равился через поля прямиком к деревушке, где стоял глинобитный дом.
Вновь он пригнул голову, чтобы войти в среднюю комнату, на беленых стенах которой все еще были начертаны его юношеские стихи. Но Юань не помедлил и не стал их читать; на его оклик вышли двое – дряхлый и беззубый старик-арендатор, недавно овдовевший и сам одной ногой стоявший в могиле, и верный человек с заячьей губой. Увидев Юаня, они подняли крик, старый слуга тотчас схватил Юаня за руку, не тратя время на поклоны, какими полагалось встречать молодого господина, и в спешке повел его в дальнюю комнату, где раньше спал Юань, а теперь лежал Тигр.
Он лежал неподвижно, вытянувшись во весь рост, но был еще жив, ибо глаза его были открыты и он что-то без конца бормотал себе под нос. Увидев Юаня, он не выказал никакого удивления. Вместо этого он жалобно, точно дитя, поднял руки, и сказал:
– Взгляни-как на мои пальцы!
Юань посмотрел на его сухие изувеченные пальцы и в ужасе закричал:
– Ах, бедный отец!
Тогда старик, казалось, впервые почувствовал боль: мутные слезы выступили на его глазах, и он всхлипнул:
– Они меня мучали!
Юань принялся утешать его и, осторожно гладя распухшие большие пальцы, все приговаривал:
– Да, знаю… Вижу… Вижу…
И он молча заплакал, и они стали плакать вместе, отец и сын.
Но что оставалось Юаню кроме этого плача? Он видел, что Тигр уже на пороге смерти. Пугающая бледная желтизна разлилась по его лицу, и даже от плача дыхание у него сбивалось. Увидев это, Юань испугался, проглотил слезы и стал упрашивать старика успокоиться. Но Тигр вспомнил о другом своем горе и воскликнул:
– Они забрали мой славный меч!..
Тут его губы вновь задрожали, и он хотел было по старой привычке закрыть их рукой, но любые движения причиняли ему боль, и он не стал поднимать руки, а просто посмотрел на сына.
Никогда в жизни Юань не чувствовал такой нежности к родному отцу. Он забыл обо всех обидах, и теперь ему казалось, что отец всегда был таким же по-детски беззащитным, как сейчас. Он снова и снова успокаивал его, приговаривая:
– Ничего, ничего… Я верну твоей меч, отец… Пошлю им серебра и выкуплю его…
Юань понимал, что не сможет это сделать, но у него были большие сомнения, что старик доживет до завтра и вспомнит о своем мече, поэтому он готов был пообещать что угодно, лишь бы его успокоить.
Наконец старик успокоился и заснул, но что же делать теперь? Юань сидел подле отца, и верный слуга принес ему немного еды, входя и выходя на цыпочках, чтобы не потревожить чуткого болезненного сна своего господина. Юань сидел молча и стерег сон отца, а через некоторое время опустил голову на стол и тоже ненадолго заснул.
С наступлением ночи Юань очнулся; все кости так ныли, что ему пришлось встать. Он вышел в соседнюю комнату, где сидел старый слуга с заячьей губой, и тот со слезами принялся рассказывать ему историю, которую Юань уже слышал.
В конце старик добавил:
– Нам нужно как-то уйти из этого дома, потому что крестьяне в округе полны злобы; они знают, как беспомощен мой старый господин, и наверняка уже напали бы на нас, юный генерал, если бы вы не приехали. Вы молоды и сильны, и пока что они остерегаются нападать…
Тут, с сомнением оглядев Юаня, вставил свое слово старый арендатор:
– Только вам бы сменить платье на другое, не заграничное, молодой господин, а то крестьяне нынче терпеть не могут новую молодежь. Несмотря на все их обещания, дожди идут и скоро везде будет вода, и коли местные увидят вас в таких же заграничных одеждах, как у остальных…
Он умолк, вышел и принес свой лучший халат из синей бумажной материи, на котором было всего пару заплат, и запричитал:
– Вы уж наденьте этот халат, молодой господин, и башмаки я вам тоже дам. Тогда, коли вас увидят…
Юань послушно переоделся, надеясь, что так в самом деле будет безопаснее, ибо он знал, что искалеченного Тигра нельзя переносить, и он должен умереть там, где пал, хотя вслух так не говорил, понимая, что старый верный слуга не вынесет слова «смерть».
Два дня Юань не отходил от отца и ждал, а старый Тигр все не умирал. Юань гадал, приедет ли мачеха. Может, и нет, ей ведь теперь нужно заботиться о любимом внуке.
И все-таки она приехала. В конце второго дня Юань сидел подле отца, который теперь почти все время спал, когда его не заставляли есть или двигаться. Бледное его лицо стало темнее; комнату наполняло исходившее от его умирающей плоти едва ощутимое зловоние. На улице была ранняя весна, но Юань ни разу не выходил из дома подышать воздухом, взглянуть на небо или землю. Он помнил, что сказал старый жилец о крестьянах, полных злобы и ненависти, и решил ради Тигра не подливать масла в огонь, чтобы тот мог спокойно умереть в этом старом доме.
Так он сидел, размышляя о многом, а больше всего о том, какая странная у него жизнь, какая путаная и непонятная, и не осталось в ней больше ни единой надежды или опоры. Старшему поколению в молодости не приходилось так терзаться, жизнь их была проста и понятна. Деньги, войны, развлечения – этим простым вещам можно было с чистой совестью посвятить себя целиком. Иные посвящали себя богам, как его старая тетушка или как та семья старого учителя за морем. Всюду старики были одинаковы и ничего не понимали, подобно малым детям. Но как же нелегко приходилось нынешней молодежи, его сверстникам, как мало для них значили боги и устремления прошлого! Юань вспомнил девушку Мэри и стал гадать, как ей сейчас живется. Возможно, она тоже мечется, не видя перед собой никакой великой цели… Из всех его знакомых одна только Мэй Лин ясно знала, к чему стремится и что хочет делать. Если бы он мог жениться на ней…
Тут его пустые размышления прервал женский голос, и это был голос его мачехи. Приехала все же! Юань быстро поднялся и, воодушевленный звуком ее голоса, вышел ее встречать. Оказалось, он куда сильнее надеялся на ее приезд, чем думал. Вот же она… А рядом, подле нее – Мэй Лин!
Юань и не чаял, что она может приехать. Он был так ошарашен, что, глядя на Мэй Лин, смог лишь с запинкой проговорить:
– Я думал… Погодите, а кто с ребенком?
Мэй Лин ответила по своему обыкновению спокойно и уверенно:
– Я сказала Ай Лан, что пора ей наконец самой позаботиться о сыне, и судьба распорядилась так, что она как раз поссорилась со своим мужем из-за какой-то женщины, на которую тот якобы заглядывался, поэтому она сама изъявила желание пожить у нас несколько дней. Где твой отец?
– Идемте сразу к нему, – сказала госпожа. – Юань, я привезла с собой Мэй Лин, потому что она учится на врача и, возможно, сумеет понять, в каком он состоянии.
Юань, не мешкая, повел их в комнату Тигра, и они втроем обступили его кровать.
То ли его разбудили разговоры, то ли женские голоса, к которым он не привык, но старый Тигр на миг вышел из забытья. Увидев, что его тяжелые веки приоткрылись, госпожа мягко обратилась к нему:
– Господин, помнишь ли ты меня?
– Да, помню, – ответил Тигр и вновь погрузился в сон, так что им не удалось понять, правду он говорит или нет.
Вскоре он опять приоткрыл глаза и, уставившись на Мэй Лин, сонно произнес:
– Дочь моя…
Юань хотел было поправить его и сказать, кто она, но Мэй Лин его остановила:
– Пусть думает, что я его дочь. Он скоро испустит дух. Не тревожь его…
И когда старик снова ошибся, Юань промолчал, потому что ему было приятно слышать, как отец называет Мэй Лин этим словом, пусть тот сам не знал, что говорит.
Так они втроем замерли в ожидании у ложа Тигра, а тот с каждой минутой все глубже погружался в сон.
Ночью Юань посовещался с госпожой и Мэй Лин, и вместе они решили, как следует поступить дальше. Мэй Лин угрюмо произнесла:
– Если мои оценки верны, он не доживет до утра. Чудо, что он продержался эти три дня. У него крепкое сердце, но и такому сердцу не выдержать столько горя. К тому же яд от его израненных рук уже попал в кровь, и его лихорадит. Я это заметила, когда промывала и перевязывала раны.
Да, пока Тигр спал своим полумертвым сном, Мэй Лин не теряла времени и умело промыла и умастила истерзанную плоть старика, облегчив его боль. Юань стоял рядом и смиренно наблюдал, гадая, неужели это ласковое и нежное создание – та же свирепая женщина, что кричала ему о ненависти. По старому глинобитному дому она передвигалась так уверенно, словно прожила здесь всю жизнь, и среди нехитрого домашнего скарба нашла все необходимое для процедур. Юань и не представлял, что можно так использовать самые простые вещи: солому она увязала в тюфяк и подложила под старика, чтобы ему было удобнее лежать на досках, а кирпич, найденный на берегу маленького высохшего пруда, нагрела в печи и прижала к его ледяным ногам. Затем, приготовив жидкую пшенную кашицу, Мэй Лин покормила больного, и тот, хотя и не мог говорить, все-таки уже не стонал так громко, как прежде. Юань мысленно ругал себя, что сам не удосужился все это сделать, но тут же смиренно признавал, что это выше его сил. Тонкие сильные руки Мэй Лин порхали вокруг большого и дряхлого тела его отца так легко и незаметно, словно вовсе ничего не делали, однако больному становилось легче.
Теперь, когда Мэй Лин говорила, Юань молчал, доверяя каждому ее слову, и они вместе придумали, что делать дальше. Госпожа внимательно выслушала старого верного слугу с заячьей губой, когда тот в очередной раз сказал, что нужно уходить сразу после того, как со смертью будет покончено, ибо вокруг них сгущается зло. А старый жилец, понизив голос до шепота, произнес:
– Это правда, сегодня я ходил по деревне и слушал, о чем говорит народ… Все шепчутся, что вернулся молодой господин и хочет вернуть себе земли. Вам лучше поскорей уехать и вернуться, когда смутные времена минуют. Мы с Заячьей Губой останемся и будем делать вид, что мы с ними заодно, но на самом деле мы за вас, молодой господин. Негоже нарушать земельные законы. Боги не простят, если мы станем творить такое беззаконие – уж богам земли хорошо известно, кто тут настоящий хозяин…