вала, снова исправляла, а потом поняла — невозможно. Легче переписать это все с нуля. Она отдала текст на корректуру директору по рекламе. Тот впал в нехарактерный для него ступор, не понимая, с чего и как начать. В результате мучительных размышлений и стократных прочтений было принято единогласное решение — отказаться от участия в проекте. Через неделю, уложившись в выделенный срок, она официальным письмом сообщила господину Ломовому, что, согласно условиям их устной договоренности, отказывается от публикации интервью.
И тут началось. Ломовой позвонил и потребовал возмещения материальных затрат, якобы им понесенных. Сумма была несоразмерной. Елена Михайловна через своего секретаря потребовала предоставить счета. Валентин Давидович ответил мерзким, ни на что не похожим сообщением по электронной почте. Он угрожал, требовал, обвинял. Елена Михайловна отбивалась, Ломовой шантажировал. Пришлось, поборов стыд, рассказать все мужу и показать ему сфабрикованное интервью. Владимир Анатольевич внимательно выслушал жену и пробежал глазами текст. Наглая выходка журналиста не вызвала в усталом сознании никаких эмоций.
После пятичасового совещания в Федеральном агентстве по туризму он чувствовал себя выжатым, как лимон. Чиновники, собравшие хозяев и руководителей крупных туристических компаний, грозились показать им «кузькину мать» и закрыть половину направлений в связи с участившимися случаями нарушения визового режима и официальной жалобой МИДа в ФАТ note 3. Какие конкретно компании были виноваты в том, что туристы попадали в чужую страну с неверно оформленными документами, сказано не было ни слова. Видимо, эту секретную информацию предстояло получать в индивидуальном порядке. Владимир Анатольевич терпеть не мог всякого рода абстракций и пространных обвинений. Поэтому все мысли были заняты тем, где и как добыть взбудоражившую ФАТ статистику. И только потом решать, какую линию поведения выбрать.
— Ну что, Володь? — голос жены прервал его размышления. — Что же мне делать?
— Леночка! — На фоне проблем с чиновниками, конкурентами, сотрудниками и прочими неурядицами происки Ломового показались ему сущим ребячеством. — Ты, главное, не расстраивайся, ладно? Ничего же страшного не произошло. — Голос у него был пустой и смертельно усталый. Интересно, думал он, можно ли то же самое сказать об угрозе запретить им из-за чьих-то поддельных виз основной бизнес — Испанию? — Ну, попали мы с тобой в неприятность — не в первый же раз. Решим вопрос. Отдай ты ему эти деньги — пусть будет на его совести. — Он тяжело вздохнул, задавленный собственными мыслями. — И не стоит из-за всякой дряни портить себе жизнь.
— Володь, да у него же совести нет! — Елена Михайловна задыхалась от возмущения. — Господи, как я могла так влипнуть?!
— Солнышко, да не нервничай ты! Мне здоровье твое дороже. А этот — пусть подавится. — Владимир Анатольевич ласково погладил ее по руке. — И забудем. Еще у Ремарка — помнишь? «Все, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево». Заработаем.
— Володь? — Елена Михайловна вдруг почувствовала, как волнение отступило. Она была несказанно благодарна мужу за то, что он принял за нее это решение.
— Что, Лен?
— Спасибо тебе.
— За что?! — Владимир Анатольевич искренне удивился.
— За то, что ты самый замечательный в мире человек. Я так тебя люблю!
— Я тоже. — Он встал из-за своего стола, подошел с ней сзади и крепко обнял за плечи. Ему вдруг стало совершенно ясно, что вместе они справятся со всеми невзгодами. — И ты нужна мне — сильная, уверенная в себе, спокойная. Плюнь и размажь. Ему воздастся — вот увидишь.
Через день Ломовой получил деньги, а Елена Михайловна — крошечную кассету с записью. Она с остервенением разломила пластмассовый корпус и, вытащив пленку, швырнула ее в корзину для бумаг. «Все, — думала она. — Забыть! Не можешь исправить — надо забыть!»
Валентин Давидович снова сидел за столом в кабинете и теперь испытывал практически физическое удовольствие, пересчитывая хрустящие зеленые купюры.
— Неплохо, — размышлял он вслух, пряча в усах улыбку. — Очень неплохо. Это покроет и расходы на печать пяти тысяч экземпляров книги, и прочие затраты на все десять интервью. Рекламу я уже, слава богу, окупил.
Он продолжал разговаривать сам с собой, явно получая от этого удовольствие. Когда еще доведется пообщаться с умным человеком?!
— Какой я все-таки замечательный, — не унимался он. — Просто гений! Сам себя не похвалишь… Так, что мы имеем? — Он взял в руки список. — Ну-ну, курочки мои. С золотыми яйцами — ха! Две отказались платить — идиотки, им же хуже. Пятеро заплатили сполна — это расходы на весь проект. Осталось трое. Уже в работе. Вот это уже будет чистая прибыль! А говорили — на искусстве денег не заработаешь. Идиоты! Что бы понимали…
Через три месяца в свет вышла вторая книга В.Д. Ломового. Как и первая, расходилась она туго. Те, кто по незнанию купили экземпляр, не могли осилить и пяти страниц безграмотного, лишенного логики и литературного стиля бреда. Да только автор не особо расстраивался. Плевать ему было на эти мелочи жизни. Расстраивались его героини, когда обнаруживали, что, несмотря на заплаченные деньги, слова своего журналист не сдержал. Все интервью, как есть, присутствовали в книге. Утешало одно — как и на первое издание, так и на второе внимания никто не обратил.
Добытых денег хватило Ломовому на целых три месяца чудесной жизни в Европе: после выхода книги и дурацких презентаций хотелось как следует отдохнуть, расслабиться. Тем временем в голове созревал новый — еще более эпатажный проект.
Валентин Давидович вернулся в Москву под Новый год — хотел прозондировать почву и весной начать работу. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Что ни говори, а в «Елена-Тревел» умели организовать отдых — ни одна другая компания так не дорожила своей репутацией. К тому же Ломовой гордился тем, что поступил благородно — вернул хозяевам фирмы часть полученных от Елены денег, заплатив за свой туристический пакет. Все бы хорошо. Но в Москве его ждал неприятный сюрприз.
Когда он впервые после длительного отпуска появился в офисе, Ирочка поднялась навстречу шефу, бледная как смерть.
— Привет, лапуля. — Ломовой не заметил ее бледности и, не останавливаясь, направился в свой кабинет.
— Постойте, Валентин Давидович! — Ирочка выскочила из-за стола и преградила ему путь.
— В чем дело? — Ломовой только теперь увидел, как выглядит помощница — напуганная, затравленная.
— Валентин Давидович, вы только не переживайте. Все в порядке. — Она говорила таким голосом, что звучало это как извещение о наступившем конце света. — У вас в кабинете работают люди. Уже третий месяц. Я пыталась не разрешить, но мне объяснили. Так объяснили… — Ира расплакалась.
— В чем дело? — Ломовой чеканил слова, повторяя фразу. Внутри у него все похолодело.
— Это инспекция, — Ирка продолжала хныкать. — Налоговая. Они пришли сразу после того, как вы уехали в отпуск. Потребовали все финансовые, бухгалтерские документы, а потом явились с милицией и ордером на обыск. Вскрыли ваш компьютер, перевернули все вверх дном.
— Как? Кто позволил?! — Ломовой заорал во весь голос, на который из его собственного кабинета высунулось несколько удивленных физиономий. — Почему мне не позвонила?
— Так вы запретили! Сказали, что должны отдохнуть и телефон с собой не возьмете, — Ирина уже не говорила, а стонала. — В самый первый раз пришел какой-то важный господин, из руководства налоговой, я должности не запомнила. С него-то все и началось. Он сказал, когда вы приедете, обязательно передать вам привет от Надежды Николаевны.
— Какой еще Надежды Ник…?! — Ломовой осекся на полуслове. Надежда Николаевна Удальцова — хозяйка крупного рекламного агентства. Одна из его героинь, удачных, как он думал, героинь. Безопасных. Из простой семьи, сама всего добилась, мужа нет, влиятельных друзей тоже. На все его грязные намеки о том, что раз ни мужа, ни постоянного любовника не наблюдается, то даме остается хочешь не хочешь делать карьеру, она умело отшучивалась. Хотя видно было, что он вывел ее из себя. Особенно когда сказал, что с ее природной внешностью, несмотря на ухоженность, единственный шанс получить мужчину — это его купить. Он еще предположил, что именно поэтому она и занялась бизнесом: чтобы деньги на мужиков были.
А тут на тебе — любовник. Да еще и из Федеральной налоговой. Черт! Знать бы, где упадешь…
Ломовой взял себя в руки и с обычным надменным выражением лица вошел в кабинет. Ирочка кинулась было за ним, но он жестом остановил.
— Ну, господа, — Ломовой обратился к трем женщинам и двум мужчинам, занявшим его стол для совещаний и обложившимся его финансовой документацией. — Как дела?
— У нас неплохо, — подмигнул ему темноволосый молодой человек лет тридцати, — а у вас — не очень. По вашему агентству обнаружена крупная недоимка. Придется возмещать, господин Ломовой, с процентами.
— Все? — Ломовой скрестил руки на груди и упер в наглого сопляка свой бронебойный взгляд.
— Да нет, — молодой человек явно не стеснялся, — еще агентством «Ломовой и Ко» прокуратура заинтересовалась. После того как ознакомилась с содержимым вашего ноутбука. Переписка там разная, расчеты, прочие приятные мелочи. Я слышал, разрабатывают версию шантажа и вымогательства. Но я полагаю, это уж слишком.
— Заткнись! — Ломовой плюнул словом прямо в глаза налогового инспектора. В голове шумело. Ноги подкашивались. Он едва нашел в себе силы развернуться и направился к двери.
— Зря вы так! — услышал он вслед.
Голос, провожавший его в приемную, звучал глухо и зло. Ломовой похолодел. Впервые в жизни — за долгие-долгие годы известности и успеха — ему стало по-настоящему страшно.
Игры
I
Алиса стояла посреди огромного кабинета, нервно перебирая, сплетая и сжимая длинные пальцы.
— Можно один вопрос? Нескромный.
— Да, — ее собеседник удивленно усмехнулся.
— А вы не будете сердиться? — Она еще более ожесточенно сжала ладони.
— Не буду. Можешь спрашивать.
— У вас было что-то с Еленой Петровной?
Мужчина смущенно, скорее от неожиданности вопроса, кашлянул, потом посмотрел Алисе в глаза и соврал:
— Нет. С чего ты взяла?
— Сложно объяснить, — Алиса тяжело вздохнула, не смея поднять глаза. — Я это почувствовала, когда вы разговаривали с ней. Она не боится вас, как все остальные. Чувствует себя непринужденно. — Алиса поняла, что еще чуть-чуть, и она просто грохнется в обморок от собственной непостижимой смелости.
— Нет. Ты ошибаешься. — Евгений Эдуардович сел за свой рабочий стол. — Просто к некоторым людям я отношусь хорошо. Возможно, это бросается в глаза.
Алиса знала, что он говорит неправду. Но возразить не решилась. Просто утешила себя мыслью о том, что та дама давно уже в прошлом. Было жаль, что он не сказал все как есть. А впрочем, она изначально не имела права задавать подобные вопросы. Ни его неожиданное, но настороженное внимание, ни ее безумная влюбленность ей такого права не давали. Алиса потопталась немного на месте и вышла из кабинета.
Они встретились, как было условлено, в семь часов вечера, и уже вне министерских коридоров. Он страстно целовал ее. Она от смешанного чувства страха и невозможности происходящего не могла даже рукой пошевелить. Он обнимал ее, гладил, забирался руками под блузку. Она немела и злилась на себя за бездействие. И боялась, что через четверть часа все будет позади — исключительно по его инициативе и по его сценарию. А завтра, насытив внезапное «служебное» желание, никто уже ни о чем и не вспомнит.
Вскоре они очутились в спальне. Окна здесь были плотно завешены портьерами, из крошечного магнитофона на прикроватной тумбочке лилась музыка. «Традиции и банальности недозволенного романа», — машинально подумала Алиса. Евгений сказал, что ему нужно в ванную комнату, и вышел.
Алиса сидела, застыв в оцепенении. Сколько раз мечтала она отдаться ему! Как часто прокручивала в голове красочные и наполненные страстью сцены! Реальность оказалась совсем другой — холодной, пугающей, мертвой. Алиса закрыла глаза и попыталась мысленно перенестись из чужой незнакомой квартиры в свою спальню, чтобы успокоиться. Ей это удалось. Перед внутренним взором она уже видела широкую кровать под бирюзовым покрывалом, стеллаж у стены, доверху набитый книгами и безделушками. Цветы на подоконнике, мохнатую плюшевую обезьяну в углу, пушистый уютный коврик. Евгения она тоже видела. Он стоял у двери и жадно поедал ее глазами, но не решался приблизиться. Он был гостем, она — хозяйкой. Алиса ощущала в себе приятную силу и уверенность. Это было привычное ощущение красивой девушки, и она плавала в нем, как рыба в воде. Секундным замешательством своего избранника — взрослого, привлекательного и до приторности самоуверенного мужчины — она наслаждалась.
— Закрой глаза, — сказала Алиса, и Евгений повиновался.
— Теперь отвернись, — Алиса упивалась ощущением собственного превосходства.
— Девочка моя, — ласково возразил Евгений, — я хочу на тебя смотреть.
— Нельзя, — коротко ответила Алиса и приблизилась. — И не вздумай мне мешать.
— Хорошо, — Евгений зажмурился. Ресницы его подрагивали. — Не буду.
Алиса подошла еще ближе и стала расстегивать ремень на его брюках. Евгений глубоко вздохнул, но глаз не открыл. Девушка с силой дернула за пряжку, и ремень послушно скользнул к ней в руки. Алиса завела руки своей жертвы за спину и туго стянула их в запястьях его же брючным ремнем.
— Ты что, думаешь, я не развяжусь? — Евгений дышал тяжело.
— Только попробуй! — Алиса осторожно подталкивала его к кровати, пока он не подошел к ней вплотную, а потом с силой ударила его ладонями в грудь. Мужчина упал на мягкое ложе. Связанные в запястьях руки оказались под весом его собственного тела. Он неловко повернулся на бок и позволил себе, наконец, открыть глаза.
— Солнышко, ты хочешь разозлить меня? — шепотом спросил он. — Не выйдет. А вот тебе будет только хуже, потому что с завязанными руками я не умею доставлять девушкам настоящее удовольствие.
— Я позабочусь о своем удовольствии, — так же шепотом ответила Алиса. Ее глаза сияли, и на щеках появился румянец. — Запомни — я буду твоей царицей, и не смей даже пытаться прикоснуться ко мне! Можно делать только то, что я велю. Целовать туда, куда я скажу. Двигаться так, как прикажу тебе я. Любой самостоятельный жест — и ты будешь жестоко наказан.
Говоря, Алиса раздвинула коленом его ноги и накрыла ладонью выросший под брюками холм…
Евгений вернулся в спальню красивый, свежий и в одном полотенце. Алиса заморгала глазами. Несколько секунд ушло, чтобы осознать происходящее на самом деле. Ее неприятно удивило то, что он так быстро и не задумываясь разделся. Она успела с отвращением подумать, что в высших кругах не принято, видимо, подвергать риску дорогую одежду: вдруг что-то испачкается, порвется или просто потеряет свой «идеальный» вид. Но все это было странно и даже обидно: она-то даже не пискнула бы, если б Евгений в порыве страсти в клочья разорвал ее блузку и белье, измял и испачкал костюм. Вещи не имеют значения.
Евгений обнял ее одной рукой за талию, другой — начал стаскивать пиджак. Через несколько минут она уже стояла перед ним обнаженная и пристыженная. Еще чуть-чуть — и голова Алисы закружилась. Она боялась Евгения так же, как и все в их министерстве, и никак не могла избавиться от этого отвратительного страха. Евгений повалил ее на кровать, стал целовать горячим влажным ртом. Алиса пыталась выползти из-под него, но он оказался неимоверно сильным. Они боролись, и он победил. Через миг Алисе показалось, будто ее разрывает на части от боли и наслаждения. Она извивалась и стонала. Потом все закончилось: почти так же внезапно, как и началось.
— Вы прекрасны, — Алиса взвешивала и подбирала слова. Она понимала, что обязательно нужно что-то ему сказать. — Вы — самый лучший.
В ответ он только крепче сжал ее в объятиях. И не отпускал до тех пор, пока она лежала неподвижно, прикрыв глаза.
— Ты влюбилась? — прервал он молчание.
Алиса посмотрела на него и увидела в зрачках искорки смеха. Ничего не ответила, только высвободила руки, отстранилась и спрятала лицо в подушках.
— Ну что, так сложно ответить на простой вопрос? — Евгений снова улыбнулся и взял ее за руку. — Я лично влюбился.
Алиса подняла на Евгения глаза и, закрывая лицо простынями, сказала:
— Я тоже… — Она глубоко вздохнула. И отчетливо осознала вдруг, что он сказал ей неправду.
II
Второй раз они встретились через два месяца. Не то чтобы не виделись совсем. Нет, Евгений часто проходил мимо Алисы на работе, несколько раз, когда был уверен, что никто их не видит и не слышит, даже заговаривал или притягивал к себе, чтобы слиться в коротком и чересчур нервном поцелуе. А так, по-настоящему наедине, случилось только сейчас. Алиса уже успела отвыкнуть от него. Предстояло все начинать сначала. Она нервничала. Ее раздражало то, что она не имела права голоса, не могла отказать. Он говорил «жди» — она ждала, он говорил «зайди через полчаса» — она заходила, он сказал «в четверг вечером» — она не возразила. Алиса умирала от боли в груди, когда думала, что нет мужчины и женщины, а есть только служебная субординация. Она злилась, переставала улыбаться, решала, что больше даже не заговорит с ним. Но проходило несколько дней, и она сама перегорала. Сменяла гнев на милость. А Евгений даже не успевал заметить, что она обижалась на него или была чем-то недовольна. И все начиналось сначала.
Он ждал ее у подъезда. Они молча зашли. Поднялись в лифте, Алиса не знала даже, на какой этаж, хотя была здесь уже во второй раз. Многочисленные замки в дверях квартиры предательски гремели и не сразу поддались усилиям Евгения.
— Ну вот, а вдруг поменяли замок? — Алиса пыталась пошутить, но в глубине души действительно вдруг захотела, чтобы дверь не открылась. Она привыкла сама распоряжаться временем влюбленных в нее мужчин, манипулировать и чувствовать себя уверенной. А здесь никак не получалось проявить собственную волю и войти в привычное русло. Она попеременно ощущала себя то обиженным и брошенным ребенком, то щенком, безотчетно преданным своему хозяину и отвечающим диким восторгом на самую незначительную ласку.
— С чего ты взяла, что должны были поменять? — Евгений воспринял ее слова всерьез. Алиса разнервничалась еще больше.
— Да нет. Я просто пыталась пошутить, — пробормотала она.
— Что?
— Я пошутила, — произнесла она дрожащим голосом, стараясь четко выговаривать слова — как школьница, отвечающая урок. Его манера не слышать, пропадая в собственных мыслях, а потом с напором переспрашивать всегда пугала ее и вызывала отвращение. Она не хотела, чтобы он разговаривал с ней как со своими многочисленными подчиненными в моменты раздражения. И снова обиделась.
Замок, наконец, поддался. Они вошли. Алиса прикрыла за собой дверь и отстранилась, давая ему возможность запереть их внутри квартиры. Евгений помог ей снять плащ, а потом прошел в комнату и сел на диван. Алиса, поджав под себя ноги, примостилась рядом. Нервы ее были на пределе, да и он, судя по всему, чувствовал себя неуютно. Даже воздух стал колючим от общего напряжения. «Ну и кому все это надо? — лихорадочно думала Алиса. — Куда же меня несет?».
— Ты знаешь, я на тебя обиделся.
— Что?! — Она высоко подняла брови и практически раскрыла рот от удивления. Вроде бы сейчас была ее очередь обижаться на его долгое невнимание.
— Ну да. Ты же постоянно сверлишь меня таким взглядом, будто я что-то делаю не так.
— Не думала, что вы способны переживать из-за таких пустяков.
— Из-за тебя — способен, если ты еще не поняла.
Евгений не слишком ловко выдернул руку из-за спины, пытаясь обнять Алису, и довольно чувствительно задел ее локтем по губе.
— Ой, прости, пожалуйста. Прости! — Он не на шутку испугался своего неуклюжего движения.
— Да ничего. — Она почувствовала кровь на разбитой изнутри зубами губе. Но снаружи ничего заметно, кажется, не было. — Не страшно.
Она придвинулась к Евгению и положила голову ему на плечо. И вдруг почувствовала себя совсем маленькой девочкой, которую недавно еще обижали и не хотели принимать «в игру», а теперь вдруг допустили, и не имело значения, выиграет она в результате или проиграет. Было восхищение уже от самого чувства причастности.
Евгений попытался поцеловать ее, но она не далась — боялась, что он почувствует вкус крови на ее губах. И вообще, меньше всего хотелось двигаться. Она боялась ненароком расплескать вдруг охватившее ее приятное оцепенение. Только сейчас перестали они быть людьми разных миров, только сейчас стерлась разница «бедный — богатый», «значительный — никчемный». Она знала, что это ненадолго, и, как могла, старалась удержать вожделенный миг.
— Все так, — медленно проговорила Алиса.
— Что?
— Я хотела сказать, что вы все делаете так.
— Да? И ты совершено не ревнуешь? Я думал, ты меня пилишь таким взглядом потому, что ревнуешь к другим.
— Да нет. Неправда. Я просто за предельную осторожность. Голову терять нельзя…
— Вообще-то ты права, — задумчиво произнес он. — Может, в спальню пойдем?
Алиса послушно встала. Евгений последовал за ней.
Он начал целовать ее — осторожнее, чем в прошлый раз, словно она вдруг стала хрупкой и могла сломаться от любого резкого движения и ощутимого напора. Она полностью подчинилась его настроению и только старалась разглядеть в зеркале туалетного столика, как они смотрятся вдвоем. Это ей не удавалось — Евгений широкой спиной загораживал весь обзор. Алиса попыталась было развернуться, но он не позволил — то ли догадывался, чего она хочет, и не стремился демонстрировать ей картину «со стороны», то ли просто инстинктивно не позволял ей обрести хоть сколько-нибудь активную позицию. Сегодня у него было слишком мало времени. Он уже стягивал с нее пиджак, когда Алиса взяла его за руку.
— Что такое? — Евгений разочарованно и даже чуть раздраженно вздохнул — время поджимало. — Ты нездорова?
— Да нет. — Алиса опустила руки. — Все в порядке.
— Ладно. — Евгений прижал ее к себе. — Я поторопился. Извини.
Алиса выскользнула из его объятий и села на краешек туалетного столика.
— Пойду в душ, — бросил Евгений и вышел из спальни.
Алиса закрыла глаза. Ей невероятно сильно хотелось расплакаться. Но при нем она даже этого не могла себе позволить. Изо всех сил старалась успокоиться и заставить себя не бояться. Перед внутренним взором снова встала ее собственная спальня и они вдвоем. Воображение рисовало знакомую и приятную картину. Евгений ласково сжимал ее руку.
— Ты не хочешь меня? — спросил он и поближе придвинулся к ней.
— Я не хочу?! — Алиса возмутилась. — Я всегда тебя хочу, можно было бы уже заметить.
— Да уж. Заметил, — Евгений улыбнулся. — Ты — очень чувственная девушка.
— Тогда к чему такие вопросы? Я просто не хочу, чтобы ты смотрел на меня ТАК. Я боюсь.
— И что мне делать? Снова закрыть глаза?
— Недостаточно. Закрыть и завязать. — Алиса, как всегда в грезах, ощутила себя хозяйкой.
— Боже мой, ты хоть что-то можешь сделать без связываний? — Евгений улыбался, глядя на нее.
— Могу. Но не с тобой — ты слишком опасный и страшный, чтобы вот так вот запросто допускать тебя к себе. — Алиса мысленно вела этот диалог, и ей становилось легче от того, что хотя бы в воображении можно говорить ему правду. — Я и так уже наделала ошибок: упала в твои объятия, можно сказать, напросилась. Ты же не приложил никаких усилий. Поэтому придется расстараться сейчас.
— И что я должен делать?
— Ну, во-первых, нагнуться. — Евгений послушно пригнулся, и Алиса завязала ему глаза своим шейным платком. Он демонстративно вздохнул. — Во-вторых, — Алиса стала намеренно растягивать слова и, взяв Евгения за плечи, поворачивать его вокруг собственной оси, — покрутиться.
Она отпустила Евгения, и он по инерции совершил еще пару оборотов.
— Помнишь, в детстве игра была такая — жмурки? Так вот. Правила те же.
— Слушай, ну что ты постоянно меня мучаешь? Не помню я ничего.
— Да?! — Алиса делано удивилась. — А мне казалось, ты еще только вчера был мальчишкой. Нужно всего-то меня поймать. Поймаешь — воля твоя. Нет — ничего не поделаешь. Будем считать, что мы просто решили вспомнить детство.
— Ничего себе. — Евгений беспомощно протягивал вперед руки, пытаясь сориентироваться в ее спальне. — Ты не только любвеобильная, ты еще и жестокая!
— Ни капельки. Просто так получается. Ну что, будешь ловить или еще поболтаем и на этом расстанемся? — Алиса словно пьянела от ощущения свободы и собственной власти.
Евгений действительно решил дальше времени не терять и бодро двинулся на голос. Алиса предусмотрительно замолчала и бесшумно переместилась в самый дальний угол, к стеллажам с книгами. Зато пошуметь пришлось Евгению — он неожиданно стукнулся коленом о кровать. Алиса молчала. Тогда Евгений, вытянув руку и предусмотрительно ощупывая границы ложа, двинулся в обход. Когда он приблизился настолько, что ему осталось сделать всего пару шагов, Алиса заскочила на кровать и спрыгнула по другую сторону. Евгений сориентировался довольно быстро — пружинистый скрип матраса не оставлял сомнений — и последовал ее примеру. Не решившись, правда, прыгать, он просто перекатился. Встал, провел по воздуху руками в надежде задеть девушку. Алиса вела себя тихо и никаких признаков жизни не подавала. На все попытки Евгения заставить ее говорить она отвечала молчанием. А потом снова повторила маневр. Услышав скрип матраса, Евгений бросился за ней. Секунда — и он вцепился в Алису обеими руками, потащил ее к себе, даже не потрудившись стянуть повязку с глаз. Девушка не сопротивлялась. В конце концов он поймал ее и получил теперь полное право творить с ней все, что хотел…
Дверь спальни скрипнула. Алиса все еще сидела на туалетном столике с прикрытыми глазами. Евгений молча подошел к ней и, обняв за талию, поднял на ноги. Сквозь тонкую блузку Алиса ощущала его мокрый сильный торс. «Только бы он не заговорил, только бы не заставил открыть глаза», — думала Алиса. Евгений молча уложил девушку на кровать, подмял под себя и стал нетерпеливо задирать скрутившуюся и обмотавшуюся вокруг ног юбку. Снова движения его были резкими и быстрыми, снова Алисе казалось, что он стремится вознести ее и уничтожить. Потом все стихло — Алиса распласталась на кровати, а Евгений упал на нее и придавил так, что нечем было дышать.
— Ты — солнышко! — прошептал он.
Алиса боялась, что он может пролежать так еще долго-долго, и тогда она задохнется. Но уже через пару секунд почувствовала, как они разъединились.
Открывать глаза и вставать было тяжело. Алиса видела, что все вокруг нее сморщилось и сжалось, словно отпущенное им время. Мелкими морщинами покрылись портьеры на окнах, жгутом скатались разгоряченные действом простыни, и даже ее отражение в зеркале расплывалось рябью, как вода в озере в ветреный день. Превозмогая себя, она улыбнулась растянувшемуся на кровати Евгению и поплелась в ванную комнату.
Когда она вернулась, кровать уже была заправлена и застелена покрывалом. Никакой надежды хоть как-то дополнить или изменить произошедшее не оставалось. Евгений по-отечески чмокнул ее в лоб, на миг прижал к себе и скрылся в ванной. Через пять минут оба были одеты, причесаны и стояли у входной двери с портфелями в руках.
— Черт бы тебя побрал, — одними губами произнесла Алиса, взглянув на часы. Все — вместе с разговорами, воображаемой игрой в жмурки, одеваниями-раздеваниями и самим процессом соития заняло пятнадцать минут.
Евгений, напротив, сиял от удовольствия — все успели, как он и планировал. Теперь даже на встречу опоздает не больше чем на десять минут, а это вполне допустимо.
— Ты что-то сказала?
— Нет, ничего. — Алиса ответила раздраженно, но он этого даже не заметил.
Они вышли из подъезда и молча, по-деловому торопливо разошлись в разные стороны, словно люди, только что столкнувшиеся в лифте. И лишь привычный к такому делу вахтер плотоядно ухмыльнулся за их спиной.
III
Дни тянулись для Алисы нестерпимо долго. Она помимо воли пребывала в крайнем напряжении, прислушиваясь и присматриваясь из своего крошечного кабинета к каждому шороху и движению в коридоре. Работать стало невыносимо. Обыденные дела раздражали ее до предела — все казалось пустым, низменным и ничтожным. Единственным подтверждением того, что все, что произошло с ней и Евгением, не было сном, служили его подписи на документах, которые она готовила. Раньше все письма, все справки, все статьи для СМИ, переданные на согласование, возвращались исполосованные зачеркиваниями и исправлениями. Алиса тратила по полдня на то, чтобы разобрать эти не по-мужски крупные каракули; до боли в глазах вчитывалась в его невероятно неразборчивый и, казалось, презрительный почерк. Теперь документы возвращались в своем первозданном виде, заверенные размашистой подписью. От этого новшества Алисе было одновременно и сладко, и противно.
Еще ей нестерпимо хотелось говорить о нем. Все равно с кем. Она стала чаще выбираться из своего укрытия и неизменно оказывалась в его приемной. Каждый раз приходилось выдумывать какие-то мелкие предлоги, а когда предлоги и фантазия иссякали — навязываться в подруги его секретарше. Так хотя бы появилась возможность слушать — Ира работала при шефе уже больше трех лет и знала многое о его привычках, характере, манерах. Видимо, и она тоже была втайне влюблена в своего начальника, а может, просто сработалась настолько, что не мыслила себя без его присутствия и руководства. Алиса чувствовала, что они не были близки, — и находила в Ирише тайную, но так необходимую ей, поддержку.
Изредка Алиса сталкивалась с Евгением в длинном министерском коридоре. Он улыбался ей, здоровался и шел дальше по своим государственно-важным делам.
Так проходили недели. Терпение Алисы иссякало. Временами она едва сдерживалась, чтобы не ворваться к нему в кабинет, не выдернуть его за шиворот из-за заваленного бумагами стола и трясти, трясти изо всех сил, пока он не вспомнит, кем они друг другу были, и не выбросит из головы непроходимые чащи мелких и крупных дел, обязательств, решений.
Алиса сдерживалась. Евгений не вспоминал.
В один из затянувшихся допоздна рабочих дней она шла по опустевшему зданию к лифту. И вдруг в противоположном конце коридора увидела приближающуюся фигуру Евгения. Он медленно шагал к своему кабинету, на ходу вчитываясь в какие-то бумаги. Сердце Алисы сжалось, а потом бешено заколотилось. В коридоре они были одни. Алиса сбавила шаг так, чтобы успеть столкнуться с Евгением до того, как ей нужно будет сворачивать к лифту.
— Добрый вечер, Евгений Эдуардович! — Ее голос, несмотря на нервное напряжение, прозвучал в пустом помещении звонко и четко.
— Да-а-а, — ответил Евгений, не поднимая глаз от захвативших его документов, и без остановки прошагал дальше.
Алиса остановилась. Неужели не заметил? Она автоматически протопталась на месте, нарочито громко кашлянула — Евгений не обернулся — и, совершенно потерянная, поплелась к лифту. Мысли болезненными вспышками возникали в мозгу. «Не ответил в целях конспирации», — думала она. «Нет, не может быть — там же никого, кроме нас, не было». — «Не узнал мой голос». — «Да что за бред, раньше-то узнавал». — «Значит, просто не заметил. Не увидел, и все! А чем я лучше бессчетного количества других — тех, кто ежедневно подобострастно говорит „Здравствуйте, Евгений Эдуардович!“ и не получает ответа». Алиса вышла на воздух. Горячий ветер подул прямо в лицо и осушил не успевшие скатиться слезы.
На следующее утро все было как обычно. Только испорченное вчерашним происшествием настроение не удавалось исправить. Алиса и не пыталась уже скрыть свое состояние, набрасывалась по мере возможности на всех, кто попадался под руку. К обеду раздался очередной звонок, и, схватив трубку, Алиса автоматически выплюнула в нее набившую оскомину фразу: «Пресс-секретарь, министерство». Трубка неожиданно ответила голосом Евгения:
— Привет. Как дела?
От неожиданности Алиса совершенно растерялась.
— Нормально.
— Увидимся сегодня вечером? В девять, там же.
В трубке послышался какой-то шорох, потом несколько неразборчивых голосов.
— Извините, я перезвоню.
Алиса даже ответить ничего не успела — в трубке раздались короткие гудки.
Она сидела в рабочем кресле как на иголках и ждала звонка. Незаконченный текст письма на экране сменился темнотой с логотипом Windows.
Пять. Толстая стрелка ползет медленно, тащится, как ленивая улитка, — так и хочется изо всей силы дать ей пинка. Шесть. Тишина глухая. Даже в ушах больно. Как назло, ни одна сволочь не звонит — сорваться и то не на ком. Семь. Десятки листов бумаги для принтера испещрены красными рунами — тонкими и затейливыми, как арабская вязь. Восемь. Звонка до сих пор нет. В голове — туман. Хорошо хоть, никому нет до нее сегодня дела — ни разговаривать, ни думать она уже не в состоянии. Восемь пятнадцать. Все кончено. Даже если он и помнит о назначенной встрече, нельзя никуда ходить! Нельзя снова идти у него на поводу. Восемь двадцать. Что делать?! А вдруг он обидится? Разозлится? Ведь он действительно жутко занят — ну не мог позвонить! Нет-нет-нет! Слышать ничего не хочу! Восемь двадцать пять. Надо быть сильной. Выбросить все из головы. Я для него — пустое место, вчерашняя газета. Не пойду! Восемь тридцать.
Алиса схватила сумку и пулей выскочила в коридор.
Они встретились у знакомого подъезда ровно в девять. Не сказали друг другу ни слова и сосредоточенно делали вид, будто вовсе не знакомы. Евгений набрал код. Они молча вошли. Вахтер окинул их понимающим взглядом и профессионально смолчал.
Алиса чувствовала себя паршиво. Евгений Эдуардович был для нее сейчас далеким и недосягаемым, казался инопланетянином. Физическая оболочка по каким-то причинам как у обычных людей; все, что внутри, — тайна, загадка, хаос. Это мучило и отвращало. Алиса не могла больше представить себе их близости. Слияние разных миров невозможно. Это противоестественно.
Входная дверь квартиры распахнулась, заглотнув двоих, и бесшумно закрылась. Евгений взял у Алисы сумку и положил ее на полку при входе.
— Ну, здравствуй. — Он прижал ее к себе и стал тихо покачивать, словно убаюкивая. — Я так по тебе скучал! Совершенно замотался. Просто вне себя.
— Вы скучали? — Голос Алисы прозвучал сухо и напряженно.
— Опять ты хочешь меня обидеть. Да. Скучал.
— Вчера вы меня даже не заметили.
— Как это?! — Евгений не на шутку удивился.
— Вот так, — жестко сказала Алиса, — я поздоровалась, а вы ничего мне в ответ не сказали.
— Я вчера тебя видел? Нет, погоди. Не помню.
— В семь часов вечера. Вы шли к себе. Читали какие-то бумаги. Практически уперлись в меня носом и на мое «Добрый вечер, Евгений Эдуардович» ответили «Да». Что «да»?
— Постой, я ничего такого не помню! Неужели мы вчера встречались?!
— Я не знаю, как вы со мной, а я с вами встречалась точно.
— Девочка моя, прости, ради бога. — Евгений был смущен, что выглядело непривычно. — Ну, честное слово — не помню! Похоже, у меня с головой уже непорядок. На днях вообще забыл, куда шел, — пришлось возвращаться в кабинет и мучительно вспоминать. Столько всего навалилось! Кругом проблемы, проблемы.
Алиса слушала, как он все менее внятно бормочет нескончаемый поток фраз. Ей стало жалко его. Она всегда знала, что он безумно много работает, но чтобы министерство стало единственным миром, в котором он мог существовать, — это слишком. Между тем похоже было на то, что все остальные грани бытия истерлись и осталась одна-единственная тяжелая и нервная масса — государственная служба.
Как же Алисе хотелось вытащить его из этого болота, выдернуть из-под тяжести навалившихся проблем! Она уже и думать забыла о своих незначительных обидах и переживаниях. Главное состояло в том, чтобы заставить его отвлечься от этого бремени, дать его мыслям и телу передышку.
Алиса приблизила свои губы к его губам и нежным, как легкое дуновение ветра, поцелуем прекратила бессмысленный, несвязный поток слов. Она стала безобидной змеей, согретой солнцем лианой, которая, лаская, увивалась вокруг его тела, едва прикасаясь, и окутывала своим теплом. Евгений стоял, прикрыв веки, и не двигался. На мгновение Алисе показалось, что он ничего не чувствует. Она подняла на него глаза и по тому, как подрагивали его черные ресницы, поняла, что он рядом, что его тело принимает и впитывает ее прикосновения. Так они стояли долго: она — отдавая всю свою нежность и ласку, он — с молчаливой благодарностью ее принимая. Потом Евгений чуть присел, чтобы крепко обхватить Алису за талию, поднял ее и унес в спальню.
Он медленно и осторожно раздевал ее, осыпая короткими и горячими поцелуями. Алиса изгибалась в его руках. Прикосновения становились все требовательнее. Брюки были отброшены на пол вслед за пиджаком. Евгений лег на спину и посадил Алису на себя. Она двигалась неторопливо, словно убаюкивая и усыпляя. Сначала он лежал без движения, а потом начал помогать ей размеренными толчками. Они стали двигаться быстрее, и Евгений, не в силах дольше сдерживаться, перевернул Алису на спину и завершил начатое каскадом мощных и увесистых толчков.
Они лежали, слившись в долгом поцелуе.
— Тебе было хорошо? — Евгений заговорил первым.
— Да.
— Я счастлив. — Он перевернулся на спину и притянул Алису к себе на грудь.
Она лежала неподвижно и не знала, нужно ли что-то сказать в ответ. Евгений постепенно снова становился не только и не столько ее возлюбленным, сколько малопонятным, недосягаемым человеком.
— Почему ты молчишь?
— Я не знаю, о чем говорить. — Она действительно не знала. Можно было, если хватит смелости, разбирать их собственные отношения или, того хуже, перемалывать кости сотрудникам министерства. Но кроме этого в голову Алисе ничего не шло. Волной накатило раздражение.
— Да мало ли. Тебе же наверняка что-то в жизни интересно.
— Ну что нам, Юнга в постели обсуждать? — Алиса ответила неожиданно резко.
— А кто это? — Евгений не обратил внимания на ее тон, но взглянул на девушку с искренним любопытством.
— Ох ты, боже мой, — Алиса удивилась и, сама не зная почему, разозлилась одновременно. — Вам что, философию в МГИМО не читали?
— Читали, — Евгений пожал плечами. — Но это все так давно было.
Он лежал расслабленный, растянувшись во весь рост. Алиса не стала продолжать. Бесполезно. Она просто физически ощутила, как он опустошен и спокоен, — ему ни до чего не было сейчас дела. Ни до работы, ни до нее, ни до их бессмысленной болтовни. Он смог-таки выбросить все из головы и просто отдыхал, пользуясь моментом.
— Можно, я пойду в душ? — Алиса выскользнула из его объятий.
— Иди, конечно, — кивнул он головой и, перевернувшись на бок, прикрыл глаза.
Она залезла в душевую кабинку, открыла кран и направила себе в лицо чересчур жесткие ледяные потоки воды.
Сегодня Евгений никуда не торопился. Он долго возился в ванной комнате после Алисы, потом еще дольше одевался.
— Знаешь, ты иди, — лениво сказал он. — А я тут немного приведу все в порядок и тоже пойду.
Он стоял на пороге, нежно улыбаясь. А Алиса удивлялась, как это он мог снизойти до каких-то там уборок.
— Может, мне все-таки чем-нибудь помочь? — неуверенно спросила она.
— Да нет, я сам, — отмахнулся Евгений. — И выходить все-таки лучше по одному. Кстати, по законам конспирации не стоит встречаться больше трех раз в одном и том же месте.
Евгений крепко прижал Алису к себе, поцеловал в губы, демонстративно застонал от удовольствия и с довольно деланым сожалением подтолкнул ее к двери.
— Ну, иди же, иди. Увидимся завтра.
Завтра они не увиделись. Алиса не выходила из своего кабинета, чтобы случайно себя не выдать. Евгений не звонил. Она металась от стола к окну, пытаясь отвлечься от мыслей о нем. Она ненавидела то себя, то его. Он казался ей то полным недоумком, невеждой, который бог знает каким образом поднялся на такие вершины в жизни, то государственным гением, который до мелочей знает свое дело и потому столько лет держится на плаву. Она то восхищалась и гордилась им, то стыдилась его. В ее голове проносились тучи сконструированных из деталей образов, вереницы выдуманных событий. Она по винтикам разбирала их встречи, силясь понять, где она допустила ошибку, что сделала не так. Ни с кем не смела она обсуждать то, что было. Никому не могла рассказать то, о чем размышляла. Все ее мысли были обращены только к ней самой. Они разъедали ее, мучили, разрушали. Только перед собой была она в ответе за содеянное.
Постепенно, медленно жизнь стала возвращаться на круги своя. Алиса старательно отвлекалась от копания в себе, выдумывая кучу неотложных дел и вопросов. Иногда эти самые дела возникали сами по себе и избавляли ее от ненужной головной боли. Она по-прежнему прислушивалась, сидя за рабочим столом, к тому, что происходит в коридоре, но научилась заставлять себя закрывать дверь и не хвататься каждый раз за пытавшееся выпрыгнуть вон сердце, когда ей слышался голос Евгения.
Вечерами она не позволяла себе оставаться дома одной — покупала билеты то в театр, то в кино или просто бродила по огромным книжным магазинам, старательно прочесывая ряды бесконечных полок. Одна неделя сменяла другую. Лето обернулось осенью, которая старательно раскрасила московские улицы в оранжево-желто-коричневые цвета. Солнце светило днем по-прежнему ярко, но к вечеру торопливо падало за горизонт, словно смертельно устав и стремясь поскорее уснуть. И тогда спускалась непроглядная тьма. Только желтые пятна света, которые бросали фонари на асфальт центральных улиц, не давали городу уснуть.
Евгений не звонил. Не искал с Алисой встреч. Не хватал ее во внезапные тиски, когда пути их вдруг пересекались в укромных уголках министерства, — только подчеркнуто вежливо здоровался. И все. Казалось, он с новой силой принялся за работу и не намерен больше терять ни минуты — в конторе только и говорили о его совершенно неуемной энергии. Новые идеи, новые люди, новые успехи — все это окружило его, захватило, унесло.
Для Алисы все осталось таким же, как было прежде. Только чувство стыда и ощущение собственной никчемности мешали жить. Она вернулась в пучину обыденных дел и утонула в черной меланхолии. Позволила мелким заботам утащить ее в водоворот бессмысленного быта. Единственным напоминанием о том, что она не сошла на какое-то время с ума, выдумав эту никому не нужную историю, были подготовленные ею письма, справки и статьи для СМИ, которые возвращались к ней с его подписью без единого исправления или помарки.