— Ваха, не слушай. Видишь, несчастная женщина, в трауре. Пошли. Успокойся.
В тот же час Мастаев уехал домой. Он думал, что от жары стала болеть голова — не спится, даже ночью перед глазами какой-то кошмар. А мысль — он чеченец, невменяемый, что по нынешним временам почти одно и то же, то есть в чем-то Захарова, может быть, права — все вдвойне, если не в квадрате. Вот только почему в прислугах? — никогда! А вот уборщица. Да, его мать всю жизнь «Образцовый дом» выметала, горбатилась, за это копейки получала. В то время как те же Захаровы, нефтяные магнаты Грозного, жиром лоснились, высохшую черную икру килограммами выкидывали.
«Как же ее звали?» — всю ночь не мог вспомнить имя бывшей соседки. А вот сына помнит — Альберт, лет на десять старше. Очень интеллигентный, правильный. После школы сразу улетел поступать в Москву, так в столице и остался, только изредка позже в Грозный приезжал. Еще дочь — Аида, чуть старше его, тоже после школы уехала в Москву, вроде замужем.
После тяжелой ночи Ваха проснулся как никогда поздно. И если всю ночь он думал, что не поедет более на Рублевский базар, то сейчас захотел — вдруг Захарова вернется. Он хочет с ней поговорить, просто объясниться. И тут звонок, его продавщица-молдаванка:
— Ваха, эта старуха с утра здесь торчит. У нашего ларька сидит.
— Я еду, постарайся задержать ее.
Захарова в том же трауре. Ее смуглое лицо совсем без кровинки, и лишь веки воспалены. Увидев Мастаева, она попыталась встать.
— Сидите, сидите, — схватив костлявый локоть, Ваха заботливо усадил ее, сел рядом.
Она долго молчала, пахучим платком вытирала глаза, сморкалась:
— Ваха, прости меня. Старая, совсем дурная. Всю ночь не спала. И надо же про Баппу такое. Твоя мать, царство ей небесное, такая женщина — ангел! Сколько она нам помогала! А сколько раз в первую войну спасала!.. И сама от бомбежки. Прости. А как ты нас спас. А я про тебя, твою мать, всех чеченцев. Будто сама не знаю, что еврейка. Как все и всюду поносят нас, — она опять стала плакать. — Ваха, мы ведь так дружно и хорошо жили в Грозном. Хотя тоже всякое бывало. Когда чеченцев репрессировали, мама Яши, баба Яна, из всех чеченских квартир все ценное собрала, до возвращения хранила. А это в те времена было небезопасно.
— Я это знаю, — подтвердил Ваха.
— А ты помнишь бабу Яну?
— Конечно, помню. Она меня всегда конфетами угощала. По-чеченски хорошо говорила.
— И Яша чеченский знал, просто говорить стеснялся.
— А как Яков Львович?
— Яша счастливый, умер год назад. Сердце. Все хотел, чтобы его похоронили в Грозном… Как там, в Грозном? А «Образцовый дом»? А нашу квартиру заняли. И твои, знаю, тоже. Нигде нет правды. Особенно здесь, в этой проклятой Москве.
— А почему вы… — тут Ваха осекся, потому что вновь чуть не ляпнул: «А что вы не уедете в Израиль? А она словно его мысль угадала:
— Теперь не могу, — тут могилка сына, зятя.
— Альберт? — удивился Ваха. А она как стала рыдать, укрыв лицо платком.
— Да, да, прямо на моих глазах — сына и зятя расстреляли. Слава богу, Яша до этого не дожил, всего пару месяцев спустя.
Больше она говорить не могла, засобиралась. А Ваха ей полный пакет фруктов в подарок. Сам хотел отвезти, но Захарова наотрез отказалась. Мастаев предположил — боится, узнаю, где живет, даже телефон не оставила. Да Ваха свою визитку уже в отъезжающее такси кинул. И почему-то он понял, что в его жизни что-то произойдет. Ровно через неделю раздался звонок.
— Это Белла Рудольфовна Захарова. Ваха, ты не мог бы к нам приехать?
Конечно, это не замок Кнышевского, правда, в том же престижном месте Подмосковья по Рублево-Успенскому шоссе шикарная дача Захаровых. И почерк дела, точнее беспредела, до боли знаком, потому что в обществе царит безнаказанность, а насилие пропагандируется, возносится, процветает. И это, по мнению Мастаева, оттого, что нет хотя бы какой-то элиты: «Образцового дома» — нет, «Дома проблем» — тем более нет. Зато «итоговый протокол», то есть приговор семье Захаровых, готов: Альберт и их зять, муж Аиды Евгений, конечно же не без капиталов отца Якова Львовича, открыли свое дело — поставки компьютеров, программное обеспечение и все остальное: продажа, сервис, логистика и так далее. Словом, не за один год, а фирма «Захаров и партнеры» стала процветать. И все было нормально: налоги платили, дань была, откаты и взятки, темный нал и серая зарплата. В общем, как у всех в стране, пока однажды на них не «наехали» некие братки, потребовав огромную единоразовую дань: долю в бизнесе, человек в руководстве.
Захаровы — люди интеллигентные, по российским понятиям законопослушные, хотя и вынуждены порой с криминальным миром общаться. А как иначе в России бизнес вести?
В создавшейся ситуации, чтобы отвязаться от грубого рэкета, Захаровы обратились к знакомому работнику спецслужб. Тот обещал полную безопасность, но при этом почти те же бандитские условия.
Выбора у Захаровых не было. Теперь их охраняет специализированное охранное предприятие, с оружием. Генерал в руководстве фирмы. Казалось бы, все должно стать еще лучше. Ан нет, все наоборот. Появились следователи прокуратуры: оказывается, фирма «Захаров и партнеры» пару лет назад выиграла какой-то государственный тендер — на бумаге все в ажуре, а на деле. Вопросов много. Да ведь они не должны были быть — все свои обязательства по откатам, взяткам и прочему Захаровы выполнили. Но это к делу не пришьешь. А следователь принципиальный, уже уголовное дело возбудил. Альберт Захаров под подпиской, а зять Евгений даже арестован. После торгов, и то вроде знакомый адвокат подсобил, согласились гособвинители вместо огромного кэша, которого в наличии не было, взять акции фирмы «Захаров и партнеры». Казалось бы, все обошлось. Да через пару месяцев вновь нагрянула проверка, вновь прессинг правоохранительных служб.
Захаровы все поняли. Стали срочно продавать активы, акции. И тут в один прекрасный день их партнер-генерал объявил — он хозяин фирмы, контрольный пакет акций принадлежит ему.
Захаровы тоже не последние люди в Москве. Уже явно зная вредителя, они предприняли ряд контрмер. Да старик подвел — Яков Львович внезапно, скорее всего от этих переживаний умер. Пока были похороны и траурные дни, Захаровы как-то потеряли бдительность, точнее несколько упустили инициативу. А потом пошли, как говорится, ва-банк, думая, что хотя бы разборки будут по-мужски. Нет, их подло, прямо у ворот собственной дачи, когда утром выезжали на работу, расстреляли.
— Мы смотреть уже не можем, а ты посмотри, — Захарова предлагает запись камер наружного наблюдения.
— А охранники? — Мастаев просит прокрутить обратно.
— В том-то и дело, что охранники ни с места. Вроде одного ранили, царапина.
Уголовное дело возбудили. Почти год прошел — глухо. Зато иное дело набирает ход: «О банкротстве компании «Захаров и партнеры». А это лаборатория, сборочный цех-завод, несколько собственных и арендованных магазинов, склад, торговый центр, земля в Москве и Подмосковье. И что самое печальное для оставшихся в живых Захаровых (а это Бэла Рудольфовна, Аида, невестка и пять внуков), их прекрасная дача тоже, оказывается, была на балансе фирмы. Уже приходили судебные исполнители и оценили недвижимость.
Мастаев понимает, что это не миллиарды Кнышевского — масштаб иной, но методы отъема почти те же. Правда, уж очень жестоко — сразу расстрелять. Кнышевский оказался изощреннее, либо систему лучше знал, так сумел подстраховать свое дело, что его, по крайней мере, сразу нельзя было убрать. Да и заработал Кнышевский, точнее, такое можно только награбить — уж больно много. И к его насильнику — зятю Кнышевского, по крайней мере пока, не подступиться — замминистра России — высший государственный чин. А Мастаев, разумеется, не обговаривая порядок цифр и не раскрывая все, все же вкратце посвятил Башлама в дело Кнышевского:
— У-у, это масоны, к ним лучше не подступаться, в порошок сотрут, — говорил вроде бы всегда бесшабашный Башлам. А вот когда Ваха посвятил родственника в дело Захаровых, Башлам сразу оживился:
— Так, что за генерал? Знаю я этих генералов. Ты, Ваха, знаешь, что я сам почти такой же генерал, полевой командир и награды за заслуги перед Отечеством.
— За заслуги перед Россией или Чечней? — не без иронии поинтересовался Мастаев.
— Неважно. Главное, я доблестно исполнял и исполняю приказ. Так, дай мне все координаты этих Захаровых.
Мастаев понимал, что полуграмотный Башлам и его друзья, такие же бывшие чеченские боевики (если бывшие), просто действуют как таран, а за ними стоит какая-то сила, точнее власть, кои по-российски сегодня соображают. Буквально через пару дней позвонила встревоженная Захарова:
— Ваха, срочно приезшай. — И когда он прибыл: — Были какие-то очень интеллигентные, воспитанные люди.
— Чеченцы? — поинтересовался Мастаев.
— Я ведь сказала — интеллигентные.
— Мама! — перебила ее дочь.
— Что?.. Ах, что я несу. Ваха, прости, старая стала. В общем, были молодые люди, вот их визитки: Штомбер, коллекторская компания.
— Что они хотели?
— Сказали, что исполняют твой заказ.
В тот же вечер Ваха встретил Башлама в шикарном ресторане, где он завсегдатай, тусовки любит, но никогда не пьет, не курит.
— Что такое коллекторская фирма?
— Ха-ха-ха, — смеется Башлам, — так евреи культурно называют вышибание долгов. А точнее — экспроприация экспроприаторов.
— Башлам, откуда ты знаешь эти ленинские революционные слова?
— Хе-хе, с волками жить — по-волчьи выть!
— Так это про Чечню.
— Это про всю Россию. Впрочем, в других странах я не был. Хотя думаю, что мир один.
— Ты правильно думаешь.
— Научили. Кстати, по этому поводу старый анекдот. Когда нас, чеченцев, выслали в Казахстан, на одном митинге говорят: «Нам Ленин глаза раскрыл!» А казах: «Нет, нам чечен глаза открыл». Это как? А казах отвечает: «Как глаза закроешь — коровы нет.» Так что, брат мой, мы-то пижоним, понты кидаем, но не мы мафия или рэкетиры, мы только исполнители, по чужим правилам, как научили и приказали, — действуем.