Третий — крепыш с рыжей шевелюрой — испуганно зыркал из-под косматых бровей, будто испытывал вину и готовился принять наказание.
— Штукатур Макура, — с хрипотцой сказал он.
Бойко подошел к каждому, поздоровался за руку и попросил помочь в одном архиважном деле.
Те были не против.
— Вот и отлично. Вы же работали осенью 1941-го на восстановлении дома в Безбожном переулке? — спросил сыщик.
— Было дело, — ответил за всех бригадир.
— Припомните, пожалуйста, куда подевалась та вещица, которую вы там обнаружили?
Бригадира вопрос поставил в тупик. Он растерянно смотрел на рабочих и здорово походил на двоечника, взывавшего у доски к помощи одноклассников.
— Какая такая вещица? — промямлил он.
— Да будет вам. Такую громоздкую и очень тяжелую вещь не заметить невозможно.
Беседуя с рабочими, Олесь внимательно наблюдал за каждым их движением, за их мимикой. Бригадир не врал, его удивление было искренним. Электрик Бадян выглядел простоватым парнем, и когда оперативник намекнул на «громоздкую штуку», просиял:
— Э-э… мужики, вы чо, не помните? Кто-то рассказывал, что на третьем этаже сейф откопали запертый!
— Откуда откопали? — тут же ухватился за свежий росток Бойко.
— Кажись, из-под груды сломанной мебели.
— Кто об этом рассказывал?
— Этого я не скажу, врать не стану.
— А сам, значит, не видел?
— Нет. Только слыхал.
После того как Бойко лишился на фронте пальца, поигравшись из любопытства с немецкой миной-ловушкой, в голове его сработал потайной переключатель. Он то ли разомкнул сеть бестолковых нейронов, то ли включил пару отдыхавших ранее извилин. История и медицина об этом умалчивали, да только ранение пошло на пользу. С тех пор капитан был предельно внимателен, на веру ничего не принимал и предпочитал сомневаться в очевидных фактах. Не изменил он традиции и в этот раз.
Шагнув к молчавшему доселе штукатуру, он вперил в него пронзительный взгляд:
— Товарищ Макура, вы ничего не хотите рассказать?
При упоминании работ по восстановлению дома в Безбожном штукатур занервничал: взгляд его заметался, дыхание участилось, руки не находили места. А потом он и вовсе начал суетливо покашливать в кулак.
— А чего сразу Макура? — с недовольством протянул он.
— Ты, Максим, не ерепенься, — одернул его управляющий трестом. — Если чего знаешь, так расскажи товарищам все как есть. Они к нам не прогулки ради приехали.
Макура на секунду задумался, словно решая, последовать совету мудрого начальства или стоять на своем.
«Знает, — понял Олесь. — Этот тип определенно что-то знает!»
— Гражданин Макура, я вынужден предупредить, — сухо отчеканил оперативник. — Мы все равно получим показания по пропавшему сейфу. Не от вас, так от других людей. Но если выяснится, что вы могли помочь расследованию и не сделали этого, пеняйте на себя.
Угроза подействовала.
— Да я ж ничегошеньки и не скрываю! — начал было Макура, но запнулся, замялся под пристальным взглядом сотрудника МУРа. Затем, собравшись с духом, махнул огромной заскорузлой ладонью и выпалил: — Ну, заработали мы тогда по пять целковых на брата — разве это преступление?! И бригадир Колесов, царствие ему небесное, ругался — приказывал убрать бандуру, потому как мешала она работать. Подмости невозможно было двигать, понимаете?..
Бойко терпеливо слушал поток оправданий и не перебивал. Момент психологического надлома во время допроса — самый важный. В эту минуту из человека изливается то, о чем в другой раз он не расскажет и под пыткой.
— …А тут в квартирку заходит дядька такой… солидный, все честь по чести: шляпа, плащ, костюмчик. С помощником или водителем — мы не поняли. То да се, мол, что за шум, а драки нет? Мы ему растолковали про бандуру, он оглядел ее со всех сторон, поцокал языком и попросил снести к нему на квартиру. И деньги за это сам предложил, между прочим. Мы не просили.
— Дядька, стало быть, проживал в этом же доме? — уточнил Бойко.
— Да кто ж его знает, мы ордер не спрашивали.
— В какую квартиру отнесли сейф?
— В двенадцатую, двумя этажами выше.
— И сейф до сих пор там?
— Да почем же я знаю! — всплеснул руками рыжий штукатур. — Вот и до вас двое тоже интересовались, вопросы задавали… А я тот сейф больше в глаза не видывал, потому как двенадцатую квартиру не мы ремонтировали, а другие, со стороны.
— Постой-ка. Кто и когда спрашивал про сейф? — насторожился Олесь.
— С неделю назад. Один подошел тут… Я сразу смекнул — из блатных: взгляд злой, сам нервный, на взводе. А через день второй подкатил на автобусной остановке.
— Тоже блатной?
— Не, из нормальных. Складно разговаривал — вот как вы примерно.
Это уже было интересно. Дальнейшую беседу с Макурой Олесь предпочел продолжить в Управлении в присутствии коллег.
— Емельян Петрович, — обратился он к управляющему трестом, — товарищ Макура проедет с нами на Петровку.
— За что, граждане следователи?.. — заныл было рыжий.
Но Бойко упредил:
— После беседы мой помощник, — кивнул он на Баранца, — доставит вас обратно на автомобиле.
Судьбу и местонахождение бывшего муровца Петериса Озолса выяснили быстро, отправив Костю Кима в отдел кадров, расположенный в левом крыле Управления. Спустя полчаса тот вернулся в кабинет и положил перед Старцевым листок с убористыми карандашными строчками.
Схватив листок, Иван углубился в чтение…
— Ну, что там? — поторопил его Егоров.
— Каша все вкуснее и наваристее, — вздохнул майор. — Уволили, оказывается, нашего латыша из органов.
— За что? — спросил Васильков.
— Покалечил блатного во время допроса. Не сдержался.
— Не удивлен. Всяких я повидал блатных, — проворчал Егоров. — Есть совершенно нормальные люди. А встречаются такие сволочи, аж руки чешутся. Не то что в морду заехать, а пристрелить на месте хочется.
Старцев продолжил чтение:
— Сейчас работает стрелком в военизированной охране. В декабре 1943 года охранял большой коммерческий магазин в Армянском переулке, когда объект подвергся нападению. Сделав предупредительный выстрел, Озолс открыл огонь на поражение. Один преступник был смертельно ранен, другому удалось скрыться, но Озолс его опознал. По его словам, это был Павел Баринов по кличке Барон.
Егоров от удивления всплеснул руками:
— Ты погляди! И опять ушел! Вот же заговоренный!..
— Ушел, да гулять ему оставалось недолго.
— Нужно встретиться с латышом и поговорить. Выходит, он всех молодчиков из банды Барона знал в лицо.
— Согласен, Вася, — потянулся за тростью Иван. — Тут вот и адресочки имеются — где проживает, где работает. Поехали, братцы-товарищи…
Дома Озолса не оказалось. Приятная на вид супруга (судя по акценту, тоже латышка) сказала, что рано утром он отправился на суточное дежурство.
Пришлось мчаться на другой конец Москвы — в Нижние Котлы, где квартировало одно из подразделений военизированной охраны. Но и там оперативники вынуждены были сидеть без дела и ждать — Озолс стоял на посту, охраняя железнодорожный мост. Смена предстояла через сорок минут…
Наконец к караульному домишке подкатил немецкий мотоцикл с коляской. Пожилой разводящий привез двух сменившихся стрелков. В одном из них сыщики сразу признали бывшего коллегу.
Озолс был высок, худощав; на голове торчал «ежик» из коротко остриженных седых волос. На загорелом лице выделялся прямой, но великоватый нос.
Когда Старцев показал латышу удостоверение и представился, тот просиял и в порыве эмоций едва не кинулся обниматься. Сильно скучал по угрозыску — это было заметно.
Присев на лавку в пустой курилке, разговорились…
Уже через минуту оперативники понимали: перед ними один из опытнейших сотрудников МУРа. Обладая отличной памятью, Петерис, словно из переполненной чаши выплескивал богатейшие сведения. До срыва во время допроса и увольнения из органов он проработал на оперативной должности более пятнадцати лет. Оказалось, что Озолс помогал вести разработку банды Барона и действительно знал поименно всех ее членов.
— Я знал всех восьмерых, включая Барона. Этот гад попался в 1933-м, мне до передачи материалов следователям пришлось не раз его допрашивать, — зажав в зубах папиросу, неспешно повествовал он с легким акцентом. — Кого только в этой банде не было! Карманники, домушники, майданники и даже конокрады. Они еще до войны успели потрепать нам нервы, а с осени 1941-го растеряли последние крохи совести. Советской власти стало не до них, из милиции и угрозыска много народу ушло на фронт. Вот они и распоясались.
— Значит, поначалу в банде их было восемь? — аккуратно направлял беседу Старцев. В другое время он не стал бы перебивать, а с удовольствием выслушал бы ветерана. Но Урусов просил завершить оперативную разработку как можно быстрее.
— Ровно восемь, — подтвердил Петерис. — Пока их не подвела самоуверенность.
— Постреляли?
— Точно. Барон замыслил ночной налет на подмосковную продуктовую базу, ее охраняли три пожилых сторожа, воевавших еще в Гражданскую. Они дали бандитам отпор: двоих убили, нескольких ранили, а сам Барон еле унес ноги. Тот, что был смертельно ранен, успел ответить на несколько вопросов. От него мы узнали о составе банды: о Леве Креминском, об Ибрагиме Джуварлы и о других.
Иван бросил в урну окурок:
— Петерис, в вашей караулке есть телефон?
— Да, в кабинете начальника караула.
— Он разрешит позвонить в Управление?
— Конечно. Вы же сотрудники МУРа!
— Саша, звякни в отдел, — попросил Иван. — Узнай, нет ли там новостей от Бойко.
Васильков нырнул в караулку, а Старцев продолжил:
— Что же произошло потом? Барон набрал в банду молодое пополнение?
— Дошли слухи, что он искал подходящих блатных и вроде бы взял в банду молодого «свежака», как мы таких называли. Этот свежак ни разу не привлекался, и мы о нем почти ничего не знали. Только странное имя и тот факт, что он скрывался от призыва в армию.