Семен грустно усмехнулся этим мыслям.
9
— Эй, сосед!
Семен на крыше прислушался. Он не понял, чей это голос, и выжидал, не спешил отрываться от работы. Саднящими от ушибов и порезов пальцами прижал острие гвоздя к месту, готовно занес молоток, чтобы коротким, сильным ударом пробить синюю, в радужных разводах гладь кровельного листа и потом, расслабившись, прогонистыми махами пришить очередной лист к упруго прогибающейся снизу плахе обрешетки. Не дождавшись повторного зова, повел головой вокруг, однако ни за воротами, на дороге, ни у себя во дворе никого не увидел. Пусто было во дворе. Жена с сыном ушли на реку полоскать белье. Может, почудилось? Так нет, явственно слышал близкий мужской голос. Уж не Долгов ли его зовет? Так чего бы ради?
Но все-таки, опустив молоток и перебирая руками по накаленным полуденным солнцем железным листам, Семен подполз к краю крыши, за которым лежала соседская усадьба, и глянул вниз, на травянистый пустынный двор. Там, внизу, почти у самой стены своего нового дома, опираясь на лопату, стоял Анатолий и, задрав голову, смотрел на него с терпеливым ожиданием. Подле Анатолия чернели глубокие узкие ямки с влажной, не подсохшей еще землей, выброшенной на траву из глуби, желтовато светились ошкуренные сосновые бревна. Походило, Долгов затевал что-то строить.
— Слышь, сосед, — позвал Долгов не тем покровительственным и поучительным голосом, каким разговаривал с Семеном обычно, а вяло и просительно. — Помоги столбы поставить. Одному силов не хватает. — И устало, просительно же улыбнулся.
Семен молча спустился с крыши. С соседом он в последнее время почти не разговаривал, перебрасывался только иногда приветствиями, да тот особенно и не лез на глаза, видно, чувствовал к себе неприязнь. Но сейчас вот позвал. Что же… Почему не помочь, раз просит.
Давно Семен не был у Долгова во дворе и сейчас остро разглядывал и только что появившиеся черные ямки, и золотистые бревна, и сваленные у стены дома узкие темно-красные доски с крупными белыми надписями и цифрами. Были когда-то эти доски стенами товарных вагонов, много разных мест повидали на своем веку, да вот где им пришлось осесть: в долговском дворе.
Семен подошел к соседу и готовно встал рядом. Он ни о чем не спрашивал, молчаливо давая понять, что его соседские дела никак не интересуют. Он просто поможет, в чем надо, и уйдет так же молча, как и пришел.
— Гараж вот строю, — сказал Анатолий, чтобы не молчать в неловкости, и кивнул на покрытую пестрой скатертью крышу машины в глубине двора перед верандой. — Ржавеет под открытым небом. Гиблое дело без гаража. — И вздохнул, ища сочувствия.
Семен из вежливости кивком согласился с ним.
— Жердей бы на перекрытие где найти, — продолжал Анатолий, ободренный хоть и слабым, но все же вниманием соседа. — Доски дельные на гараж переводить жалко. Осин бы молодых напилить. Настелить их, а сверху рубероидом. Как думаешь? — и мечтательно сузил глаза на взгорок, словно выискивая в березняке синеватые стволы осинок, затесавшиеся там и сям.
Семен безразлично пожал плечами и неторопливо переступил с ноги на ногу, ожидая дела.
Вдвоем они подняли бревно, поставили в ямку. Анатолий, отойдя в сторону и прищурившись, смотрел, прямо ли стоит столб, показывая ладонью, в какую сторону наклонить. Потом стал торопливо прикапывать, вбивая в землю для крепости обломки кирпичей, припасенные заранее. Семен помогал ему утрамбовывать землю.
После того как поставили третий стояк, сели на оставшееся бревно отдохнуть. Долгов подстелил под себя брезентовые рукавицы, чтобы не испачкать сосновой смолой спецовочные рабочие штаны, в которых Семен привык видеть его в цехе. Неловко помолчали.
— Скоро новоселье справлять будешь? — спросил Анатолий, оглядывая почти готовый табакаевский дом.
— Скоро, — нехотя отозвался Семен. — Вот крышу закончу, и останется одна малярка.
— Веранду пристраивать не думаешь? — деловито поинтересовался Анатолий.
— Ну ее подальше. Не дождусь, когда развяжусь с этим. Надоело.
— А чем будешь заниматься?
— Да ничем. Отдыхать буду.
Анатолий улыбался затаенно, в глубь себя.
— Не-ет, у меня еще одна задумка есть. Вот гараж сделаю и займусь… Бассейн хочу замастырить. Во-он там, посередке двора. Перед окнами.
— Бассейн? — удивился Семен. — Зачем он тебе?
— Ну как зачем? — снисходительно улыбался сосед. С одной стороны — красиво, а с другой — вода для поливки всегда теплая будет. Искупаться опять же можно. Вот цементу достану и помаленьку начну. Бульдозериста бы где найти. Котлован вырыть… — Долгов покосился на опустившего голову соседа. — Не одобряешь, что ли? Вот погоди, сделаю — позавидуешь. Вечером искупался возле дома — и в постель. Благодать!
— Так речка же рядом, — сказал Семен.
— Речка не то. — помотал головой Долгов. — К ней надо еще идти. А там народ, шум, визг, колготня… Не-ет, не желаю. Дома будет спокойнее. Никто не лезет, не мешает. Персональный бассейн, сами себе хозяева. Посмотришь потом.
— Ну, твое дело. — вяло отмахнулся Семен. — Строй хоть фонтан. А я — все. Завязываю с этим делом. Буду на речке загорать, в лес ходить. Никаких больше строек. По горло сытый.
— Не наскучит отдыхать-то? — спросил Анатолий. — Без дела сидеть скучно. Я вот, к примеру, не смогу без дела. Мне обязательно надо чем-то руки занять, как-то ковыряться.
— Дело у меня на заводе, А тут — отдых, — резковато заметил Семен.
Анатолий легонько улыбался, но совсем не насмешливо, а с мягкой задумчивостью, дескать, ну что ж, каждый живет как ему хочется, и судить никого нельзя. Он и поднялся с этой примирительной полуулыбкой. Разговор начинал заостряться. Он это понял по тону соседа, по затвердевшему его лицу, а ссоры Долгову не хотелось. Не ко времени. Опасался остаться без помощника.
Семен, поднявшись с бревна, стал очищать штаны от налипшей смолки. Облегченно вздохнул. Обошлось без лишнего раздражения. Он уже взглядом примеривался к бревну, гадая, с какой стороны к нему подступиться, но тут из-за ворот послышался грохот и тележный скрип. Из леса медленно выехала телега, постукивая колесами по обнаженным корням сосен, повернула на дорогу.
На телеге, свесив ноги, сидел Кузьма. На руке у него намотаны вожжи, но держал он их слабо, не направлял коня. Голову Кузьмы кренило то в одну сторону, то в другую, но глядел он на мир благодушно, даже не обкладывал коня по своему обычаю крепкими словами, без которых, как он сам говорил, конь скучает. Катилась телега помаленьку — и ладно. Конь сам домой привезет.
— Где это он успел причаститься? — подивился Анатолий. — Может, уже и медведей в лесу налогом обложил? — Но тотчас согнал с лица насмешливое выражение, будто вспомнив что-то. Уже какой-то интерес светился в его глазах, цепко следящих за телегой с подвыпившим Кузьмой.
— Привет, Кузьма! — крикнул он, сложив ладони рупором.
Кузьма повертел головой и, заметив мужиков в долговском дворе, натянул вожжи.
Осторожно, боясь уронить себя, Кузьма сполз с телеги на землю. Покачался малость, обретая уверенность в ногах, и пошел к ожидающим его мужикам.
— Здорово, хозяева, здорово! — сипловато проговорил Кузьма и, вытерев руку о пиджак, протянул для пожатия. Сначала Анатолию, потом Семену.
— Опять кого-то строишь? — пробормотал он, озирая двор.
— Да надо, Кузьма, надо, — жертвенно развел руками Анатолий. — Конюшню строю. Во он для того коня, — показал пальцем на машину. — Она хоть и железная, а тоже заботы требует.
— Ну-ну… — неопределенно отозвался Кузьма, проследил за пальцем Долгова и, обернувшись на свою лошадь, не ушла ли, стал сворачивать самокрутку.
— Мы вот гадаем, где ты выпил, — легко и доброжелательно говорил Анатолий. — Уж не медведи ли поднесли?
Пошатываясь, Кузьма отступил на шаг, склонил голову набок и из этого положения подозрительно посмотрел на Долгова.
— Они самые. А че тебе так интересно?
— Да мне ничего, — живо откликнулся Анатолий, подмигивая Семену. — Пей на здоровье. Просто мне интересно.
— А я и пью, — искоса глядел Кузьма. — Мне подают, я и пью. Медведи… Если хоть знать, с медведями душевней пить.
— Это почему же? — с веселым любопытством спросил Анатолий. — Чем же душевней-то?
— Я потом тебе скажу, — многозначительно пообещал Кузьма, и Анатолий, уловив недобрый намек в сизых глазах Кузьмы, смял улыбку и отвернулся.
— Потом, потом… — продолжал Кузьма, морщась от дыма, собирая морщины на небритом лице. Затоптал окурок, потер ладони о полы пиджака. — Ты вот че, Натолий… Ступай принеси че-нибудь. А то в горле сухость.
— Выходит, мало подали медведи? — кольнул тот.
— Пошто мало? Они еще подавали, да я отказался. Будет, говорю. Мне надо еще к Натолию зайти. А то он скажет, где-то пил, а меня обошел. Обидится еще, говорю… Ты иди, иди, — продолжал Кузьма, видя, что Долгов замешкался. — А то мне уже ехать надо. Конь еще не поенный. Он-то не железный, терпеть не умеет.
Анатолий растерянно переминался с ноги на ногу, не зная, какое выражение придать лицу, и поэтому жалко усмехаясь. Он, видимо, уже жалел, что завел этот разговор про медведей, судя по всему обидевший Кузьму, и теперь не знал, как из него выйти.
— А может, тебе хватит, а, Кузьма? — сочувственно спросил Анатолий. — Ты вроде уже хороший.
— Ну, если жалко, то не надо. Мне вот Семен подаст.
— Да почему жалко-то? — Анатолий развел руками. — Я тебе разве когда отказывал? Я же хочу как лучше.
Он торопливо пошел в дом и вернулся со стаканом водки в высоко поднятой руке. Стакан нес двумя пальцами, остальные брезгливо оттопырив, и руку держал на отлете, показывая, что затею эту он не одобряет и несет лишь потому, что ущемили его самолюбие, назвав жадным.
Анатолий подал Кузьме стакан и малосольный огурец с налипшими веточками укропа. Кузьма молча принял стакан, отпил до половины, а оставшуюся водку небрежно выплеснул на траву.
— Чего же водку-то вылил? — потемнел лицом Анатолий. — За нее деньги плачены. Бесплатно ее пока не дают.