Мучаясь, Семен все стоял перед столом, и дядя Гоша отстранился наконец от нарядов, поднял голову. Худой, морщинистый, будто высохший, но глаза у него еще зоркие, без очков. Папироска торчит в углу рта, дымок пробивается из-под прокуренных усов — дядя Гоша жмурится от дыма. Сколько знал его Семен, всегда во рту мастера торчала изжеванная папироска, и вечно он жмурился от дыма.
— Ну, так чего скажешь, Семка? — спросил дядя Гоша располагающе.
— Дядя Гоша, — волнуясь, заговорил Семен. — Как у нас там с детскими садиками? Места есть?
Старик выплюнул окурок в самодельную жестяную урну и закурил новую папиросу.
— Прибавления ждешь? — спросил он, щурясь от дыма.
— Да нет. Я не себе. Сестра ко мне приехала. — И, видя, что мастер задумался, поспешно добавил: — Сродная.
— Сродная? — дядя Гоша пожевал папироску, наморщил лоб, словно с трудом постигая смысл сказанного.
— Приехала с ребенком. На трикотажную устроилась, а там очередь. К весне обещали, не раньше. А куда ей деваться с пацаном? Мужа у нее нету. Одиночка. Хоть в петлю лезь, — несло Семена, и он даже поразился той силе, что привела его сюда и говорила сейчас за него.
— Хоть в петлю, говоришь? Ладно, поглядим, — строго сказал мастер, опуская глаза в бумаги, отключаясь от Семена.
Семен обмер. Ему вдруг почудилось, что мастер все понял и не хочет разговаривать дальше. Семен не знал, что делать: стоять тут истуканом или уйти поскорее.
— Я же говорю, поглядим, — поднял от бумаг лицо дядя Гоша, и Семен разглядел в его лице что-то новое, холодное, чего раньше по отношению к себе не замечал.
Он повернулся и пошел, весь обмякший, ничего не видя перед собой. Той отчаянной силы, что привела его к столу дяди Гоши, уже не было.
Семен взялся за скользкие ручки суппорта своего станка и держал их, не зная, в какую сторону крутить.
— Ну, что? — услышал он рядом голос Анатолия.
Семен поднял глаза, выдавил неохотно:
— Сказал: поглядим.
— Ну, значит, сделает. Не переживай.
Анатолий отошел, и Семен, сделав над собой усилие, принялся за работу.
Дома за ужином он молчал. Ираида тревожно посматривала на него, не решалась спрашивать, и Семен, чтобы отсечь все вопросы, сказал хмуро:
— Не было его сегодня.
— Кого не было? — не поняла она. — Ты о чем?
— А ты о чем? — грубовато переспросил он.
— Я — о деньгах. Ты же обещал достать, — терпеливо проговорила Ираида. Обострять разговор она не спешила.
Семен в сердцах хлопнул себя по коленке. Про деньги-то он совсем забыл. Весь день думал о садике, а оказывается, вот еще какой груз висел на его плечах — деньги!
— Ираида… — попросил он тихо, — у меня голова болит. Дай ты мне до утра отдохнуть.
— Отдыхай, кто тебе мешает, — жена усмехнулась. — Голова у него болит! Будто у меня она не болит от всех забот. Тебе что? Ты пришел с работы на все готовенькое, наелся и лег себе. А я? Ужин готовь. Надо? Надо. Игорьку постирай. Надо? Надо. А я ведь тоже не с гулянья пришла. С этим ты не считаешься…
— Ладно, успокойся.
— С таким мужем успокоишься… Вот завтра приду с работы и лягу. Вари ужин сам. У нас равноправие.
Хоть и муторно было на душе, Семен все же улыбнулся.
— Чего расплылся? — прикрикнула Ираида. — Между прочим, я не шучу. Посмотрим, как завтра ты заулыбаешься. Голодный-то.
— Ну, будет тебе, Ираида, будет, — сказал с досадой Семен. — Я и так стараюсь. Целый день из-за детсада мучился. До сих пор перед дядей Гошей совестно.
— А кого на работе не было?
— Его.
— А говоришь, совестно.
— Не хотелось тебе рассказывать. Чего раньше времени-то языком болтать.
— А все-таки, что он тебе сказал? — настаивала жена.
— Пообещал вроде… Толком я ничего не понял. Подождем, что дальше будет. Может, и сделает.
— Да уж хоть бы сделал, — затуманилась Ираида.
4
Нервно затягиваясь сигаретой, Семен глядел вдоль станков, над которыми склонились его токари, и размышлял, как ему лучше поступить: подряд обходить мужиков или выборочно. Нет, подряд смешно получится. Скорее всего, надо так: к одному можно здесь, на участке, подойти, другого как бы невзначай встретить возле инструменталки, третьего — в столовой… Пусть не целиком всю сумму, хотя бы по частям собрать. И если пообещают, то, конечно, не сразу дадут. Никто таких денег в кармане не носит, придется ждать получки.
Он помедлил, решая, с кого начать, и пошел по проходу, заранее краснея и стыдясь слов, которые скажет.
Токари встречали его просьбу сочувственно. Одни обещали переговорить с женой, другие своей волей сулили дать сотню с получки, третьи хотя и мялись, но прямо не отказывали: с получки будет видно. А до нее — неделя.
К Долгову Семен подходить не стал, но тот каким-то образом сам узнал и пришел к бригадирову станку.
— Ты что же это. Семен, меня-то минул? — спросил он обиженно.
— Совестно, — признался Семен. — Ведь как получается: дачу нам найди да еще и денег взаймы дан.
— Конча-ай… — укоризненно пропел тот. — Чего тут стыдного? Свои люди. Сегодня — я тебе, завтра — ты мне. Давай так: я потолкую с Галиной, и если найдется у нее, мы к вам как-нибудь вечерком и заскочим. Идет?
— Спасибо, — растрогался Семен. Анатолий в последнее время раздражал его даже одним своим видом, казалось, все неприятности начались из-за него, и теперь Семен чувствовал себя перед ним виноватым.
Работалось в этот день Семену спокойно: упала с души одна тяжесть. Семен твердо верил: деньги им Долговы найдут.
Однако начавшееся везение этим не кончилось. Одна удача потянула за собой другую: Семен шел с резцом к заточному кругу, когда его поманил дядя Гоша.
— Зайди в завком, — сказал он суховато, не глядя на своего бывшего ученика. — Направление в садик возьмешь.
Семена это и обрадовало и испугало. Вдруг в завкоме заподозрят неладное? Ведь фамилия-то в направлении должна стоять не его. Но он тут же подумал, что дядя Гоша, видимо, все объяснил, мол, не самому Табакаеву надо, а его сестре, и значит, все ладно, и изворачиваться там не придется.
И на самом деле все обошлось как нельзя лучше. В завкоме, ни слова не говоря, вписали фамилию, которую им назвал Семен. Все вышло до смешного просто. Семену даже задним числом стало жаль себя за лишние переживания.
Насилу выстоял до конца смены. Не терпелось порадовать жену. Надо же, в один день решились два таких дела, на которые при другом обороте могла бы уйти неделя, а то и две. Вот что значит везенье!
Перед дверью своей квартиры Семен сделал серьезное, непроницаемое лицо, но вошел — и тут же расплылся. Ираида, конечно, сразу все поняла.
Она вертела в руках направление, рассматривала его со всех сторон, как бы боясь, что оно не настоящее, и повторяла с удивлением:
— Ну, порадовал… Вот уж не ожидала, что ты у меня такой пробивной окажешься. Значит, все можно сделать, если захочешь?
Семен скромно улыбался на похвалы жены, — и так ему было хорошо от своих удач, что, казалось, все трудности и заботы, отпущенные ему судьбой, уже позади, и теперь его последующая жизнь будет состоять из одних радостей.
Ираида же, едва схлынули первые восторги, заторопилась к Зинаиде. Пусть родственники Петровны знают, что связались не с пустыми людьми. Обещали вам садик — вот, пожалуйста. Теперь ваш черед делать дело.
И Долговы не подвели, пожаловали на другой же день.
Звякнул в прихожей звонок, и Семен догадался, что это Долговы. Нутром почувствовал: деньги пришли.
Распахнул дверь и сразу же, хотя Галина стояла впереди мужа, увидел за ее спиной сияющего Анатолия. Ну, так и есть, порядок. Проходите, гости дорогие, на этот случай есть чем встретить. В холодильнике томится специально купленная бутылка коньяка. К коньяку Ираида притащила с базы дорогой копченой рыбы.
По виду гостей Ираида тоже поняла, что вопрос с деньгами решился положительно, и через несколько минут стол был празднично накрыт. Ни закусок, ни хрусталя не пожалела Ираида, все самое лучшее, что было в доме, стояло перед Долговыми.
Галина разглядывала расписные тарелочки, золоченые и тончайшие, каких в магазинах сроду не сыщешь, брала за тонкие длинные ножки хрустальные рюмочки и глядела на свет, отчего грани вспыхивали разноцветными огоньками. Оглядывала импортный гостиный гарнитур, и ее глаза тоже вспыхивали, как грани на рюмках, что не осталось незамеченным внимательной Ираидой.
Семен наполнил рюмки. Он выпивал редко и вообще пил немного. Любил он в застолье не саму выпивку, а то хорошее настроение, которое предшествовало ей. Вот все уже собрались за столом, ждут, и само ожидание, еще не испорченное ни хмелем, ни чем другим, уже дает радость. После, конечно, всяко может быть, а пока — празднично и хорошо.
— Ну, за что выпьем? — спросил он.
— Погодите пить, — хитро прищурилась Галина. — Это мы успеем. Выпивка от нас никуда не убежит. Пока трезвые, отдадим-ка вам деньги. А то выпьем, забудем, да так и уйдем. — Она довольно засмеялась.
Анатолий достал из внутреннего кармана пиджака плотную пачку денег. Шевеля тугими губами, пересчитал и положил перед Семеном.
— Ровно семь сотен. Считай.
Семен смущенно замялся.
— Да ладно, что там… — и хотел передать деньги жене, но Галина запротестовала:
— Нет, нет, деньги счет любят. Вы уж пересчитайте, — и пока Семен, конфузясь, шелестел кредитками, напряженно глядела на его пальцы и облегченно выпрямилась, когда тот, закончив, вымолвил:
— Все точно. Как в банке.
Ираида унесла деньги, и уж после этого выпили.
— Теперь дело за бабкой, — говорила Галина, высасывая дольку лимона. — Поднажать на нее надо, чтоб побыстрее. Не перебил бы кто.
— Не должны перебить, — заметила Ираида. — Место в садик мы им пробили. Неужели обманут?
— Кто его знает. Покупатели к бабке, как мухи на мед, летят. И откуда только разнюхали — ума не приложу… Иду я, значит, как-то, гляжу, легковушка подъехала. Двое из нее вылезли. Мужчина, представительный такой, и женщина. Расфуфыренная, глаза бы не глядели. Ну вот, выходят они из легковушки и на бабкин дом зыркают, вроде примеряются. У меня сердце так и екнуло… — Галина приложила руку к сердцу, покачала головой. — Шла я к магазину, хлеба взять. А тут вижу, дело неладное.