Сначала Юань решил обратиться с письмом к своему непосредственному начальнику – чиновнику, пять недель из семи проводившему на морском побережье. Тот не обращал на подобные письма никакого внимания, ибо работал сразу в нескольких учебных заведениях и занят был по большей части тем, что собирал жалованье с разных мест. Тогда Юань разозлился и лично отправился к самому большому начальнику, стоявшему в университете над всеми другими, и поведал тому о тяжелом положении студентов, разбитых окнах, потрескавшихся половицах, по которым гулял лютый сквозняк, и незакрывающихся дверях. Однако начальник, к которому приходило много жалобщиков, лишь раздраженно буркнул:
– Потерпите… Надо терпеть! Деньги, что нам выделяют, должны идти на строительство нового, а не на починку старого!
Такие отговорки звучали по всему городу.
Юань находил их вполне справедливыми и утешался мечтами о новом здании и теплых аудиториях с плотно закрывающимися дверями, не пускающими внутрь холод, однако морозы крепчали с каждым днем. Юань подумал, что мог бы на собственные деньги нанять плотника и защитить от зимних морозов хотя бы свой класс. Работа начинала ему нравиться, и он успел полюбить юношей, которых учил писать стихи. Многие из них были небогаты, потому что богатые семьи отправляли детей в частные учебные заведения с преподавателями-иностранцами, очагами в каждом кабинете и хорошим питанием. В этом же новом бесплатном государственном университете учились сыновья мелких купцов, бедных школьных учителей и несколько талантливых деревенских парней, которые не хотели возделывать землю, как их отцы, а надеялись выбиться в люди. Все это были юные, плохо одетые, голодные ребята, и Юань полюбил их, потому что они хотели учиться и стремились понять все, чему он их учил, пусть многого понять были не в состоянии, ибо даже самые грамотные из них знали слишком мало. Да, глядя в их бледные лица и горящие глаза, Юань мечтал заработать побольше денег и утеплить свой кабинет.
Однако заработать не удавалось. Жалованье часто задерживали, потому что сперва деньги получали его начальники, и если в тот или иной месяц денег выделялось недостаточно или их нужно было потратить на нужды армии или строительство дома для какого-нибудь важного чиновника, то Юань и остальные преподаватели вынуждены были молчать и терпеть. А терпеть он не мог, потому что хотел как можно скорее вернуть дяде долг, вернее, избавиться хотя бы от его части. Он написал Вану Купцу такое письмо: «Что же до ваших сыновей, то я им помочь не могу. Здесь я бессилен. Мне остается лишь держаться за свое место. Но я буду посылать вам половину своего жалованья, пока не выплачу весь отцовский долг. А за ваших сыновей отвечать, увы, не могу». Так он освободился по крайней мере от одних оков: кровного родства.
Стало быть, тратить деньги на своих студентов он не смел. Он написал Мэй Лин, как ему хотелось бы отремонтировать комнату, какая холодная стоит зима и непонятно, что ему теперь делать. Ответ в тот раз пришел очень быстро: «Почему бы тебе не выходить с учениками из этого старого бесполезного дома на какой-нибудь теплый двор? Когда нет дождя и снега, можно заниматься на солнце».
Юань, сжимая в руке ее письмо, удивился, что сам до этого не додумался: зима стояла сухая, солнечных дней было много, и он действительно стал выводить студентов в солнечный уголок между стенами двух домов. Если кто-то из прохожих и смеялся над ними, Юань не обращал внимания на смех, ведь здесь было тепло. Он невольно полюбил Мэй Лин еще крепче, ведь ей удалось так быстро найти выход из непростого положения. Кроме того, быстрота ее ответа навела его на одну мысль. Мэй Лин куда охотней отвечала на его письма, когда в них содержался какой-нибудь неразрешимый для него вопрос. Юань стал хитрить и рассказывать в письмах обо всех своих трудностях и заботах. Когда он писал о любви, Мэй Лин не отвечала, зато на помощь всегда приходила охотно, и вот уже они переписывались почти непрерывно, и письма между ними полетели сплошной завесой листьев, гонимых осенним ветром.
У Юаня был и другой способ согреть кровь в те промозглые дни надвигающейся зимы: он выходил работать на поле и сажал привезенные из-за границы семена. В университете он преподавал сразу несколько предметов, ибо учителей не хватало на всех желающих учиться. По всему городу открывались новые заведения, в которых студентов обучали неслыханным заграничным новшествам, и молодежь хлынула учиться. Однако учителей было недостаточно, они не успевали научить молодых всему, что те желали знать. Поскольку Юань побывал за границей, ему оказали честь и в виде исключения позволили преподавать все, что он знал, в том числе как сеять и выращивать пшеницу на новый лад. Ему выделили поле у городской стены, рядом с маленькой деревушкой, и туда он выводил студентов, строя их, как маленькую армию, в шеренги по четыре человека, с мотыгами вместо ружей за плечами. Прохожие глазели им вслед, и многие, побросав дела, изумленно восклицали: «Это еще что за новости?!» Однажды Юань услышал, как один рикша – честный, небольшого ума работяга, – с удивлением прокричал:
– Каких только новшеств не увидишь в этом городе! Я теперь каждый день встречаю новое, но такого дива еще не видал – чтоб армия шла на войну с мотыгами!
Тогда Юань широко улыбнулся и ответил:
– Это новейшая армия! Армия революции!
Ему понравилась эта мысль, и он с удовольствием крутил ее в голове, пока мотыжил землю под зимним солнцем. А ведь и правда: это единственная армия, которую он готов возглавить, армия молодых людей, идущих на посевную. Теперь, шагая по улицам впереди своего войска, он, сам того не замечая, печатал шаг, как его научил в детстве отец, и поступь его звенела так громко и четко, что студенты невольно принимались идти с ним в ногу. Вскоре ритм их марша уже задавал ритм его сердцу, и, когда они проходили сквозь старые и мрачные городские ворота, где эхо дружных шагов отдавалось в замшелых кирпичах, из этого ритма в голове Юаня начали рождаться короткие, отрывистые слова. Уже очень давно с ним такого не случалось. Он решил, что его душевное смятение позади: труд вновь сделал безмятежной его душу, очистил ее до прозрачности и сгустил в стихотворные строки. Затаив дух, он поджидал эти слова и ловил их со знакомым восторгом, который испытал однажды в глинобитном доме деда. Так появились на свет три живые строчки, но четвертая все не шла. Юань заторопился и попробовал выдавить ее силой, потому что дорога подходила к концу и впереди уже маячила земля, но строчка отказалась выходить вовсе.
Тогда он выбросил ее из головы, потому что сзади послышались жалобы и ропот недовольных студентов: они задыхались, кричали, что он шагает слишком быстро, а они так не могут, потому что не привыкли к такой ходьбе и мотыги уж больно тяжелы.
Поэтому Юаню пришлось забыть про стихотворение, и он жизнерадостно воскликнул, чтобы подбодрить их:
– Мы уже пришли, вот наша земля! Отдохните немного, и начнем мотыжить.
Молодые люди улеглись на насыпь у края поля, и действительно по их бледным лицам струился пот, а сами они тяжело дышали. Только двое или трое деревенских парней сидели как ни в чем не бывало.
Пока студенты отдыхали, Юань открыл мешочек с заморскими зернами, попросил ребят протянуть ему ладони и насыпал каждому горсть спелой золотистой пшеницы. Эти зерна теперь казались ему драгоценными. Он вспомнил, как выращивал их за тысячи миль отсюда на чужой земле, и вспомнил старого учителя с белыми волосами. Не мог он не вспомнить и белокожей девушки, что прижалась губами к его губам. Продолжая раздавать зерна, он ясно представил тот миг. Лучше бы она этого не делала! А все же благодаря тому поцелую Юань жил затворником, покуда не встретил Мэй Лин. Теперь он быстро взял в руки мотыгу, замахнулся и вонзил ее в землю.
– Видите? – крикнул он наблюдающим за ним ученикам. – Вот так нужно работать мотыгой! Если делать иначе, рискуете быстро выбиться из сил…
И мотыга заходила в воздухе вверх-вниз, как учил его старый крестьянин, и ее острие засверкало на солнце. Один за другим студенты поднимались и пытались повторять за Юанем. Последними встали деревенские парни, хотя они отлично умели орудовать мотыгой. Они работали медленно и неохотно. Увидев это, Юань прикрикнул на них:
– Вы почему не работаете?
Поначалу парни молчали, а потом один угрюмо пробормотал:
– Я сюда пришел не затем, чтоб землю мотыжить – это я и так умею. Я хочу научиться другому заработку!
Услышав эти слова, Юань рассердился и запальчиво ответил:
– Что ж, если ты научишься делать это лучше, может, тебе и не придется покидать дом в поисках другого заработка! Лучшие семена, лучшие способы возделывания почвы и лучшие урожаи помогут и крестьянам жить лучше!
К тому времени вокруг Юаня и его учеников столпились несколько крестьян из соседней деревни. Они в большом удивлении наблюдали за этими парнями, пришедшими сюда с мотыгами и семенами. Поначалу они испуганно помалкивали, но вскоре начали смеяться, видя, как неумело студенты загоняют свои мотыги в землю. Когда Юань произнес эти слова, они совсем осмелели, и один из них прокричал:
– Ты ошибаешься, учитель! Сколько ни работай и какие семена ни сей, урожай все равно зависит от прихоти небес!
Юаню не понравилось, что ему перечат в присутствии учеников, и он решил не отвечать невеже-крестьянину. Пропустив его глупую речь мимо ушей, он показал студентам, как заделывать зерна в почву и как ставить таблички в конце каждого ряда с названием сорта пшеницы и указанием, кто и когда ее посеял.
За всем этим крестьяне наблюдали, разинув рты и насмехаясь над лишней возней. Громко гогоча, они кричали: «А ты все зернышки пересчитал, брат?» Или: «Надо каждому зернышку дать свое имя, брат, и подписать цвет шкурки!» Или: «Мамочка! Если мы с каждым зернышком будем так носиться, то и за десять лет все не посеем!»
Однако молодые ученики Юаня лишь надменно поглядывали на этих неразумных шутов, а больше всего ярились деревенские парни: