А ещё нравилось ей ходить в голубом сарафане, на котором вышиты два белых аиста. Бабушка их вышила к Анютиному дню рождения. И Анюта не расстаётся с сарафаном с первых летних дней, сама постирает его и снова наденет. Бабушка пообещала сшить ей новый сарафан и вышить на нём белых аистов, похожих на Ая и Аю, раз уж так он полюбился Анюте.
Тропинка подбежала к речке, прижалась к берегу, поросшему вербой, и повела троих путешественников вдоль берега. Над водой кружились стрекозы, сверкая на солнце своими слюдяными крылышками. Слышались всплески рыбёшки, которой тоже надоедает всё время плавать в воде и хочется заглянуть за её границы: что там наверху?
Поначалу лениво, потом разохотясь, раскричались лягушки и, вдоволь накричавшись, умолкли вдруг все сразу.
Зажужжал, пролетая мимо, чем-то озабоченный шмель.
Он выглядит настоящим франтом в чёрном костюме в жёлтую полосочку. То и дело мелькают голубенькие с тёмными прожилками мотыльки. И гудят пчёлы. Их голоса, негромкие в отдельности, вместе составляют звучный пчелиный хор.
— Куда нам теперь? — спросил Гриша.
Сам он плохо запоминает дорогу. Может быть, оттого, что и не старался её запоминать, а шёл, куда поведёт Анюта. Папа говорит, что у Анюты цепкий глаз, — глаз разведчика, всё примечает. Он говорит, что Анюта умеет ориентироваться на местности. В войну папа был разведчиком, поэтому он так и говорит.
— Теперь, — ответила Анюта, — нам надо идти туда, куда больше летит пчёл. Там пасека, куда они летят.
Пчёлы летали повсюду, и трудно было распознать, в какую сторону летит их больше всего. Анюта и без пчёл хорошо помнила дорогу на пасеку, и ей показалось, что на этот раз они не помогают, а, скорее, сбивают её с толку: не в ту сторону летят, где пасека, а совсем в другую. Да и уследить за ними трудно. Только заметишь пчелу, за полётом которой нужно следить, а она мгновенно исчезает. Примостится к цветку, нырнёт хоботком в самую его середину и тут же на соседний цветок переберётся, старательно выбирая из него сладкий сок — нектар. Приподнимется, выставит лохматенькие лапки и очищает их друг о дружку. Потом перелетит на новый цветок. Их много, пчёл, на каждом цветке; одна улетит, а десять прилетят.
— Мы не заблудимся? — начал беспокоиться Тимоша.
— Нет, — ответила Анюта. — Мы никогда не заблудимся. Меня лес знает.
Анюта пошутила, что лес её знает. Это она хорошо знает лес. Она часто относит папе на пасеку обед и ходит одной и той же дорогой. Сначала надо пройти берегом Лебедянки, потом свернуть у оврага и выйти к совхозному саду, где цветёт клубника. Там, поблизости от воды, и находится пчелиное пастбище.
У пчёл тоже есть своё пастбище — окрестности Медвежьих Печей с их лесом, полями, садами. Одни цветы там отцветают, другие следом же зацветают, так и цветут от апреля до глубокой осени, не отступая от цветочного календаря. По этому календарю они себе и пастбище выбирают: на лугу ли, в лесу, или в саду, или в полях.
Анюта говорит: «Сегодня у пчёл розовая работа». Это значит, что зацвёл клевер или шиповник. А лиловая работа, когда колокольчик зацветёт. Есть у пчёл и жёлтая работа — когда зацветает липа, медовый царь. Папа больше всего любит время, когда у пчел жёлтая работа. В это время пчёлы собирают самый ценный и целебный липовый мёд. И ещё очень ценным считается мёд, когда начинается у пчёл коричневая работа. Это значит — расцвела гречиха, и мёд получается коричневого цвета. Анюта считает, что у пчёл красивая работа — разноцветная.
Ашота, Гриша и Тимоша вышли к излучине речки Лебедянки. Там по мелкому месту медленно двигались с бреднем в руках два рыболова: Кирилл и его друг Афонька. По близости от них плавал одинокий гусь по прозвищу Ничей. У него не было хозяев.
— Давайте посмотрим, чего они поймали, — сказал Гриша.
На берег вдруг выскочил Кирилл, бросил бредень и закричал:
— Ой-ой-ой! — Он на ходу вытряхивал воду из майки, засунутой в короткие трусы, и продолжал испуганно вопить: — Он, кто-то там забрался! Ой!..
Из-за пазухи шлёпнулась наземь лягушка и ускакала в ивняк, испуганная не меньше Кирилла.
— Фууууу, — облегчённо выдохнул он, — я думал, что-то страшное. Сидит за пазухой, холодное, и шевелится. А это лягушка!
Он успокоился и стал с удовольствием показывать рыбёшку, которую они с Афонькой наловили: пескарей, линьков и несколько карасиков, завёрнутых в мокрую траву.
— На уху хватит, — сказал довольный Кирилл. — Мы ещё наловим с Афонькой. Может быть, даже щуку большую поймаем. — И спросил: — Куда вы идёте?
— На пасеку, — ответила Анюта.
А Гриша добавил:
— К папе идём.
И они пошли опять своей дорогой и скоро вышли к живой изгороди из жёлтой акации и шиповника. За изгородью они никого не увидели: ни папы, ни пчёл, ни сторожа — деда Игрушечника.
— Мы пришли, а никого нет, — огорчился Гриша. — Куда все девались? — и вопросительно посмотрел на Анюту, ожидая ответа.
— Я догадалась, — сказала Анюта, обойдя знакомые места, где раньше стояли ульи, — догадалась: пчёлы переехали. Папа говорил недавно, что им нужно новое пастбище. Там, где липы. Только я думала, что они ещё не переехали, а они переехали.
Пришлось возвращаться.
Анюта снова повела Гришу с Тимошей той же тропинкой, по которой они только что шли сюда, мимо излучины Лебедянки, где Кирилл с Афонькой ловили рыбу. Но их там уже не было. Зато на мелком месте стоял Ай и глядел в воду, удивляясь своему отражению.
Он наклонял голову, стараясь получше себя разглядеть, и, разглядев, остался доволен своей гордой осанкой. Наверное, он любил смотреться в воду, как люди смотрятся в зеркало. Он снова загляделся в воду. Может быть, ему представлялось, что со дна речки на него смотрит другой аист и светит другое солнце, не то, которое на небе.
И, всё более недоумевая и удивляясь, Ай пристально вглядывался в воду, видя там себя и солнце.
— Это наш Ай! — обрадовалась Анюта. — Пойдём к нему.
Ай нехотя повернул к ним голову, недовольный, что его отрывают от увлекательного занятия. Он вышел на берег, потянулся после долгого стояния в воде, медленно прошёлся и, взмахнув крыльями, взлетел. Гриша, Анюта и Тимоша подняли головы и смотрели, как красиво он летит. Ай улёгся на тёплую струю воздуха, позволяя нести себя в небо; он парил. И вдруг он неожиданно перекувырнулся. Ещё раз, ещё, будто развеселившийся мальчишка. Он догадывался, что на, него смотрят люди с земли, и захотел показать свою удаль. У Ая было явно хорошее настроение.
Но вот он снова выпрямился и, степенно взмахивая крыльями, опустился. Он быстро что-то схватил на берегу, наверное лягушку, и полетел к дому кормить аистят да отпустить Аю, чтобы и она поела, пока он будет оберегать гнездо.
— Куда же нам теперь идти? — снова спросил Гриша.
А Тимоша молчал: он смотрел, как летит аист, пока тот не исчез.
— Пошли, — позвала его Анюта. И ответила Грише: — Нам надо идти туда, где липы растут. Я думала, пчёлы неправильно летят, а они правильно летели к липам.
Липой запахло сразу отовсюду, как только с берега Лебедянки они свернули в глубь леса. Пахло травами, цветами, зрелой земляникой. Только в конце июня и в июле бывает в лесу, особенно на лесных опушках, такой ароматный земляничный запах.
Пчелы летели в разные стороны, но теперь Анюта была уверена, что все они летят к липовой роще. Туда, где когда-то стоял старинный дворец-усадьба с липовой рощей вокруг. Дворец в войну разрушили, а липы разрастались и занимали все больше места.
Когда липы цвели, их запах разносился по всему лесу и даже доходил до дома с аистами, особенно после дождя. Обычно после дождя все цветы пахнут сильнее.
Чем ближе липовая роща, тем более могучим становится пчелиный хор. Пчёлы были повсюду: где-то над головой, сбоку, вырывались чуть ли не из-под ног. Они взлетали, опускались, уносили сладкий нектар, свой взяток, в ульи и снова возвращались.
Домик, в котором папа живёт на пасеке, и сторожка деда Игрушечника, стояли под старыми толстыми липами. К ним прилепился ещё один домик — пасечная мастерская. Там из ульев выкачивают мёд.
Под деревьями — разноцветные ульи: белые, синие, жёлтые. Пчёлы не любят тёмный цвет. Около ульев ходит папа в белом халате и в соломенной шляпе с широкими полями. На шляпе сетка — защита от пчёл. Но у папы эта сетка поднята вверх, он не закрывает ею лицо, и пчёлы никогда не жалят его.
Папа как великан среди маленьких домиков-ульев. Он высокого роста и очень сильный. Руки у него большие, крепкие и спокойные. Он ими не размахивает, а поднимает плавно, спокойно, потому что знает, что пчёлы не выносят суеты и шума.
Папа любит пчёл. Он даже разговаривает с ними и считает, что они его понимают. Он и цветы, и деревья любит. Говорит, они чуткие и могут обидеться, если не проявлять к ним внимания.
— Папа! — окликнула Анюта папу издалека, увидев его среди разноцветных ульев. — Мы к тебе в гости пришли.
Папа обрадовался им, вышел навстречу и всё расспрашивал, как это они нашли его, как догадались, что он здесь. Ведь он только вчера переехал сюда со своими пчёлами и не успел дома предупредить о своём переезде.
— Мы следом за пчёлами шли, — объяснила Анюта. Куда пчёлы больше всего летят, туда и мы. А ещё мы шли туда, где липами пахнет.
— Молодцы, — похвалил папа, — догадливый вы народ.
Он пригласил гостей за стол, который стоял под липой, но тут налетели пчёлы, и пришлось укрыться от них в сторожке деда Игрушечника.
Дед Игрушечник — маленький, седенький, с добрыми глазами и умелыми руками. Недаром у него прозвище Игрушечник. Он умеет вырезать из дерева разные игрушки, и сейчас у него на столе выстроились друг за другом деревянные медведь и заяц, волк и лисица, бойкие, норовистые лошадки и лошадки смирные.
Дед Игрушечник так умеет вырезать игрушки, что их характер виден. Захочет — сделает доброго зверя, захочет — сердитого. И без объяснений становится видно, какой у кого характер.
— Ну, детишки, налетай, выбирай себе зверя по нраву, — пригласил, улыбаясь, дед Игрушечник. Он любит дарить своих деревянных зверюшек детям. И радуется, довольный, как улыбаются все, получив от него игрушку, каких ни в одном магазине нет.