– Ну, как видишь, они не только болота тушить умеют, – хмыкнул Арсений, ссылаясь, надо понимать, на произошедшее побоище. – В долгу не остались.
– Ага, прямо показательное выступление 23 февраля, – проворчал, оглядываясь, Ильич. – Победила дружба. Вечная память победителям.
– Мальчики, – глядя на дюжину поверженных спецназовцев самого специального назначения, Аннушка, видимо, окончательно потеряла пиетет перед заурядными операми. – Мальчики, давайте уйдём, а то один уже вон шевелится.
– Мальчики… – недовольно проворчал Арсений. – Дай нам только понять, что тут страшным дядям из ФСБ и ГРУ понадобилось.
– Может, это поможет, – заметил Владимир Ильич газету, торчавшую из-за пазухи майора Овен-Быковского. – Много ты знаешь спецназовцев, не расстающихся с газетами даже на задании?
– Мальчики, – снова позвала Аннушка из глубины лифта, и, прочистив горло, поправилась. – Товарищи оперативники?
– Так уже лучше, – фыркнул Арсений, пряча газету во внутренний карман реглана. – Идём, дядя оперативник.
– А что? Я б и в мальчиках походил, – вздохнул Ильич, невольно мазнув ладонью по вязаной шапочке, прикрывающей лысину. – Когда ещё доведется…
– Вот этот ослиный хвостик, по-моему, служит включателем, – дёрнул капитан Точилин золочёный шнур с кисточкой, когда их «спасательная экспедиция» втянулась в кабину лифта, освобождённую от захватчиков и оборонявшихся.
– А что служит выключателем?.. – спросил лейтенант Кононов спустя полчаса тошнотворной езды вверх-вниз вдоль кирпичных и бетонных стен за решёткой. При этом если, дёрнув шнур, и можно было приостановить лифт, то легче от этого не становилось, – всякий раз за решетчатыми дверями возникала либо угрюмая кирпичная кладка, либо «древесные кольца» невесёлой бетонной опалубки.
Экстренное торможение
Майор Овен-Быковский (Главное разведывательное управление, 16-я отдельная), таща на плече майора Урусбекова (Федеральная служба безопасности, ЦСН), опёрся о стену, при этом вогнав до упора чугунную заслонку со штампованной надписью: «Somewhere here».
– Это ты зря, – слабым голосом заметил по этому поводу Урусбеков, после чего сполз с могучего плеча и встал на ноги. – Сейчас лифт приедет. Мало ли кого ещё привезёт…
Майоры, держась друг за друга, энергично заковыляли во тьму. «Ну его на хрен», – в такой ситуации рекомендовали инструкции обоих ведомств.
Но лифт не приехал ни к одной из группировок спецназовцев. Наоборот, он остановился где-то в шахте. Решётчатые двери распахнулись. Кирпичная стена перед дверьми раздвинулась с неожиданно слабым шорохом и скрипом.
– Отдайте немедленно чемодан! – потребовал женский голос, звенящий нервным ознобом.
Арсений, аккуратно сложив газету, найденную у майора «Овцебыка», придержал накренившийся скелет и поднялся с дивана. Аннушка, бросив рыться в содержимом саквояжа, лежавшего на коленях скелета (если быть точным – на его берцовых костях), подняла голову. Ильич поднялся с пола, перестав распихивать по карманам шахматные фигурки моржовой кости. Пахомыч поднялся, просто потому что проснулся.
Только когда витые решётки дверей совсем расползлись, они смогли толком рассмотреть обладательницу нервического голоса.
Вдовье горчичное платье до пят, белый передничек, кружевная заколка в кренделе седеющих волос. Прямо-таки кинематографическая горничная из сериала о жизни графьёв и статских советников. И на соответствующем фоне – мебель старинная, люстры бронзовые, гобелены лионские, – точно попали узники подземелья в антикварную лавку где-нибудь в переулках Арбата.
– Квартира генерал-полковника Жужелицы? – шагнув наружу и пряча газету за пазуху, спросил Арсений.
Апартаменты Варге он бы узнал. А раз «где-то там», но не там, – это могла быть только квартира генерал-полковника, отставника ГРУ и бывшего коллеги «парнокопытных» спецназовцев, оставленных внизу. Соседа господина Варге, товарища Ф.Ф. Жужелицы. Список жильцов 4-го подъезда капитан Точилин знал наизусть.
– Так точно, – с армейской чёткостью доложила горничная, но при этом, вместо отдания чести под кружевной чепчик, сделала традиционный книксен.
Выйдя и поторопив своих спутников, Арсений оглянулся. На место лифтовых дверей со слабыми шорохом и скрежетом вернулась стена в зеленовато-золотистых обоях, а сверху бесшумно опустилась картина. На фоне красного батального заката гарцевал белый конь с седоком в форме советского генерала, – синие галифе с лампасами в два пальца, мундир весь в орденах, так что не видно даже муравчатого сукна, суровый взгляд из-под кустистых бровей в тени козырька фуражки. Но, судя по бюрократической осанке, генерал был рисован отнюдь не на поле боя и вряд ли даже в интендантском управлении фронта. Скорее всего, позировал генерал Жужелица в кресле своего кабинета. Как-то уж очень комфортно чувствовал он себя в седле со стаканом чая в медном подстаканнике. Ну да бог судья…
Рядом с портретом, проясняя если не всё, то многое, выпирала из стены печка-голландка, выложенная изразцами с росписью в духе Дюрера и со знакомой чугунной заслонкой, – всё тот же «Адам» с костями и всё той же надписью латинским шрифтом: «Somewhere here». Вот только нижняя часть печи была изрядно разворочена и, сколь тщательно ни была подметена кирпичная пыль, выглядела так, будто в последний раз топили её брикетами тротила.
Многозначительно хмыкнув, Арсений кивнул на дыру Ильичу. Тот хмыкнул в ответ не менее многозначительно. Было очевидно, – голландская печь с этой стороны и камин Варге с другой – имели по меньшей мере общий дымоход. И, соответственно, общую судьбу.
«Странно, – подумал Арсений, почёсывая трехдневную щетину под шарфом. – Странно, что никому и в голову не пришло, что “адская машинка” в дымоходе могла предназначаться вовсе и не банкиру, а его соседу…»
– Это хозяин? – кивнул на портрет капитан Точилин.
Горничная снова присела в полупоклоне.
– Так точно. Фердинанд Фёдорович Жужелица, генерал-полковник. Скончался позавчера. Ещё не подписала…
– Позавчера… – эхом повторил, будто подтвердил для себя, капитан Точилин. И как бы между прочим поинтересовался: – Скажите, а Фердинанд Фёдорович? Его, часом, не взрывом? – кивнул он на разрушенную топку голландки.
– Никак нет! – живо запротестовала горничная. – У него склероз был.
– Забыл, как дышать, что ли? – буркнул Ильич.
Арсений посмотрел на него укоризненно.
– Рассеянный склероз, – поправилась горничная, также посмотрев на Ильича с чопорной строгостью. – Он не вставал с кресла, поэтому и не смог увернуться.
– От кирпичей? – осторожно уточнил Арсений. Похоже, что связь с взрывом таки просматривалась, но не прямая.
– Никак нет, – по-прежнему твёрдо стояла на своём горничная, но добавила не так уверенно, вполголоса, будто для самой себя. – Наверное, от чемодана.
Арсений удивлённо вскинул бровью.
– От какого чемодана?
– А вы разве его не видели? – с тревожным недоверием и надеждой переспросила горничная – типичная «барышня» неопределённого возраста и намерений.
Переглянувшись с Ильичём, Арсений уверенно покачал головой.
– А как это могло случиться? Что чемоданом? Куда это он с рассеянным склерозом и чемоданом собирался?..
– Никуда не собирался, – потупила бегающие глазки «барышня». – Хоть это, конечно, и страшная трагедия, но случилось всё довольно обыкновенно. Фердинанд Фёдорович сидели, чемодан упали, они испугались, вскочили бежать, но поскольку у них рассеянный склероз. – Она протёрла сухие глазки платком и, деловито высморкавшись, заключила: – Пока вскочили бежать, уже и инфаркт.
– Действительно, страшно глупо, – хмыкнул Арсений, разглядывая печь на предмет её связи вообще с чемоданами. – Я хотел сказать, глупо и страшно, – поправился он. – Но с его сердцем и рассеянным склерозом и впрямь, пока убежишь куда, тут и удар хватит…
– Откуда ты его знаешь? – шёпотом спросила из-за плеча реглана Анна. – Этого… Габсбурга?
– Фердинанда? Вообще не знаю, – также шёпотом отозвался Арсений, продолжая кивать горничной с сочувственной гримасой.
– А как же: «С его слабым сердцем»?
Вместо ответа капитан передал ей через плечо газету, ту самую, что ст. лейтенант Кононов нашёл у майора Овен-Быковского за пазухой:
– Статья: «Памяти боевого товарища». Кстати, мы забыли представиться? – окликнул он горничную, явно собиравшуюся вернуться к своим обязанностям: натиранию паркета мастикой или чистке фамильного серебра. Как будто в компании незнакомцев, вышедших из стены, не было ничего особенного.
– В этом нет необходимости, – равнодушно отозвалась «барышня». – Я всё равно путаюсь в этих ваших аббревиатурах. Вы ещё хоть поздоровались, а то начинают сразу, как на захвате…
Дела рекламные
– Вы запомнили текст о привилегированных акциях? – всё ещё терпеливо в третий раз переспросил администратор.
– Нет, вы только представьте себе, – с искренним возмущением ответствовала несвоевременная старлетка, – у неё прямо на дефиле бюстье лопнул, а там такой силикон, будто она его вантузом накачивала. Она – «ах», остальные – «ох»…
– Вы о чём? – всё ещё терпеливо, но уже расслабляя узел штатного фирменного галстука, спросил администратор.
– Так её, конечно, сразу определили на смартфоны. А у меня на размер больше и безо всякого силикона, вот! – И старлетка попыталась расстегнуть блузку.
Видавший виды администратор только и сказал:
– Не надо, макет как раз будет закрывать ваш размер. Ну, повторите: «Привилегированных».
– При… ви… леги… – А по-другому никак нельзя? Нет, вы не подумайте, я всё равно смогу, а смысл?
– Вообще-то это не наша забота, – ощутимо теряя терпение, сказал администратор. – Но, если вас это так волнует, можно уточнить. Вот, в проспекте фирмы указано, что эмиссия привилегированных акций производилась малыми пакетами, с тринадцатого по двадцатый год. И на них теперь приходится…
– А вот и запутались! – обрадовалась блондинка так, что милые глазки заблестели безо всякого глицерина. – Двадцатый ещё когда, так что и слово учить не надо!