Дронов задумался. Кузнецов не торопил.
– Было, – сказал Дронов наконец.
– В прошлый раз вы показали, что она ничего не знала, – напомнил капитан.
– Я думал, что она не знала… Но она сказала, что знала. Мы вчера поговорили начистоту, и она сказала, что все знала. Она видела нас вместе… – Дронов замолчал, глядя в пол. Было видно, насколько ему не по себе, и высокомерия поубавилось.
– Господин Дронов, давайте еще раз по порядку, – сказал Кузнецов. – В субботу четырнадцатого июля вы находились… где?
– Я еще раз официально заявляю вам, что в субботу четырнадцатого июля я находился в командировке в Зареченске, где пребывал со вторника десятого. Вернулся домой в среду восемнадцатого.
– То есть с десятого по восемнадцатое июля вы безвыездно находились в Зареченске? Правильно?
– Я уже сказал, что я все это время находился в Зареченске. Могу повторить, но я понимаю цели ваших расспросов! – В голосе Дронова чувствовалось раздражение.
– Вы уверены?
– Да, уверен. Я еще раз повторяю вам, я был в Зареченске.
– Прослушайте, Анатолий Владимирович, беседу с работником гостиницы, где вы останавливались. Наш сотрудник, известный вам капитан Астахов, побывал в Зареченске и поговорил с персоналом гостиницы.
Кузнецов вытащил из ящика стола портативный магнитофон, щелкнул кнопкой.
– Назовитесь, пожалуйста, – услышали они голос капитана Астахова.
– Алена Никитична Рядно, дежурный администратор гостиницы «Зареченск».
– Скажите, пожалуйста, Алена Никитична, в вашей гостинице останавливался гражданин Дронов, и если останавливался, то когда?
– Останавливался. Господин Дронов был у нас с десятого по восемнадцатое июля. Восемнадцатого в восемь ноль-ноль утра он рассчитался и выехал. Машина его все это время находилась на гостиничной парковке.
– Он все время оставался в гостинице?
– Ну да, завтракал в девять, ужинал в восемь, иногда допоздна сидел в баре.
– А четырнадцатого июля он никуда не отлучался?
– Четырнадцатого июля… это в субботу? – Женщина сделала паузу, видимо, сверяясь с календарем. – В субботу четырнадцатого июля Дронов взял машину с гостиничной парковки в семь вечера, в журнале есть запись, и сказал дежурному, что вернется в понедельник утром.
– Позвольте… – дернулся Дронов. – Я объясню!
Кузнецов остановил его жестом.
– А когда же он вернулся?
– В десять утра в воскресенье.
Кузнецов остановил запись. Они оба смотрели на побагровевшего Дронова.
– Я не придал значения… – пробормотал Дронов. – Я действительно пытался выехать из Зареченска… Я собирался вернуться в понедельник, но пробил шину и простоял на шоссе пару часов, менял колесо. Потом заехал в ресторан поужинать…
– А где же вы были до десяти утра воскресенья?
На Дронова было жалко смотреть. После продолжительного молчания он выдавил:
– У знакомой.
– Как ее зовут? – спросил Кузнецов.
– Зоя, фамилии не знаю.
– Как давно вы знакомы?
– Мы познакомились в ресторане.
– Название ресторана?
– Какой-то на окраине. Кажется… что-то космическое… сейчас… «Альтаир»! Да, точно, «Альтаир»!
– Вы познакомились в ресторане и она сразу же пригласила вас к себе?
– Ну да. Поймите меня правильно, я работал по двенадцать часов в сутки, мне нужно было расслабиться… Возможно, я выпил лишнего и…
– То есть алиби у вас нет, получается.
Дронов не ответил.
– Гражданин Дронов, мы вынуждены вас задержать по подозрению в убийстве гражданки Андрейченко, – сказал Кузнецов.
– По какому праву? Вы не посмеете! Я не убивал! Я ее любил! Вы, в конце концов, можете найти эту женщину, если нужно…
– Которую? – спросил капитан, и в его голосе прозвучала ирония.
– Ну… из ресторана, Зою! Она подтвердит, что я был у нее.
– Не факт, что подтвердит. Но мы все-таки попробуем найти ее. Почему вы соврали, что всю ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июля провели у себя в номере?
– Какая разница, где я был? Вы что, всерьез думаете, что я мог убить Лару? Я любил ее! Я действительно собирался заскочить домой на выходные, тут всего несколько часов… Но я же говорю вам – пришлось менять колесо, и я устал…
– А жена знала о том, что вы решили заскочить домой, или вы хотели сделать ей сюрприз? – ехидно спросил капитан.
Дронов побагровел.
– Вам кто-нибудь помогал с колесом? – спросил Кузнецов.
– Нет, я был один… Я хочу позвонить своему адвокату!
– Ваше право.
– Я передумал, – заявил капитан Астахов, когда задержанного увели. – Они оба мне нравятся. Они стоят друг друга. И если один из супругов убийца, то я ставлю на жену. А как ловко он заложил ее! Она его простила, а он ей нож в спину – оказывается, она знала о его любви. А с другой стороны, жена убила его любимую женщину, чего с ней церемониться. И вот теперь мне по-человечески интересно: если они выскочат из этой передряги, то останутся вместе или разбегутся? И будет ли оставшийся на воле носить передачи и ездить на свидания к осужденному при другом раскладе?
– Как-то ты очень спешишь, Коля, – заметил Кузнецов, внимательно рассматривая подчиненного. – Знаешь, в народе говорят: муж и жена – одна сатана?
Глава 24Новости «Приюта»
На другой день Глеб Кочубей начисто забыл о дурацком решении Виталия Вербицкого устроить в саду раскопки. Утро, даже самое хмурое, обладает удивительной особенностью разгонять демонов. Кроме того, было у него чувство, что теперешнее его пристанище временно, что дрогнет стрелка, и компас его судьбы покажет новое направление. Зрело где-то внутри чувство скорых перемен, чувство, что фортуна бросила кости и выпала ему дальняя дорога и счастливая встреча…
Вставать не хотелось, и он лежал в своем провисшем ложе, как в гамаке, слегка покачиваясь и рассматривая трещины на потолке. После вчерашних посиделок голова трещала и мысли расползались, как тараканы. И планов никаких, и смысла нет ни в чем. Ночной голос молчит, и возникает вопрос: а был ли? Или это плод его, Глеба, фантазии, подогретой парами? Голос не голос, но было еще что-то… Он помнил, как юркнул в свою келью и подпер ручку двери спинкой стула. Зачем-то он это проделал! Надо бы вставить замок, да не хочется возиться. Все временно. А с другой стороны – зачем? Входная дверь закрыта на гигантских размеров ключ… Вот он, на столе – Глеб привстал, чтобы убедиться. Ключ был на месте. Так что же это было? Он вспомнил неясный женский силуэт в конце коридора, у серого круглого оконца… Белая горячка? Он дернулся – кровать качнулась и выбросила его вон. Он отодвинул стул и схватил фонарик. Он и сам еще не знал толком, куда собирается бежать с фонариком и что искать. Но лежать больше не мог, мозг требовал немедленного действия.
Он вздрогнул, когда снизу раздались глухие удары и крики. Бросился вниз по визжащей лестнице. Отпер дверь. На крыльце стояла пестрая группка – четверо молодых людей и девушка. Все с лопатами.
– Глебыч, принимай гостей на субботник! Это Ляля Бо! – объявил режиссер. Девушка в красном сарафанчике присела в реверансе. – Это Арик! – Длинный бородач, темноволосый, с неожиданно светлыми глазами, протянул Глебу руку. – Жабика ты знаешь, – продолжал он. – А это наш почетный гость Федор Алексеев из параллельной реальности, философ.
– Добрый день, Глеб. – Федор протянул Глебу руку. Был это молодой человек с приятным лицом и смеющимися глазами. – Очень приятно. Философ – очень громко, всего-навсего скромный препод. Или препфил. Насчет параллельной реальности Виталя снова преувеличивает – так, спорадические выходы в астрал, ничего более. Да и то… все реже. Стареем.
– Куда? – не понял Глеб.
– В астрал. Интересуетесь?
– Вы действительно выходите в астрал? – вмешалась Ляля Бо. – На самом деле? По правде?
– На самом деле, по правде. Выхожу иногда, под настроение.
– Покажете?
– Ну!
– Евстигнеева, не приставай к философу! – попенял ей режиссер.
– Я тоже хочу в астрал!
– Ты чего, мать, совсем с катушек слетела? Какой, к черту, астрал! Федя прикалывается, это юмор такой для продвинутых.
– Скучный ты человек, Виталя, – обиделась Евстигнеева. – Я же понимаю, что юмор! Что я, совсем ку-ку?
– Вы извините, Ляля, я действительно шутил, – сказал Федор.
– Вообще-то я Ирина, – сообщила она.
– Ляля Бо – ваше сценическое имя! – догадался Федор.
Молодые люди заржали.
– Это кликуха такая, – объяснил Арик. – Ну чего ты, Ирка? Мы же любя. Ляля Бо! Серебряный век! Декаданс! Звучит гордо.
– Как прошла ночь, Глебыч? Что снилось? Голоса были? – деловито спросил режиссер.
– Ничего не было, – ответил тот.
– Виталий сказал, что вы живете здесь один, – сказал Федор Алексеев. – Я читал статью о Доме с химерами…
– Один.
– Насчет дома все правильно, хотя химеры – тю-тю, давно нету. Но зато в наличии привидения, – заметил режиссер. – Ну что, двинули копать?
– Привидения? Я правильно понял? Здесь есть привидения? – спросил Федор.
– Ты понял правильно. Привидений до черта! Да, Глебыч?
Глеб не ответил. Федор переводил взгляд с одного на другого.
– А копать что будем?
– Старые могилы. В саду.
– Зачем?
– Надо же с чего-то начинать, – неопределенно ответил режиссер. – Начнем с могил, потом возьмемся за дом. Я эту… этого… привидения из-под земли достану! – Он потряс в воздухе кулаком. – И поставим точку.
– Ты веришь в привидения?
– Я? По-твоему, я похож на человека, который верит в привидения?
– Не похож. А зачем тогда копать?
– А вдруг!
– Господа, что происходит? – взмолился Федор. – Просветите убогого. Виталий позвонил ни свет ни заря, вытащил сюда, все с лопатами. Могилы в саду, привидения… В чем дело?
– Пошли, поговорим на точке, – сказал режиссер и зашагал через заросли крапивы, кустов ежевики и терна к виднеющимся в углу сада каменным плитам. Остальные потянулись следом. Ляля Бо все время взвизгивала и потирала ужаленные противным растением места. Воронье наверху встретило их оголтелым карканьем.