– О, что вы, везунчик здесь я!
И он провел по волосам свободной рукой, странную красоту которой Юань так хорошо запомнил, а теперь увидел вновь.
Юань, не привыкший изъясняться подобным образом, уронил руку писателя У, в замешательстве отвернулся и только тогда вспомнил, что этот мужчина уже женат, и смутился еще больше, и решил потом тайком расспросить обо всем мать, потому что сейчас подобные расспросы были бы неуместны. Однако, когда несколько минут спустя все они вышли на улицу, где их ждали машины, Юань невольно восхитился, какая они красивая пара и как подходят друг другу. По обоим было видно, откуда они родом, и в то же время нет. Казалось, что на узловатом и бугристом стволе древнего дерева с могучими корнями вдруг распустились изысканные цветы.
Затем госпожа вновь взяла Юаня за руку и сказала:
– Нам пора домой, здесь очень жарко, потому что солнце отражается от воды.
И он позволил увести себя на ту улицу, где их дожидались машины. У госпожи был свой автомобиль, к которому она повела Юаня, все еще держа его за руку, а по другую сторону от нее шла Мэй Лин.
Ай Лан же села в маленький красный автомобильчик на двоих, а за руль сел ее возлюбленный. Они были так ослепительно красивы, что в своем сияющем авто казались богом и богиней. Верх автомобиля был откинут, поэтому солнце сияло на черных блестящих волосах и безупречной золотистой коже; алый цвет автомобиля ничуть не затмевал их красоты, а, наоборот, подчеркивал безупречные и совершенные формы и грациозность их тел.
Юань невольно восхитился красотой сестры и ее избранника и вновь ощутил, как к сердцу прилила гордость. Ни разу за шесть лет в чужой стране он не видел там людей такой удивительной, чистой красоты! Напрасно он боялся возвращаться домой.
Тут же у него на глазах из толпы зевак, остановившихся поглазеть на богачей, вырвался нищий и кинулся к великолепному алому авто. Он облапил руками край дверцы, вцепился в него изо всех сил и заорал привычное:
– Подайте немножко серебра, господин, хоть одну монетку!
На что молодой господин ответил очень грубым окриком:
– А ну убрал свои грязные лапы!
Но нищий заскулил и заклянчил пуще прежнего и не отпустил дверцу, покуда молодой писатель не стянул с ноги туфлю – заграничную туфлю, кожаную и с твердой подошвой, – и не обрушил каблук этой туфли на цепкие пальцы нищего. Тогда тот с криком «Мама!» рухнул обратно в толпу, прижимая к губам ушибленные пальцы.
Писатель махнул Юаню на прощанье красивой бледной рукой, его алая машина с ревом сорвалась с места и, сверкая на солнце, умчалась прочь.
В первые дни после возвращения на родину Юань щадил свое сердце и не делал выводов, покуда не увидел своими глазами, как все обстоит на самом деле. Поначалу он с облегчением думал: «Не такое уж все здесь и другое – моя страна ничем не отличается от прочих современных стран, и чего я только боялся?»
И ему в самом деле так казалось. Юань, втайне опасавшийся, что дома, улицы и люди покажутся ему убогими и грязными, с удовольствием отмечал, что это вовсе не так. Тем более его мачеха переехала из маленького дома, где жила прежде, в большой, выстроенный по западному образцу. В первый же день, когда Юань только ступил на его порог, она сказала:
– Я сделала это ради Ай Лан. Ей казалось, что наш прежний дом был слишком мал и беден, чтобы приглашать туда друзей. Кроме того, здесь я сумела исполнить задуманное: взять к себе Мэй Лин… Юань, она мне как родная дочь. Я тебе рассказывала, что она собирается стать врачом, как мой отец? Я научила ее всему, чему научилась от него, и теперь она учится в иностранной медицинской школе. Учиться осталось два года, а потом еще несколько лет нужно проработать в больнице. Я ей говорю: в том, что касается внутренних жидкостей, именно мы лучше всего знаем свой народ, свои особенности и ограничения. Но нельзя отрицать, что по части разрезания и сшивания живых тканей иностранным врачам нет равных. Мэй Лин научится и тому и другому. Кроме того, она помогает мне с малышками, которых мы по-прежнему находим брошенными на улицах, а после революции их стало еще больше, Юань, ведь парни и девушки нынче так свободолюбивы!
– Я думал, Мэй Лин еще ребенок, – удивленно сказал Юань. – Я помню ее совсем ребенком…
– Ей уже двадцать лет, – тихо ответила госпожа, – и она давно не дитя. Умом она и того старше, а по сравнению с Ай Лан, которой на три года больше двадцати, она совершенно взрослый человек. Мэй Лин – тихая и отважная девушка. Однажды я видела, как она помогала врачу вырезать огромную шишку из горла больной женщины, и рука ее была так же тверда, как его, и врач похвалил ее за то, что она не дрожала и не испугалась фонтана крови. Ничто ее не пугает; она тихая и отважная девушка. При этом они с Ай Лан хорошо ладят, хотя она и не ходит с Ай Лан развлекаться, а та не интересуется ее делами.
К тому времени они с госпожой сидели в гостиной одни, потому что Мэй Лин сразу ушла, и лишь служанка изредка приносила им чай и засахаренные фрукты. Юань с любопытством спросил госпожу:
– Матушка, а я ведь думал, что у этого писателя У есть другая жена…
Тут госпожа вздохнула.
– Я знала, что ты об этом спросишь. Ох, как я намучилась с Ай Лан! Она сказала, что будет с ним, а он будет с нею, и все тут. Переубедить ее невозможно. Отчасти поэтому я решила переехать в большой дом… Подумала, раз уж они должны встречаться, пусть встречаются здесь, а я буду за ними присматривать, покуда он не разведется с прежней женой и не будет свободен. Первая его жена очень старомодна, Юань. Ее выбрали для него родители, и в шестнадцать лет он уже был женат. Ох, не знаю, кого мне больше жалко, его или эту несчастную! Кажется, я страдаю за них обоих. Меня ведь тоже выдали замуж родители, и муж не любил меня, и я очень хорошо понимаю ее чувства. Но в то же время я поклялась себе, что моя дочь выйдет замуж по любви, потому что я сама знаю, каково это – быть нелюбимой женой. Вот почему мое сердце болит за обоих. Но все давно улажено, Юань, теперь такие дела легко уладить… Боюсь, что даже слишком легко. Он свободен, а она, бедняжка, возвращается в свой родной город внутри страны. Я успела повидаться с нею перед отъездом. Здесь, в нашем городе, она жила с ним… И в то же время не с ним. Она и две ее служанки складывали вещи в красные кожаные сундуки, которые были частью ее приданого. Она сказала мне всего несколько слов: «Я так и знала, что этим кончится… Я знала, что этим кончится». Она не красавица и старше его на пять лет, иностранных языков не знает, а в наши дни всем положено знать языки, и даже ноги ей когда-то бинтовали, хотя она и пытается прятать это под заграничной обувью. Для нее это действительно конец… Какая участь ждет ее теперь? Что ей остается? Я не стала расспрашивать. Мне нужно позаботиться об Ай Лан. Мы, старики, в наше время ничего не можем поделать, только полагаться на волю молодых… Да и кто сейчас может что-то поделать? В стране неразбериха, и никто никому не указ – нет больше ни законов, ни правил, ни наказаний…
Юань лишь смиренно улыбнулся ее словам. Она сидела тихо, старая и немного печальная, с белыми волосами, и говорила то, что всегда говорят старики.
Ибо в себе Юань чувствовал лишь смелость и надежду. Буквально в один день, даже в считаные часы, этот город, такой оживленный и богатый, успел придать ему смелости. По дороге сюда Юань увидел новые роскошные магазины, где продавали автомобили, технику и товары со всех уголков света. От узких улиц с приземистыми лавчонками, торговавшими простой домашней утварью и едой, почти ничего не осталось. Город стал центром мира, и кругом росли друг на дружке новые здания, одно другого выше. За шесть лет, пока Юаня не было, на улицах воздвигли десятка два высотных домов до самого неба.
В первый вечер после своего приезда Юань стоял у окна спальни, разглядывал городские улицы и думал: «Город стал похож на тот большой заграничный, где обосновался Шэн». Вокруг, на сколько хватало глаз, горели яркие огни и ревели двигатели, и раздавался низкий гул миллионов людей и пульс беспокойной, растущей, неукротимой жизни. Вот какой стала его страна. Буквы, пылавшие на фоне черных облаков, были начертаны на его родном языке, и буквы эти восхваляли товары, произведенные его соотечественниками. То был его город, и он ни в чем не уступал другим великим городам мира. На миг Юань задумался о той несчастной женщине, которую пришлось вышвырнуть, чтобы освободить место для Ай Лан, однако он взял себя в руки и рассудил: «Так следует поступать со всеми, кто не может приспособиться к новому дню. Это справедливо. Ай Лан и ее жених правы. Новому надо давать дорогу».
И в такой суровой и чистой радости он лег спать и заснул.
Куда бы Юань ни направлялся в те первые дни после возвращения домой, всюду он испытывал этот душевный подъем. Он поражался благосклонности своей судьбы, ведь шесть лет назад ему пришлось покидать страну тайком, бежав из тюрьмы, а теперь он по-настоящему оказался дома. Казалось, что все тюремные врата распахнуты, и нет больше ни его тюрьмы, ни каких-либо оков и цепей. Воспоминания о том, как отец вынуждал его жениться, теперь казались дурным сном, и таким же дурным сном стали ужасные события шестилетней давности, когда парней и девушек бросали в тюрьмы и расстреливали за стремление к свободе. И все же их жертва была не напрасна, вот она, эта свобода! По улицам города гуляла молодежь, и лица у них – у мужчин и женщин в равной мере – были свободные, смелые и целеустремленные. Видно было, что эти люди не ведают никаких оков. Через пару дней пришло письмо от Мэна: «Я приехал бы с тобой повидаться, да не могу, слишком много дел в новой столице. Мы отстраиваем старый город заново, дорогой мой двоюродный брат, сносим старые ветхие дома и прокладываем широкую улицу, которая пронижет весь город подобно свежему очистительному ветру, а потом от нее пойдут новые улицы, и мы уничтожим старые храмы и устроим в них школы, ибо в наши времена храмы никому более не нужны. Мы будем учить людей наукам!.. Что же до меня, то я теперь военачальник и состою в добрых отношениях с генералом, который когда-то учился с тобой в военной школе. Он просил передать тебе, чтобы ты приезжал, для тебя здесь найдется достойная работа. Это действительно так, потому что он разговаривал с вышестоящим чиновником, а тот побеседовал с очень влиятельными людьми, и в здешнем университете для тебя есть место, ты можешь жить здесь, преподавать то, что тебе интересно, и помогать нам отстраивать город».