тогда я вообще отказываюсь что-либо понимать.
Они остановились. Рунн боялся, что она заплачет, и обнял ее, крепко прижал к себе.
– Дети были единственным смыслом моей жизни. Все ужасы, что мне встречались, я проходила с мыслью, что мои мальчишки в безопасности и что им там хорошо.
Рунн погладил ее по спине, наслаждаясь этим ощущением. Он был готов утешить Лидию всеми доступными ему способами. Забыв про зловоние туннеля, они долго простояли обнявшись, не говоря ни слова.
– Однажды я тебе сказала: «Ты мне напоминаешь, что я еще жива», – нарушила молчание Лидия.
В ответ Рунн поцеловал ее в макушку, прильнул губами к шелковистым волосам.
– Я долгое время жила по инерции, – продолжала Лидия. – Делала то, что требовалось от Лани и от Ясного Дня. Делала ради безопасности сыновей. Думала, что поступаю правильно. Но я не испытывала никаких чувств. Точнее, бо́льшую часть времени я ощущала себя призраком, занимающим телесную оболочку. А потом я встретила тебя и словно вернулась в свое тело. Я как будто… проснулась. – Лидия чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо. – Думаю, пока мы не встретились, я вообще не была по-настоящему проснувшейся.
Рунн улыбнулся ей. Чувства, переполнявшие его, не переводились в слова, и потому он просто поцеловал Лидию. Нежно, с любовью.
Взявшись за руки, они пошли дальше. Вскоре Рунн снова остановился, чтобы поцеловать ее еще раз.
– Нам сначала предстоит разгрести астерийское дерьмо, – произнес он, не отрывая губ. – А потом… девушка, возлюбленная, как бы ты ни хотела назваться, я целиком соглашусь с твоим выбором.
Лидия улыбнулась, тоже не отрывая губ.
– Я каждый день благодарю Урду за то, что Кормак попросил тебя быть моим связным.
– Кстати, я так и не угостил тебя пивом, – напомнил Рунн.
– Если мы пройдем все это и останемся живы, я сама угощу тебя пивом.
Рунн снова улыбнулся, обнял ее за талию, и они побрели по сумрачному туннелю. Через несколько кварталов мобильник Лидии подал сигнал. Она достала телефон, взглянула на экран.
– Сообщение с «Коня Глубин», – сказала она и остановилась, чтобы его прочитать.
Рунн смотрел, как глаза Лидии бегают по экрану. И вдруг они застыли. У нее задрожали руки.
– Поллукс, – выдохнула Лидия.
Рунн замер. Лидия подняла голову. Глаза ее были полны панического страха.
– Он забрал моих сыновей, – прошептала она.
Ханту было некогда раздумывать о пугающем величии Брайс с Маской на лице и о том, что она сделала с Гарпией.
Он смотрел только на Селистену. За ее спиной стояли Исайя и Наоми. Все трое были одеты в теплые зимние костюмы. Белые крылья Исайи и губернатора почти сливались с окружающим снегом. Чувствовалось, они еще не отошли от зрелища почти мгновенной расправы с Гарпией.
– Что привело вас сюда? – спросил Хант.
– Это что за штука? – игнорируя его вопрос, спросила Наоми, не сводя глаз с золотого предмета в руках Брайс.
– Смерть, – ответил побледневший Исайя. – Эта маска… воплощенная смерть.
– Что привело вас сюда? – повторил Хант.
– Мы выслеживали это существо. – Исайя указал на груду тряпья, в которую превратилась воскрешенная и снова умерщвленная Гарпия. – У Селистены здесь остались связи. Ей сообщили, что пост охраны у стены подвергся нападению непонятного злодея. Вот мы и помчались сюда, боясь, что кто-то прорвался на Мидгард из Хела.
– А что ж не послали легион? – спросил Хант, недоверчиво глядя на двух ангелов, некогда бывших его соратниками. – Почему отправились сами?
– Потому что астерии приказали оставаться на местах, – сказала Наоми. – Но кто-то должен был остановить эту бойню.
Хант встретился глазами с Селистеной. Безупречно красивое лицо архангелицы тоже напоминало маску, только каменную.
– Сорвалась с астерийского поводка? – ехидно спросил он.
Глаза Селистены сверкнули. Чувствовалось, вопрос ее задел.
– Я раскаиваюсь в том, как поступила с тобой и твоими друзьями, Хант Аталар. Но необходимость…
– Избавь меня от оправданий, – оборвал ее Хант. – Ты выдала нас астериям.
– Послушай, Хант. – Исайя поднял руку. – Понимаю, в тебе говорит давняя вражда.
– Давняя вражда? – взорвался Хант. – Это из-за нее я попал в застенок! – напомнил он, злобно глядя на архангелицу.
Брайс подошла к нему, оказывая молчаливую поддержку. Хант дотронулся до лба, где толстая шапка почти скрывала татуировку.
– И новое украшение себе на лоб я тоже получил из-за нее!
Селистену трясло.
– Я же сказала, что раскаиваюсь в содеянном. Мне самой это недешево обошлось. – Казалось, она едва сдерживает слезы. – Гипаксия… оборвала отношения со мной.
– Значит, твоя девушка не захотела дальше общаться с двуличной змеей? – зло усмехнулся Хант.
– Хант, – прошептала Брайс, но его было не остановить.
– Мы-то думали, что нам повезло, – срывающимся голосом продолжал Хант. – Что новый губернатор окажется лучше Микая. Такая обаятельная архангелица. Никакой косности и тупого следования правилам. А оказалось, ты даже хуже, чем Микай.
Хант сердито плюнул. Плевок замерз еще на лету.
– Микай, по крайней мере, гадил открыто.
Молнии бились в теле Ханта, требуя выхода.
– Хант, мы не оправдываем Селистену, однако… – начала было Наоми, но тут же умолкла.
– Она нарушила приказ астериев и отправилась сюда, – договорил за соратницу Исайя. – Предлагаю убраться из этой морозилки и спокойно поговорить.
– Хватит с меня разговоров, – отрезал Хант, едва сдерживая напор своей магии. – Хватит с меня архангелов и всей вашей долбаной болтовни.
Молнии стлались возле его ног. Молнии рвались из глаз.
Селистена подняла руки в теплых перчатках:
– Аталар, я не хочу конфликтовать с тобой.
– Тебе же хуже, – ответил Хант, и с его языка тоже слетела молния. – У меня с тобой без конфликта не получится.
Сказав это, он метнул в архангелицу сгусток магической силы – сколько сумел собрать. Но этого оказалось мало – татуировка жестко ограничивала его возможности.
Татуировка. Ошейник для сдерживания демонов.
Его силы не хватило, чтобы противостоять принцам. Этот проклятый узор на лбу сведет его с ума.
Хант упрямо накапливал силу. Еще и еще. Снег вокруг него полностью растаял.
Аполлион передал Ханту свою сущность, свой огонь Хела. И если это сделало его сыном Хела, пусть так оно и будет.
Хант закрыл глаза и увидел черную ленту татуировки, нанесенную ему прямо на душу. Узор из переплетающихся тонких ветвей с колючками. Заклинание, удерживающее его истинную силу.
Все знали, что снять порабощающее заклинание невозможно. Хант и не пытался. Но он устал играть по правилам астериев. И вообще по чьим-либо правилам.
Хант протянул воображаемую руку к черным шипам узора. Облек воображаемые пальцы в молнии, в огонь Хела. В силу, которая принадлежала ему одному.
И ударил по узору.
Шипы узоров дрогнули и покрылись кровью. Черные чернила потекли, растворяясь неведомо в чем и тут же поглощаемые силой, что нарастала и поднималась в нем.
Хант открыл глаза и увидел Исайю. Тот смотрел на него со страхом и благоговейным удивлением. Лоб друга и давнего сослуживца по-прежнему уродовала татуировка раба.
Довольно ошейников!
Теперь, когда Хант знал, куда и как бить, задача упрощалась. Он протянул отросток своей силы к Исайе и, прежде чем друг успел отскочить, провел черту по узору татуировки.
Исайя зашипел и попятился. Из-под шапки вылетел яростный вихрь, но татуировка исчезла и с его лба.
Селистена с неподдельным ужасом смотрела на обоих.
– Это не… это не…
– Убирайся отсюда, – сказал ей Хант, и голос его был таким же ледяным, как ветер, бьющий им в лица.
Однако Селистена и не подумала уходить. Она расправила плечи и с неожиданной для Ханта смелостью спросила:
– А вы почему здесь оказались?
Вопрос был адресован ему и Брайс, но Хант и не подумал отвечать. Он чувствовал: ему нельзя отвлекаться. Селистена – противник серьезный, от которого можно ждать чего угодно. За него ответила Брайс: