– Что ж, Юань, погляди, мой средний сын вернулся домой, хорошенький, как молодица, и все наши страхи насчет жены-чужеземки не оправдались! Он все еще холост!
На это престарелая госпожа безмятежно ответила:
– Господин мой, наш Шэн слишком мудр, чтобы думать о таких глупостях. Молю богов, чтобы и ты в столь преклонных летах не болтал ерунды!
На сей раз старик не испугался острого языка жены. Сегодня он чувствовал себя хозяином дома и главой семьи, состоявшей из множества благонравных мужчин и женщин. Все они собрались в его богатом доме, и в их присутствии на него нашел озорной стих, он осмелел и воскликнул:
– Что же такого неподобающего в разговорах о женитьбе моего сына?! Шэна ведь надо женить?
И госпожа царственно ответила:
– Я прекрасно знаю, каковы теперь порядки, и моему сыну не придется жаловаться, что мать навязала ему брак.
Тут Юань, с улыбкой слушавший пререкания стариков, увидел странную вещь. Шэн выдавил холодную печальную улыбку и произнес:
– Нет, матушка, не такой уж я современный человек. Жени меня, на ком хочешь… Мне все равно… Женщины всюду одинаковы.
Тут Ай Лан засмеялась и сказала:
– Просто ты еще слишком молод, Шэн!..
К ее смеху присоединились остальные, и момент миновал, однако Юань запомнил взгляд Шэна – его взгляд, когда все вокруг смеялись, а он уверенно улыбался. То был взгляд человека, которому все безразлично, даже его будущая жена.
Впрочем, разве мог Юань в тот вечер искренне озаботиться делами Шэна? Еще до того, как он поклонился старикам, его глаза отыскали среди родни Мэй Лин. Он увидел ее первой: она неподвижно и тихо стояла подле своей приемной матери, и на один короткий миг их с Юанем взгляды встретились. Нет, они не улыбнулись друг другу, однако даже это не могло сильно расстроить Юаня, хотя все случилось не так, как мечталось. Ему было довольно и того, что она здесь, в этой самой комнате, пусть они и не могут обменяться ни единым словом. Тут Юань подумал, что в эдакой толпе все равно не смог бы ничего ей сказать. Их настоящая встреча должна произойти позже, не здесь. Весь вечер Юань то и дело украдкой взглядывал на Мэй Лин, но она больше ни разу на него не посмотрела. Зато мачеха приветствовала его очень тепло, и, когда он подошел к ней, поймала его за руку и погладила ее, прежде чем отпустить. Юань здоровался с матерью дольше, чем с остальными родственниками, хотя Мэй Лин в эту минуту отошла под предлогом, что ей нужно принести какую-то вещь. Тем не менее, хоть Юань и вынужден был весь вечер уделять внимание родственникам, все же его грела мысль, что Мэй Лин рядом, и он позволял своему взгляду вновь и вновь отыскивать ее среди остальных, когда она вставала налить кому-нибудь чаю или угостить конфетой ребенка.
В тот вечер все разговоры за столом были о Шэне, а Мэна с Юанем почти ни о чем не спрашивали, считая их «своими». Шэн был хорош собой, как никогда, и так он был красив, так осведомлен и искушен, так непринужденно говорил и двигался, что Юань опять почувствовал себя неотесанным юнцом рядом с этим зрелым мужчиной, и ему стало неловко. Шэн заметил это и попытался исправить положение. Он, как прежде, с дружеским теплом взял Юаня за руку, и Юань почувствовал прикосновение его изящных нежных пальцев, так похожих на женские, и оно было одновременно приятным и отталкивающим, как и выражение лица Шэна. Оно казалось открытым и благодушным, но в глазах угадывалось что-то порочное, почти злое, как бывает с полностью раскрывшимся цветком, в тяжелом аромате которого уже наметилась неприятная нотка порчи. Почему это было так, Юань не знал. Он даже подумал, что ему это привиделось, но нет: пусть Шэн всегда смеялся и говорил дружелюбно и учтиво, и голос его, не высокий и не низкий, звенел ровно, как колокол, и он с большим удовольствием сплетничал, все же Юань чувствовал, что самого Шэна с ними нет, он где-то очень далеко. По своей ли воле брат вернулся домой? Однажды, воспользовавшись удобным случаем, Юань тихо спросил его:
– Шэн, тебе было жаль покидать тот большой чужеземный город?
В поисках ответа он вгляделся в лицо Шэна, однако оно оставалось гладким, золотистым и невозмутимым, как прежде, а глаза мягко сияли подобно темному нефриту. Шэн с готовностью улыбнулся и ответил:
– О нет, я и сам уже хотел возвращаться. Мне все равно, где жить.
Тогда Юань задал еще один вопрос:
– Ты писал стихи?
Шэн беспечно отозвался:
– Да, сборник моих стихов даже издали – некоторые из них ты видел, но остальные новые, я их сочинил уже после твоего отъезда… Если хочешь, подарю тебе экземпляр – напомни мне, когда соберешься домой.
Юань сказал, что был бы очень рад, на что Шэн лишь молча улыбнулся. Чуть позже Юань вновь обратился к нему с вопросом:
– Ты останешься здесь или поселишься в новой столице?
На сей раз Шэн отозвался быстро и живо, словно одно лишь это имело для него значение:
– Останусь, конечно! Я много лет прожил за границей и привык к современным удобствам. В таком неустроенном городе я жить бы не смог. Мэн успел мне кое-что рассказать о новой столице. Он-то очень гордится всеми этими новыми домами и проспектами, но на мой прямой вопрос честно ответил, что там по-прежнему нельзя мыться, как я привык, некуда пойти развлечься, нет хороших театров – словом, нет ничего, что нужно культурному человеку. Я ему сказал: «Дорогой Мэн, что же там вообще есть, в этом твоем хваленом городе?!» В ответ он чуть не испепелил меня взглядом, но ничего не сказал. Ох уж этот Мэн! Совсем не меняется.
Все это Шэн сказал на чужом языке, который он освоил в таком совершенстве, что теперь слова этого языка быстрее шли ему на ум, чем родные.
Однако жене старшего брата Шэн показался самим совершенством, как и Ай Лан с мужем. Эти трое не могли на него налюбоваться, и Ай Лан, несмотря на большой живот, смеялась в тот вечер так же весело и заливисто, как в былые времена, радостно щебетала с Шэном и искренне восторгалась им. Шэн отвечал на все ее остроумные замечания и расточал комплименты в ее адрес, а та охотно их принимала. В самом деле, она была хороша, как и прежде, несмотря на беременность. Да, если другие женщины, нося под сердцем ребенка, становились толще, темнее лицом и неповоротливей, то Ай Лан была подобна дивному цветку – полностью раскрывшемуся цветку розы, подставившему солнцу все свои лепестки. Юаня она приветствовала живо и радостно, как брата, но все свои улыбки и шуточки она дарила Шэну, и ее красивый муж наблюдал за ними с безмятежной улыбкой на устах, ничуть не ревнуя, ведь он считал, что, как бы красив ни был Шэн, равных ему по красоте мужчин просто не существует, тем более в глазах его избранницы. Он слишком любил себя, чтобы ревновать.
Так в разговорах и смехе начался пир, и вся семья теперь сидела за одним столом, а не за разными, как в давние времена, когда молодые должны были сидеть отдельно от старших. Нет, теперь такого разделения не было. Хотя старый господин и госпожа занимали самые высокие места, их голосов не было слышно за смехом и шутками Ай Лан, Шэна и время от времени – остальных родственников, которым удавалось вставить словечко. То был веселый час, и Юань не мог не гордиться своей семьей, этими нарядными женщинами в ярких атласных платьях, сшитых по последней моде, и мужчинами в дорогих заграничных костюмах, Мэном в великолепной офицерской форме и детьми в пестрых шелковых одеждах, с заграничными лентами в волосах. Стол ломился от всевозможных чужеземных кушаний, чужеземных сладостей и чужеземных вин.
Вдруг Юаню пришла в голову неожиданная мысль: ведь это не вся его семья. Нет, за много миль от морского побережья живет Тигр, его родной отец, – живет на старый лад, как и Ван Купец со всеми своими сыновьями и дочерями. Они не знают иностранных языков. Они не едят ничего чужеземного и живут так, как жили их предки. Если бы они оказались в этой комнате, с тревогой подумал Юань, им стало бы очень неловко. Старик Тигр скоро начал бы брюзжать, потому что не смог бы по своему обыкновению плевать на пол, ведь здесь все полы были застелены шелковыми цветочными коврами. А Купец страдал бы, видя, сколько денег ушло на все эти картины, затянутые шелком стулья и заграничные статуэтки, а еще на заграничные платья и безделушки женщин. Эта половина семьи Ван Луна тоже не вынесла бы той жизни, какую вел Тигр, и даже в доме Вана Купца – том большом доме, что Ван Лун оставил своим сыновьям в старом городе, – им было бы плохо. Эти внуки и правнуки не захотели бы жить без привычных удобств, в голых холодных стенах, прогреваемых лишь в тех местах, куда попадало южное солнце. Что же до глинобитного дома, то он в их глазах был жалкой лачугой, и многие из них вовсе забыли о его существовании.
Однако Юань не забыл. Ему, сидящему за богатым столом, накрытым по новому чужеземному обычаю белой скатертью, неожиданно вспомнился старый глинобитный дом, и, вспомнив его во всех подробностях, он отчего-то затосковал по нему. Юань рассеянно подумал, что здесь, рядом с Ай Лан и Шэном, он все-таки не на своем месте. Глядя на их заграничные наряды и манеры, он захотел, чтобы в нем самом стало меньше заграничного. Однако и в глинобитном доме он жить не смог бы – хотя тот был ему по душе, все же он не смог бы жить на земле так, как жил его дед, и быть всем довольным. Юань понял, что застрял где-то посередине, между этим заграничным домом и старым глинобитным, и здесь ему очень одиноко. Своего дома у него не было, и сердце его маялось от одиночества, не находя себе пристанища ни там, ни здесь.
В какой-то миг его взгляд остановился на Шэне. Если бы не золотистая кожа и не темные раскосые глаза, Шэна можно было принять за чужеземца. Сами движения его тела стали чужеземными, и говорил он так, как говорят люди с Запада. Да, и Ай Лан это нравилось, как и жене его старшего двоюродного брата. Да и сам старший брат находил Шэна очень современным, искушенным и модным, отчего он сконфуженно молчал и набивал брюхо, заедая зависть.
Тогда Юань украдкой покосился на Мэй Лин – не без ревности, потому что от его внимания не ускользнуло восхищение, с каким Ай Лан смотрела на Шэна. Может, и Мэй Лин смотрела на него так же восторженно, как остальные молодые женщины за столом, и смеялась над каждой его шуткой, и не могла налюбоваться? Однако Юань увидел, что она смотрит на Шэна спокойно и без труда отводит взгляд. Сердце его унялось. Значит, она, как и он, застряла где-то посередине между новым и старым! Юань еще раз взглянул на нее с тоской и страстью, не обращая внимания на волны болтовни и смеха, что разбивались вокруг него, и позволил себе хорошенько рассмотреть Мэй Лин. Сидя рядом с приемной матерью, она наклонилась над столом, изящно взяла палочками с блюда ломтик белого мяса и, улыбнувшись, положила его госпоже. Она так же непохожа на Ай Лан и всех ей подобных, с жаром подумал Юань, как дикая лилия, выросшая в зарослях бамбука, непохожа на прихотливую камелию. Да, она тоже не может выбрать между новым и старым, – а значит, он все-таки не одинок!