Иногда Ай Лан восклицала, надувая хорошенькие губки:
– Юань, ты так старомоден! Разве можно танцевать, отталкивая от себя партнершу?! Посмотри, вот как надо держать девушку!
По вечерам, сидя в гостиной с матерью и Юанем, Ай Лан нередко включала музыку и бросалась в его объятья, и тело ее повторяло изгибы его тела, а ноги петляли по воздуху рядом с его ногами. Еще Ай Лан не стеснялась дразнить Юаня в присутствии других девиц. Если на танцах к ним кто-нибудь подходил, она со смехом восклицала: «С моим братом Юанем танцевать непросто: придется все время возвращать его руки себе на талию! Будь его воля, он приставил бы тебя к какой-нибудь стенке и плясал в одиночку!» Или: «Юань, мы все знаем, что ты красавчик, но не настолько, чтобы шарахаться от каждой девицы! Среди нас наверняка есть те, чьи сердца уже заняты!»
Подобными шуточками Ай Лан настраивала своих развязных подруг на веселый лад, и те становились еще развязнее. Они крепко прижимались к нему в танце, а он, если и хотел пресечь их домогательства, не смел этого делать и терпел, лишь бы не навлечь на себя новый град острот и шпилек со стороны Ай Лан. Даже скромные девушки улыбались рядом с ним и танцевали развязнее, чем с развязными мужчинами, и позволяли себе кокетливые ужимки, улыбочки, жаркие рукопожатия, случайные касания бедром и прочие ухищрения, известные женщинам от природы.
В конце концов эти сны и раскрепощенное поведение девиц, с которыми он знакомился по настоянию Ай Лан, настолько его утомили, что он и вовсе отказался бы с ней выходить, если бы не постоянные просьбы госпожи: «Юань, я так радуюсь, что Ай Лан с тобой; хотя она может ходить на танцы и с другим мужчиной, мне гораздо спокойнее знать, что ты рядом».
Ай Лан не противилась компании Юаня, потому что любила хвастаться им перед приятельницами: он был высок и недурен собой. Многие ее подруги радовались, узнавая, что он идет с ней. Так для Юаня против его воли уже сложили костер, но он пока отказывался подносить к нему факел.
Однако костер все же вспыхнул, и факел появился оттуда, откуда Юань не мог его ждать – да и никто не мог.
Вот как это случилось. Однажды Юань задержался после уроков в классе, чтобы переписать себе в тетрадь иностранное стихотворение, которое учитель закрепил на стене в качестве задания для учеников. Юань дождался, покуда класс полностью опустеет, но не заметил, что вышли не все. Дело было после урока, который он посещал вместе с Шэном и той бледной девушкой-революционеркой. Закончив писать, Юань закрыл блокнот, спрятал ручку в карман и хотел было встать, как вдруг услышал свое имя, и кто-то обратился к нему с такой просьбой:
– Господин Ван, раз уж вы здесь, не могли бы вы объяснить мне смысл этих строк? Вы умнее меня, и я буду вам очень признательна.
Это было произнесено очень приятным голосом, девичьим, но не высоким и смешливым, как у Ай Лан и ее подружек. Он был чуть низковат для девичьего; богатый и будоражащий, он сообщал каждому слову некий скрытый смысл. Юань поспешно и удивленно поднял глаза: рядом с ним стояла та самая революционерка, и бледное ее лицо казалось бледнее обычного, зато вблизи Юань разглядел, что ее узкие темные глаза вовсе не холодны, а полны внутреннего тепла и чувства. Они чужеродно смотрелись на ее холодном лице, ярко пылая на его бледном фоне. Девушка обратила на Юаня твердый взгляд и невозмутимо села рядом в ожидании ответа – так естественно, будто каждый день разговаривала с мужчинами.
Юань, запинаясь, чудом сумел ей ответить:
– О… Да, конечно… Только я сам до конца не понимаю. Думаю, здесь говорится о том… Иностранные стихи очень сложны для понимания… Думаю, это ода… что-то вроде…
Так он продолжал говорить, медля и запинаясь, постоянно ощущая ее глубокий твердый взгляд – то на себе, то на своих словах. Затем она поднялась и поблагодарила его, и вновь использовала самые простые слова, но ее голос наполнил их глубокой благодарностью – куда большей, подумалось Юаню, чем заслуживала любая добрая услуга. Они вместе вышли из класса и естественным образом пошли рядом по тихим пустым коридорам. Время было послеобеденное, и все ученики давно разбежались по домам. Так они шли, и девушка, казалось, была не против помолчать, но Юань из вежливости решил задать ей пару вопросов.
Он спросил:
– Как ваше имя, многоуважаемая?
Юань использовал старомодный и учтивый оборот, которому его научили в детстве. Но девушка ответила просто и коротко, даже грубовато, без ответной учтивости, однако ее голос по-прежнему наделял простые слова новыми смыслами.
Наконец они подошли к воротам, и Юань глубоко поклонился. Девушка лишь кивнула на прощание и сразу ушла. Глядя ей вслед, покуда она не затерялась в толпе прохожих, Юань заметил, что она чуть выше большинства женщин. В задумчивости он запрыгнул в рикшу и поехал домой, гадая, какая же она на самом деле и дивясь тому, как в ее глазах и голосе читалось совсем не то, что на лице и в словах.
На такой малости начала расти их дружба. Юаню прежде не доводилось дружить с девушками, да и вообще друзей у него было немного, поскольку он еще не успел обзавестись маленькой компанией единомышленников, в которой естественным образом занял бы свое место. У его двоюродных братьев друзья были: Шэн дружил с молодыми людьми, считавшими себя поэтами, писателями и художниками нового времени, истово поклонявшимся своим предводителям – вроде писателя по фамилии У, за которым тайно подсматривал Юань, когда тот танцевал с его сестрой. У Мэна было тайное сборище революционеров. Юань ни к какому объединению не принадлежал, и хотя с некоторыми молодыми людьми и подругами Ай Лан он мог при встрече обменяться парой фраз, закадычного друга у него не было. Не успел он и глазом моргнуть, как эта девушка стала для него таким другом.
Вот как это случилось. Поначалу именно она пыталась завязать с ним дружбу, обращаясь к нему, подобно своим более хитрым сверстницам, за помощью или советом по тому или иному вопросу. Юань, как и все мужчины, поддавался на эти примитивные ухищрения. Ему, мужчине молодому, было приятно давать советы девушке; сперва он помогал ей писать сочинения, а потом и сам не заметил, как они стали видеться почти каждый день. Если бы Юаня спросили, какие чувства он к ней испытывает, он, не задумываясь, ответил бы, что их связывает только дружба. Девушка эта и впрямь отличалась от тех, что представлялись ему красивыми – хотя на самом деле он ни об одной девушке пока не задумывался, а если зачем-то представлял себе хорошенькую девушку, то это всегда была цветущая барышня вроде Ай Лан, с порхающими ручками, милым лицом и кокетливыми манерами, и все эти качества присутствовали у подруг Ай Лан. Но ни одну из них он не любил и лишь мысленно сравнивал свою будущую избранницу с дивной розой, сливовым цветом или чем-то столь же прекрасным, нежным и бесполезным. И если он пытался посвятить таким девам стихи, то у него выходили лишь обрывки строчек, всегда незаконченные, потому что чувство было слишком мимолетным и смутным, и ни одна девушка не отличалась от остальных настолько, чтобы удостоиться полноценного стихотворения. Любовь Юаня была рассеянной, словно свет, едва брезжащий на горизонте перед самым восходом солнца.
Разумеется, ему никогда не пришло бы в голову полюбить такую девушку, как эта: суровую, серьезную, всегда в одинаковых бесформенных одеждах из темно-синей или темно-серой материи и кожаных башмаках, одержимую учебой и революцией. Нет, он не любил ее.
А вот она его полюбила. Юань сам не заметил, когда узнал о ее любви, но все же он знал. Однажды они прогуливались, держась подальше друг от друга, по тихой улице вдоль канала; был вечер, смеркалось, и они собирались разойтись по домам, как вдруг он почувствовал на себе ее взгляд. Поймав этот взгляд, он увидел в нем сокровенный огонь и томление, а в следующий миг зазвучал ее голос, ее прекрасный голос, живший отдельной жизнью:
– Юань, у меня есть одна мечта, и мечта эта заветнее всех других.
Когда он робко спросил, что же это за мечта, и сердце его болезненно забилось в груди, хотя он и не думал любить эту девушку, она ответила:
– Я хочу увидеть тебя в наших рядах. Юань, ты мне как брат, и я хочу называть тебя своим товарищем. Ты нам нужен… Твой ум, твоя внутренняя сила. Мэн в подметки тебе не годится!
Юань решил, что теперь-то ему ясно, зачем она набивалась к нему в друзья, и он пришел в ярость. Они с Мэном все подстроили! Он с трудом обуздал поднимающийся в груди гнев.
И тогда ее голос вновь зазвучал в сумерках, очень мягкий и низкий, и голос этот сказал:
– Юань, есть и другая причина.
Теперь он не смел спросить, какая. Однако его охватила слабость, все тело задрожало, и он, повернувшись к ней, сдавленно произнес:
– Мне надо домой… Я обещал Ай Лан…
Не сказав больше ни слова, они оба пошли вперед, в сторону дома. Однако, расходясь, они безотчетно сделали то, чего никогда не делали прежде, и что не входило в их планы. Они на секунду взялись за руки, и от этого прикосновения что-то переменилось в душе Юаня, и он понял, что они больше не друзья, нет, не друзья, а вот кто они теперь – неизвестно.
Весь тот вечер, сидя рядом с Ай Лан, беседуя с одной девицей и танцуя с другой, он смотрел на них уже совсем иначе и дивился тому, какие девушки все разные, и ночью, лежа в постели, он тоже долго думал об этом – впервые в жизни думал о девушках. А после он задумался об одной девушке, той самой, о ее глазах, что прежде казались ему холодными, как тусклый оникс на бледной глади лица, а теперь он разглядел в них удивительную, теплую красоту. Потом он вспомнил, какой у нее приятный бархатный голос, и что богатство его не вяжется с ее холодностью и кротостью. Однако это был ее голос. Размышляя обо всем этом, Юань стал жалеть, что не набрался храбрости и не спросил ее о второй причине. Приятно было бы услышать, как этот голос назовет ему эту самую причину.
И все же Юань не любил ее. Он точно знал, что не любит ее.
Наконец он вспомнил то прикосновение: сердце его руки прижалось к сердцу ее руки, и так, ладонь в ладони, они замерли на миг во тьме неосвещенной улицы и даже не заметили рикшу, которому пришлось их объехать, громко чертыхаясь, но даже тогда они не заметили его. Было слишком темно, и Юань не видел ее глаз; она молчала, и он молчал. Кроме прикосновения, подумать было не о чем, и, когда он подумал о нем, факел в его груди вспыхнул. Что-то загорелось внутри, но что – оставалось загадкой, ведь Юань по-прежнему знал, что не любит ее.