Ночью был слышен первый волчий вой.
«У-у-у-у!» — тоскливо доносилось из-за реки Лебедянки.
Надо козу Ильку с козлёнком стеречь строже. Привязать поближе к дому.
Аистята уже без родительских уговоров срываются с гнезда и кружатся над домом, над садом, будто прощаясь заранее до весны. Они то улетают от гнезда, то вновь возвращаются, кружатся около родителей, видимо дожидаясь похвалы. И, получив её, успокаиваются на время, пока снова кто-нибудь не нырнёт, охваченный восторгом, вниз с гнезда.
«Скоро в полёт! Скоро в полёт!» — повторяют они, показывая друг другу своё умение летать. Они стали смелыми, не боятся ушибиться. Боль пройдет. Главное, можешь летать.
И аистята торопятся облететь окрестности Заячьих Двориков, чтобы — запомнить родные места.
На пчельнике папа готовит пчёл к зимовке. Переводит их на зимние квартиры. Ему помогает Кирилл. Папа перестал делать вид, будто не замечает Кирилла. Он узнал от Каллистратыча, как выпрашивал Кирилл у него Звёздочку, чтобы в ураган мчаться лесом домой, где ждут его испуганные близнецы и Тимоша. И папа был обрадован этим. Такой характер ему нравится. Значит, можно положиться на Кирилла.
Анюта с Гришей через несколько дней пойдут в первый класс. Им ещё не исполнится к тому времени по семи лет, но они не хотят больше ждать, не хотят, чтобы пропадал у них почти целый год. Они хотят учиться в этом году. И мама согласилась отдать их в школу. Анюта с Гришей попали в ее класс, потому что в школе был только один первый класс, а мама с этой осени должна была учить первоклассников.
— Не радуйтесь, — остановила она близнецов, когда те обрадовались, что будут учиться у своей мамы. — Я для вас мама только дома, а в школе я буду вашей учительницей. И называть вы меня будете, как все: не мама, а Елизавета Николаевна. Запомнили?
И она посмотрела на них самым строгим взглядом, какой только могла изобразить. Но Анюта с Гришей рассмеялись и стали наперебой весело выкрикивать:
— Наша мама — Елизавета Николаевна! Здравствуйте, Елизавета Николаевна!
Всё семейство развеселилось, и неожиданно все вдруг побежали вперегонки по двору, обгоняя друг друга. А мама бежала так быстро, что только Кириллу удалось её догнать.
Им было хорошо всем вместе, и они даже не заметили, как Тимоша отошёл в сторону, спрятался в зелёном дворце под ракитой и смотрел на них оттуда сквозь прозрачную стенку. Ему стало грустно. Он подумал, что все его забыли.
Когда мама с близнецами и Кириллом ушли к Лебедянке за цветами, он выбрался из своего укрытия и засмотрелся на аистов. И вспомнил деда. Скорей бы он приезжал! Тот должен был приехать, может быть, даже сегодня, а может, завтра. Так он написал в своём недавнем письме.
Тимоша очень соскучился по нему. «Приехал бы дед и остался бы здесь жить», — думал Тимоша. Ему не хотелось уезжать в город. Там пустой дом. Там он целый день один, пока дед не вернётся с работы. Иногда он возвращается поздно, когда приходится уезжать в окрестные деревни. Такая у него работа.
В доме с аистами Ивана Антоновича ждали со вчерашнего дня. Все выбегали по очереди и вместе поглядеть, не покажется ли на дороге зелёная машина. И, не увидев её, возвращались, говоря: «Наверное, он позже приедет».
Тимоша вышел на пригорок и тут увидел легковую машину. Он сразу понял, чья это машина, бросился бежать с пригорка навстречу ей, повторяя: «Дед дорогой приехал, дед!»
Тимошин дедушка совсем не был похож на обыкновенных дедушек, стареньких, сгорбленных. Он был очень сильным и молодым с виду. Он крепко прижал к себе Тимошу, будто боялся его потерять. А Тимоша не шевелился, ему не хотелось, чтобы руки деда его отпустили. Он очень любил его.
— Какой великан вырос за лето! — сказал дед, поворачивая Тимошу перед собой. — Сильный, загорелый! Молодец! — И чуть-чуть подталкивал его, чтобы испытать, прибавилось ли за лето сил у Тимоши.
Тимоша не падал от таких дружеских подталкивании сопротивлялся, сам наступал на деда, а тот радовался, видя Тимошу таким окрепшим. Особенно его радовало, что глаза Тимоши не так печальны, как были раньше. Он даже улыбался.
— Тебе хорошо тут жилось? — спросил дед.
— Очень! — воскликнул Тимоша и снова обнял деда, боясь, что тот вдруг исчезнет. — Знаешь, дед, я всё думаю и думаю, — сказал Тимоша прежним грустным голосом.
— О чём ты думаешь? — сразу встревожился дед. Когда Тимоша начинал разговор с таких слов: «Я всё думаю и думаю» — значит, что-то беспокоило его и он сильно грустил.
— Я всё думаю: давай здесь жить. Я не хочу отсюда уезжать. Мы будем с тобой жить в той комнате, где я сейчас живу. Там много места.
— Я бы остался, — сказал дед, — да ведь Надежда Андреевна не хочет, чтоб я жил здесь. Помнишь, в начале лета я говорил: «Хорошо бы нам здесь остаться». Тебя оставили, а меня нет.
— Это тогда было, — уверял Тимоша. — А теперь оставят. Тебя тут все любят и рассказывают про тебя всегда… Знаешь, дед, — шёпотом проговорил он, — я уже темноты не боюсь. Тётя Лиза говорит: «Чего её бояться? Когда темно, звёзды ярче. И луна светит тоже ярче. Всё можно из окна увидеть…» Я не хочу уезжать отсюда, — как-то тоскливо проговорил Тимоша.
Дед даже заволновался, услышав такой голос Тимоши. Он подумал: как одиноко будет теперь Тимоше в пустом городском, доме, когда они вернутся. Ведь он за лето привык к людям, к тому, что в доме всегда шумно, разговорчиво, всегда кто-то есть.
Они шли к дому, так и не договорившись ни до чего. И у обоих был озабоченный вид.
На крыльце стояла бабушка. Она давно заметила их, но не окликнула и не пошла к ним навстречу, чтобы дать им поговорить. А они шли опустив голову, думая каждый по-своему, как трудно им будет уезжать из этого дома.
— Здравствуйте, Иван Антонович! — наконец проговорила бабушка и повторила приветливо: — Здравствуйте!
Иван Антонович увидел её и вместо «здравствуйте» сказал:
— А вы и не изменились, Надежда Андреевна. Всё такая же, как прежде.
Бабушка покраснела: ей приятно было слышать такие слова.
— Нет, — возразил сам себе Иван Антонович. — Вы сейчас другая.
Он вспомнил, какой была она в Вишенках. Лицо потемневшее, изнурённое, глаза усталые и встревоженные. А сейчас глаза у неё молодые, синие-синие, и улыбка в них.
Иван Антонович подошёл к бабушке, сказал ей запоздало:
— Здравствуйте, Надежда Андреевна! — и поцеловал ей руку.
В это время незаметно подошла и мама со своими детьми. Они все остановились и молча смотрели на встречу Ивана Антоновича с бабушкой.
Как и в первый приезд Ивана Антоновича, мама снова почувствовала себя маленькой Лизой, какой она была в деревне Вишенки. И снова ей хотелось назвать Ивана Антоновича своим папой, потому что только один раз в жизни, там, в Вишенках, ей довелось произнести вслух это драгоценное слово.
Потом начался праздник. Бабушка надела нарядное платье, мама тоже достала своё любимое и нарядилась, как на торжественное событие. Близнецы с Кириллом побежали за папой на пчельник, сказать, какой долгожданный гость к ним приехал, и папа тут же пришёл вместе с ними.
Над домом летали Ай, Ая и выросшие аистята.
— Они летают и говорят: «В полёт скоро, в полёт!» — пошутила Анюта.
Иван Антонович сразу погрустневшим голосом сказал:
— Нам тоже завтра с Тимошей «в полёт».
— Я не хочу уезжать, — проговорил тихо Тимоша, но все его услышали. — Я умру там в пустом доме.
Больше он ничего не сказал, а только посмотрел на бабушку, упрашивая молча оставить их здесь с дедом.
Услышав слово «умру», Гриша испугался и стал просить бабушку:
— Пусть останется у нас. Пусть не уезжает. А то он умрёт… — и, повторив слово «умрёт», Гриша испугался ещё больше и заплакал. — Мы его очень, очень любим! Мы все его любим… — повторял он, плача. — Пусть останется!
И все вместе — мама, близнецы, Кирилл и папа — посмотрели на бабушку, ожидая её ответа.
— Что же это происходит? — заволновалась бабушка. — Все смотрят на меня жалостливыми глазами. Все ждут чего-то. Разве я против? Конечно, пусть остаётся!..
Бабушка понимала, отчего так все смотрят на неё, а Иван Антонович, наоборот, не смотрит, а сидит опустив голову. Все ждали одного: пусть останется в доме с аистами не только Тимоша, но и Иван Антонович.
— Вот что я думаю и вот что я скажу, — проговорила бабушка. — Зачем вам, Иван Антонович, жить в городе? Ведь вы агроном. Вам не в учреждении работать, а сюда надо, поближе к земле перебираться. Чтоб не на машине приезжать, а по соседству жить с полями и лесами и работать.
Переезжайте-ка лучше к нам в Заячьи Дворики или в Медвежьи Печи. Совхоз тут крупный. Я слышала, что нужен ещё один агроном совхозу.
А жить можно в нашем доме, пока вы свой не построите. Не стоять же вечно одному только нашему дому в Заячьих Двориках? Ещё кто-нибудь построится, и начнут наши Дворики разрастаться. Так что переезжайте к нам. Верно я говорю? — обратилась бабушка к своему семейству.
— Верно! Да! Конечно! — заговорили все наперебой. Иван Антонович встал и даже заходил по двору от волнения. — Я и сам давно собираюсь перебраться в деревню. Чтоб не наездами встречаться с полями и лесами, а жить рядом с ними. Чтобы выйти в поле и видеть каждый день, как оно покрывается весной зеленью. Как зацветает все и зреет. И слушать птичьи голоса на заре. Ах, да всё это замечательно! Но самое замечательное, что вы нас с Тимошей берёте к себе! — Иван Антонович улыбался своей какой-то несмелой улыбкой и, обняв Тимошу, сказал: — Теперь и у нас с тобой есть своя большая семья, раз мы тут станем жить рядом. Я даже боюсь поверить, что это правда. Неужели это правда?
— Это правда, — подтвердила бабушка улыбаясь.
Ей стало хорошо, оттого что она сделала счастливыми сразу двух людей: Ивана Антоновича и Тимошу. Нет, не только двух, она сама тоже была счастлива. И мама. И всё семейство.
* * *
Аисты кружатся над домом, прощаются, улетая в дальний путь.
— Прилетите весной? — кричит им вслед Тимоша. — Ответьте!