.
Молодому Петрухе было не по себе; он глубоко дышал и с тревогой поглядывал на старших корешей. Ибрагим же понятливо подмигнул и взвел курок револьвера. Ему убивать служивый люд было не впервой.
Сделав пяток торопливых затяжек, Паша бросил окурок в пыль обочины и вернулся в кабину. «Минута, — сказал он себе. — Еще минута — и надо отсюда рвать! Добром эта проволочка не кончится…»
Когда слева в потоке медленно ползущего транспорта зародилось быстрое движение, его ладонь сама выдернула из кармана галифе пистолет убитого лейтенанта. Все четверо перестали дышать и устремили взгляды к фигуре бегущего к полуторке человека.
— Едрена рать, — выдохнул Барон.
Это был старшина Богданович, пересекавший дорогу перед носом тарахтящего мотоциклета. В руке он держал документы.
— Свободны! Быстро освобождайте переезд! — начальственным жестом указал он на запад и вернул лейтенанту бумаги.
Баринов почувствовал, как по спине под чужой гимнастеркой скатываются капельки холодного пота.
— Трогай, — приказал он Леве.
Натужно взвыл мотор. Покачиваясь, грузовик преодолел деревянный настил, проложенный между рельсами, и продолжил путь по Новой Басманной…
Пробираясь до Безбожного переулка, Паша Баринов выбирал самые «мертвые» улочки. Последней оживленной магистралью, где судьба грозила встречей с легавыми или вояками, стала Каланчевская. Но повезло, проскочили.
С нее полуторка нырнула в Дьяковский переулок. По Докучаеву, Глухареву и Грохольскому переулкам добралась до Аптекарского огорода. Здесь их тоже встретила пустота со странной, не присущей дневному времени тишиной.
Встретил пустотой и Безбожный. Впрочем, эта улочка всегда была тихой и безлюдной. Лишь одна столетняя бабка, сгорбив худую спину, сидела на сбитой из досок лавке. Она была совершенно глухая; имела один глаз, да и тот не видел. В остальном все как положено: белая косынка в темный горошек летом, поеденная молью шаль — зимой. Днями напролет она покачивала головой и что-то шептала, должно быть, вспоминая длинную, нелегкую жизнь и разговаривая с давно покинувшими этот мир родственниками.
Полуторка подъехала к длинному деревянному забору с покосившимися створками ворот. Справа над забором и грузовиком навис высокий пятиэтажный дом с красивым лепным декором и темными глазницами разбитых окон.
Лева резко крутанул руль и с ходу затормозил, едва не задев ворота.
— Что творишь, шайтан?! — зашипел Ибрагим, удерживая вместе с Петрухой поехавший к борту сейф.
Барон выпрыгнул из кабины, скоренько раскрыл створки, полуторка заползла внутрь огороженной территории. Поелозив по замусоренному двору, стала кормой к парадной двери.
— Пошевеливайся! — прикрикнул главарь на Петруху.
Двое взялись подталкивать громоздкую добычу к краю кузова, двое принимали снизу…
Сейф оказался невероятно тяжелым. Кореша поначалу матерились сквозь зубы, а когда положили ящик на бок, то снова услышали приглушенный дробный звук.
— Неужто рыжье?[30] — зачарованно прошептал Лева.
У Ибрагима загорелись глаза, а Петруха заулыбался:
— Если от много взять немножко — это не кража, а дележка.
— Взяли-взяли, братва! — поторапливал Барон. — Хрен знает, что там, а маячить с ним в переулке негоже…
Посмеиваясь, принялись за дело.
— Кантуй влево… Заноси-заноси… Поддержи чуток! Вот так… так… Направляй…
Через минуту они споро поднимали стальной ящик по широкой лестнице первого подъезда.
Большинство квартир пострадавшего от бомбы дома пустовали. Не надеясь вернуться сюда, жильцы помимо самых необходимых вещей вывезли и все остальное, включая мебель. Однако в нескольких квартирах кое-что осталось. Не имея возможности спасти громоздкую обстановку, хозяева побросали шкафы, комоды, кровати, диваны…
Облюбовавшие дом беспризорники снесли наиболее ценное и пригодное для жизни добро в одно место — на третий этаж не пострадавшего от бомбежки первого подъезда, в двухкомнатную квартиру под номером 8. Жили они в этой квартире припеваючи, покуда не заявились блатные из банды Барона. У тех разговор был короткий — полоснули одного ножичком по лицу, остальные разбежались, позабыв сюда дорогу.
Блатные быстренько навели свой порядок, обустроив из квартиры запасную малину. Завесив окна плотным тряпьем, чтоб не заметили патрули и легавые, готовились в ней к вылазкам, отсиживались и зализывали раны после опасных делишек… Квартирка находилась на третьем этаже, окна ее глядели на две стороны. Высота была не маленькой, но при шухере все же позволяла спастись бегством во всех направлениях. Либо прямиком в Безбожный переулок, либо через двор и соседние строения — на Мещанскую, в Орлово-Давыдовский или в Набилков переулки. Так что прихватить обитателей хаты было непросто.
Затащив добычу в квартиру, взмокшие кореша без сил повалились кто на диван, кто на железную кровать, кто прямо на пол. Чертов сейф весил не меньше восьми пудов, и поднимать по лестнице его было крайне неудобно — на корпусе ни ручек, ни других приспособлений для переноски. Потные ладони норовили соскользнуть с гладкого металла, и тогда идущей снизу паре пришлось бы несладко.
Первым пришел в себя Барон:
— Пойду до ветру. От проклятого переезда терпел, — пояснил он, на ходу расстегивая широкий ремень и портупею.
Отдышались и остальные. Усевшись, достали папиросы. Теперь можно было и покурить в спокойной обстановке, без натянутых нервишек…
Тем временем Паша Баринов, запершись на шпингалет в туалете, потрошил офицерскую планшетку. Больше всего его интересовали документы, касавшиеся захваченного сейфа. Вначале попалась опись трех сейфов; главарь пробежал их взглядом и быстро сообразил, что в них хранились касса и документы партийной организации Комиссариата путей сообщений.
— Едрена рать… господи… — прошептал не верующий в бога Барон, — неужели мы увели один из этих сейфов?.. Не может быть…
Конечно, партийная касса немаленького по составу Комиссариата — тоже жирный куш[31], но он уже уверовал в рыжье и ничего другого обнаруживать в сейфе не желал. К тому же оставался немалый шанс заполучить вместо грошей кипу бумаг в виде ведомостей, протоколов, бланков и прочего пустопорожнего дерьма.
Вторая стопка бумаг оказалась описью содержимого сейфа из универмага Мосторга, расположенного на Красной Пресне. До войны Барон не раз захаживал в этот современный универсальный магазин. Все в нем блестело и сияло: одетые в зеркала колонны, свисавшие с потолка огромные люстры, мраморные полы, стеклянные витрины… Особенно манил и поражал богатством ассортимента ювелирный отдел. Паша готов был променять родную мамашу на возможность разок попасть сюда ночью. Всего лишь один разок! Этого бы хватило, чтобы обогатиться на всю оставшуюся жизнь! Но пробраться в магазин было невозможно. Во-первых, он хорошо охранялся. Во-вторых, едва ли не через дорогу находился ближайший РОМ.
И вот, изучая вторую опись, Барон внезапно поменялся в лице. Дыхание сбилось, бумаги пошли ходуном в трясущихся от волнения ладонях.
— Ювелирка! Рыжье! Сверкальцы![32] — беззвучно шептал он. — Едрена рать! Неужели мы взяли его?..
Да, согласно описи все эти богатства перевозились в сейфе с инвентарным номером «1172». Именно такой номер, написанный светлой краской от руки, значился на стальном боку сейфа, лежащего в данный момент на полу большой комнаты квартиры № 8.
Заныкав ведомость Мосторга в голенище сапога, Паша быстро справил нужду, застегнул галифе и вернулся к корешам. Те курили и в радостном расположении духа травили за жизнь.
Главарь подошел к окну, осторожно выглянул на улицу. И, не оборачиваясь, приказал:
— Лева, прихвати Петруху и отгони грузовик подальше — кварталов за пять. Нам он больше без надобности…
Лева с Петрухой вернулись через полчаса и застали Барона с Ибрагимом сидящими возле сейфа. Оба сменили военную форму на привычную гражданскую одежду.
Электричества в доме не было, в квартире царил сумрак; рядом с сейфом тлела желто-красным огоньком керосиновая лампа. Паша указывал, где поддеть, а Ибрагим, просунув в щель фомича[33], кряхтел и тужился.
— На Пантелеевской агрегат[34] бросили. Там тихое местечко, аккурат подле железки, — отчитался Лева.
— Никто вас не засек? — спросил Барон.
— Не. Да и темнеет уже…
Жало фомича в очередной раз вылетело из узкой щели между корпусом и дверцей. Наконец нервы Ибрагима сдали. Отбросив инструмент, он зло выдохнул:
— Дявя гётю йахламах![35]
Главарь не знал дословного перевода, но догадывался, что вывело из себя обычно спокойного выходца из Азербайджана. Он и сам за прошедшие полчаса потратил немало сил в попытках поддеть единственным подходящим инструментом край строптивой дверцы.
В начале 1930-х годов молодого Ибрагима Джуварлы командировали из Баку на одну из ударных московских строек. Проработал он разнорабочим около двух недель, покуда не сцепился по незначительному поводу с бригадиром. Неведомо, кто из них проявил излишнюю принципиальность, да только бакинец выпустил начальнику кишки и пустился в бега. Так и прибился к Барону.
В 1941-м ему исполнилось тридцать три, хотя любой дал бы все сорок. Он был невысок ростом, коренаст, жилист. Густые темные волосы с сединой на висках обрамляли смуглое лицо с живыми темными глазами. Ибрагим любил посмеяться, выдав какую-нибудь, понятную только ему восточную шутку. Имея кое-какие способности к починке простейших механических устройств, в банде он заправлял содержанием и ремонтом оружия, примусов, керосиновых ламп и прочего скарба.