Сердце Юаня наполнилось таким пылом и любовью, что он просто не мог поверить, что Мэй Лин не ответит ему взаимностью. Одну лишь эту любовь теперь источало его сердце, и все его многочисленные чувства слились в один-единственный горячий поток.
Ночью он лежал без сна, раздумывая, как ему завтра поговорить с Мэй Лин наедине и узнать о ее чувствах к нему, ведь после стольких его писем они должны были измениться и хотя бы немного потеплеть. Юань представлял, как они с Мэй Лин будут сидеть и разговаривать, или, быть может, он даже уговорит ее прогуляться, поскольку современные девушки не считали зазорным гулять с хорошо знакомыми юношами, которым доверяли. «Если она вновь будет мешкать, – думал он, – можно сказать, что, как бы то ни было, я остаюсь любящим братом. – И тут же отмел эту мысль: – Ну нет, что ни говори, а я ей не брат!» Только под утро ему удалось задремать, и он видел смятенные сны, ни один из которых ничем не закончился.
Кто мог подумать, что именно в ту ночь появится на свет ребенок Ай Лан? А все же так и вышло. Наутро Юань проснулся от шума и суетливой беготни слуг по коридору. Встав, умывшись и одевшись, он отправился в столовую и увидел, что завтрак еще не подан, а служанка вяло бродит по комнате туда-сюда и за столом сидит только муж Ай Лан, одетый так же, как вчера вечером. Когда Юань вошел, он весело заявил:
– Никогда не становись отцом, Юань, если твоя жена – современная женщина! Ночь я провел в таких муках, будто сам рожал – ни разу не сомкнул глаз! Ай Лан металась и кричала так, словно была при смерти, но врач и Мэй Лин заверяли меня, что у нее все прекрасно. Нынешним женщинам роды даются очень тяжело. Хорошо еще, что родился мальчик! А то утром Ай Лан подозвала меня к кровати и поклялась, что больше рожать мне детей не будет!
Он снова засмеялся и провел своей красивой нежной рукой по смеющемуся, но все же скорбному и усталому лицу, а потом с большим аппетитом принялся за еду, принесенную служанкой. Прежде он уже не раз становился отцом, и все это было ему не впервой.
Так в этом доме появился на свет сын Ай Лан, и все обитатели и слуги дома были полностью поглощены заботами о матери и ребенке. Юань видел Мэй Лин лишь мельком, когда она пробегала мимо. Трижды за день приходил врач, притом не какой-нибудь, а чужеземец, на котором настояла Ай Лан, – и вот он явился, высокий рыжеволосый англичанин. Осмотрев роженицу, он поговорил с госпожой и Мэй Лин, подробно рассказав им, как ей следует питаться и сколько дней отдыхать. Позаботиться следовало и о ребенке: Ай Лан решила, что им должна заниматься только Мэй Лин, и та взяла на себя все хлопоты. Дитя много плакало, потому что молоко нанятой ими сперва кормилицы не отвечало его нуждам, и пришлось искать другую, а потом и третью.
Ай Лан, как и многие современные женщины, отказалась кормить ребенка собственной грудью, испугавшись, что грудь станет слишком большой и испортит ее тонкую фигурку. Это послужило поводом для большой размолвки с Мэй Лин, их единственной ссоры за все годы. Мэй Лин в сердцах закричала на Ай Лан:
– Ты недостойна такого чудесного сына! Посмотри, какой он сильный и голодный, а ты отказываешься его кормить, хотя у тебя молоко течет из груди! Стыдно, стыдно, Ай Лан!
Та зарыдала от злости и, жалея себя, прокричала в ответ:
– Ты ничего не понимаешь! Откуда тебе, девушке, знать, как тяжело вынашивать ребенка столько месяцев? Я страдала, одежда сидела на мне безобразно, а теперь, в награду за все муки, я и сама должна через год-два стать безобразиной? Нет уж, пусть такую грубую работу выполняют служанки, а я отказываюсь! Отказываюсь!
Но, сколько она ни плакала, сколько ни кривила свое раскрасневшееся от слез личико, Мэй Лин не сдавалась. Тогда-то Юань и узнал об их ссоре, потому что Мэй Лин пожаловалась на Ай Лан ее мужу, а тот сидел в гостиной с Юанем. Пока она увещевала отца, Юань завороженно ловил каждое ее слово, ибо до сих пор он, казалось, не замечал ее подлинной красоты. Она вошла стремительно, не заметив Юаня, и в гневе обратилась к отцу ребенка:
– Неужели вы ей это позволите? Неужели вы согласны, чтобы ваша жена жалела молока для собственного сына?! Ребенок голоден, а она его не кормит!
Муж Ай Лан только засмеялся и, пожав плечами, ответил:
– Разве кому-нибудь удавалось навязать Ай Лан свою волю? Лично я даже не пытался, а сейчас тем более не посмею. Ай Лан, как известно, – женщина современных взглядов.
Он со смехом посмотрел на Юаня. Но тот глядел только на Мэй Лин. Ее серьезные глаза распахнулись, когда она увидела улыбку молодого отца, а ее чистое бледное лицо побледнело еще сильней, и она, задыхаясь, прошипела:
– Так нельзя… Нельзя, нельзя!
С этими словами она развернулась и вылетела из комнаты. Когда она ушла, муж Ай Лан дружески подмигнул Юаню и произнес таким тоном, каким говорят мужчины, когда рядом нет женщин:
– В конце концов, я понимаю Ай Лан. Кормить сосунка – дело хлопотное и обязывающее. Из дома не выйти, знай себе каждый час или два прикладывай младенца к груди. А как я могу просить ее отказаться от привычных развлечений? Да и мне, правду сказать, тоже хочется, чтобы она сохранила свою красоту. В конце концов, не все ли равно ребенку, чье молоко он пьет!
Услышав это, Юань мгновенно и всем сердцем занял сторону Мэй Лин. Она права, права во всех своих словах и поступках! Юань вскочил и решил уйти от этого человека, который теперь стал ему неприятен.
– Если хочешь знать мое мнение, – холодно произнес он, – то нынешние женщины бывают слишком уж современны. Ай Лан неправа.
И он медленно побрел в свою комнату, надеясь по дороге встретить Мэй Лин, но та не вышла.
А меж тем каникулы подходили к концу, и ни разу Юаню не посчастливилось побыть рядом с Мэй Лин дольше десяти минут, а наедине они не оставались вовсе, потому что та не отходила от госпожи и новорожденного. Госпожа ликовала: вот, наконец, сын, о котором ей так мечталось! Хотя она и привыкла к новым порядкам, все же она с тайным, отчасти постыдным удовольствием следовала старым традициям: выкрасила в красный цвет несколько яиц, купила несколько безделушек из серебра и стала готовиться к пиру, который следовало устроить для родных, когда малышу исполнится один месяц. Хотя до пира было еще далеко, каждую мелочь она подробно обсуждала с Мэй Лин. Госпожа настолько полагалась во всем на свою приемную дочь, что почти забыла, кто здесь настоящая мать ребенка.
Увы, Юаню нужно было вернуться на работу задолго до этого пира. Дни шли и казались теперь Юаню совершенно пустыми. Вскоре он совсем приуныл и стал в сердцах говорить себе, что Мэй Лин не должна все время посвящать ребенку. Если бы ей этого хотелось, она могла бы уделить немного времени и ему. Чем ближе был день его отъезда, тем тверже Юань убеждался, что Мэй Лин поступает так нарочно, не желая оставаться с ним наедине. А госпожа так увлеклась заботой о малыше и так радовалась ему, что совсем забыла о Юане и о его чувствах к Мэй Лин.
Так все и тянулось до самого его отъезда. Накануне утром пришел Шэн и весело объявил Юаню и мужу Ай Лан:
– Меня сегодня пригласили на большую пирушку, которую устраивают в одном доме. Там не хватает пары молодых людей… Можете вы двое забыть на пару часов про свой возраст, помолодеть и составить компанию двум хорошеньким девушкам?
Муж Ай Лан со смехом ответил, что охотно это сделает, и что все эти две недели он сидел рядом с Ай Лан, как привязанный, и совсем забыл, каково это – развлекаться. Но Юаня предложение покоробило, ведь он уже много лет не ходил на такие сборища, с тех самых пор, когда сопровождал на них Ай Лан. Его одолела прежняя стыдливость, когда он подумал о незнакомых девушках. Но Шэн не унимался, и в конце концов они с мужем Ай Лан его уговорили. Если сперва Юань не хотел идти, теперь он подумал запальчиво: «А почему бы мне и не пойти? Глупо целыми днями сидеть в четырех стенах и ждать часа, который никогда не наступит. Какое Мэй Лин дело, как я веселюсь?» Подбодренный этой мыслью, он ответил вслух:
– Ладно, я пойду!
Все эти дни Мэй Лин как будто не замечала Юаня, так она была занята, но в тот вечер, когда он вышел из своей комнаты в черном выходном костюме, Мэй Лин как раз проходила мимо со спящим младенцем на руках. Она удивленно спросила:
– Куда ты, Юань?
– На вечеринку с Шэном и мужем Ай Лан, – ответил он.
Тут лицо Мэй Лин как будто переменилось. Но Юань не знал, показалось ему это или нет, потому что она только покрепче прижала к себе младенца и, уходя, сказала:
– Тогда хорошо тебе повеселиться.
Юань еще больше рассердился и сказал себе:
– Что ж, вот и повеселюсь! Это мой последний вечер, и я сделаю все, чтобы мне было очень весело!
Так он и сделал. Тем вечером Юань делал то, чего прежде себе не позволял: вино лилось рекой, и он пил всякий раз, когда кто-нибудь предлагал тост, пил до тех пор, пока не перестал различать лица девушек, с которыми танцевал, и знал лишь, что в его объятьях всегда есть какая-нибудь девушка. Он выпил столько заграничных вин, к которым был не приучен, что огромный цветочный зал увеселительного дома поплыл у него перед глазами, превращаясь в сверкающий множеством огней лабиринт. Однако Юань очень хорошо держался, и никто кроме него не знал, как он пьян. Даже Шэн похвалил его:
– Юань, да ты везунчик! Напиваясь, ты бледнеешь, а не краснеешь, как мы, простые смертные! Клянусь, только взгляд выдает тебя – в нем горит настоящий огонь!
На той пирушке он повстречал женщину, которую когда-то знал. Ее подвел к нему Шэн со словами:
– А вот моя новая подруга, Юань! Если хочешь, я одолжу ее тебе на один танец, а потом ты мне скажешь, нашел ли ты здесь хоть одну, которая с нею сравнится!
Так в объятьях Юаня оказалась эта женщина – странное миниатюрное создание в длинном заграничном платье из переливающейся белой материи. Когда он опустил взгляд на ее лицо, оно показалось ему знакомым – такое лицо сложно забыть, очень круглое и смуглое, с пухлыми страстными губами, не сказать, что красивое, но странное и притягивающее взгляд. И тут она сама удивленно сказала: