Он шагнул к ней и обнял за плечи:
— Просто живи своей жизнью, — тихо произнес он и коснулся губами ее макушки.
— Но… моя жизнь проходит в этом доме. Моя жизнь тесно переплетена с жизнью моей семьи, моего отца, а теперь и с твоей, я надеюсь.
— Нет.
— Что нет? — она подняла на него удивленные глаза.
Он отрицательно покачал головой, подтверждая сказанное.
Ноги у нее подкосились. Она отстранилась от него, отступила на шаг. Ей стало жарко, даже душно:
— Ну, конечно… Господи, я же просто дура! Я подумала, что раз уж у нас все случилось, то, значит, мы теперь связаны… Конечно же, нет. Конечно же…
Сама того не ожидая, она всхлипнула. Перед глазами поплыл коридор, стены смазались и капнули на кофту теплыми слезинками.
— Сашка! — он шагнул было к ней, но она, быстро скользнув мимо, уже стояла возле двери кабинета.
— Что же это такое… — пробормотала она и быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони.
Павел одним прыжком оказался рядом, сгреб ее в охапку и прижал к себе.
— Ты неправильно меня поняла, — его горячий шепот обжег ухо. — Я хотел сказать, что пока не могу быть связан с тобой. Это не значит, что я не хочу этого. Я просто не могу. Пока твой отец… пока…
— Пока что?!
Повисла пауза, которую прервала неожиданно скрипнувшая за ними дверь. Оба они вздрогнули и, испуганно отстранившись друг от друга, повернули головы. На пороге собственного кабинета стоял Аркадий Петрович. Вид у него был крайне недовольный.
— Вы?! — он вскинул бровь, но тут вся грозность с него слетела. Он посмотрел на Павла и растерялся. Неопределенно хмыкнул, махнул рукой и, наконец, совсем сник, отвел взгляд в сторону.
— Я к тебе, собственно… — Сашка уже ничего не понимала. В другие времена отец бы устроил ор на весь дом. Еще бы: его дочку обнимает чужой парень! Да он, как нормальный отец, просто обязан кричать и топать ногами.
«Что же за власть у Павла над папой? Может, он его чем-нибудь шантажирует?»
— Ко мне? — переспросил Мамонов, словно не поверил.
— Ага, — решив больше ничего не объяснять, Сашка быстро прошмыгнула мимо него в кабинет и уселась в кресло.
Аркадий Петрович еще раз глянул на Павла, который пожал плечами, нагло улыбнулся, затем повернулся к хозяину дома спиной и медленно двинулся по коридору.
— Н-да… — Мамонов вернулся в кабинет, закрыл за собой дверь и только тогда посмотрел на дочь.
Ей показалось, что взгляд у него затравленный, как у раненого зверя, чувствующего близость собак, идущих по следу.
Он подошел к ее креслу, сел на подлокотник, обнял дочь и, повернув голову к окну, задумчиво произнес:
— Я могу тебя понять… Павел красив, умен и вообще, есть в нем что-то такое, что притягивает к нему, не так ли?
— Хочешь выяснить, уж не влюбилась ли я? — Сашка усмехнулась и прижалась к отцу, ощутив щекой накрахмаленную гладь его рубашки.
— Он привлекателен и, наверное, для неопытной девочки он вдвойне привлекателен, но…
— Но? — она подняла на него голову, с вызовом глядя снизу вверх. Аркадий Петрович, не отрываясь, смотрел в окно, словно боясь встретиться с ней взглядом.
— Но он не может составить тебе пару.
— Хочешь сказать, что он недостаточно хорош для этого? Даже хуже, чем Серега?
— Серега вовсе не так уж плох.
— Но совсем недавно ты говорил, что он мне не подходит! Что если за десять лет знакомства я так в него и не влюбилась, то и не влюблюсь никогда.
— Я был не прав.
— Папа! — Сашка округлила глаза. — Ты пугаешь меня. Ты никогда не бываешь не прав. Во всяком случае, я на своем веку такого не припомню. Вернее, ты никогда не признавался, что был не прав. Что с тобой происходит, а? Ты заболел?
— Насчет дел сердечных я ведь тоже могу ошибаться, — усмехнулся отец. — Тем более в таком сложном вопросе, как сердечные привязанности моей маленькой дочери. Но вот насчет Павла… Знаешь, если выбирать между ним и Сергеем Коноваловым…
— А если не выбирать? Помнишь, ты говорил мне про единственного? А если Павел и есть тот самый единственный?
— Но он не может им быть. Он никогда не останется рядом с тобой. Он скоро уйдет.
— Уйдет? Куда?!
— Сашка, постарайся понять: Павел тебе не пара.
— Пап, объясни, — она дернула его за рукав.
Аркадий Петрович наконец отвернулся от окна и посмотрел на дочь. Таких больных глаз она никогда не видела. Разговор приносил ему невероятные страдания. Она испугалась:
— Тебе плохо?
Он кивнул:
— Мне плохо. Плохо, потому что я не могу тебе ничего объяснить. И помочь я тебе не могу. Я прошу тебя поверить мне и отказаться от любви, и я понимаю, что прошу тебя пойти на муки без лишних вопросов. Пойти сейчас, чтобы потом было не так мучительно. Но я же понимаю, что уже поздно: сейчас или спустя несколько дней — уже все равно…
Он закрыл глаза.
— Пап, я ни-че-го не понимаю. Кто такой Павел, а? Почему он бросит меня? Почему ты так уверен в этом? Что вы вместе с ним делаете? Он участвует в создании твоего холдинга?
— Завтра собрание акционеров.
— И что с того? Ну, примете вы решение объединиться в холдинг, Павел выполнит свою задачу и уедет из нашего дома. Он же не исчезнет совсем. Почему мы не сможем встречаться?
— Потому что он исчезнет навсегда, — Мамонов вздохнул.
— Как это?
— Сань, он не может быть твоим единственным.
— Я хочу тебе рассказать. Только обещай не сердиться, ладно? — сочтя его молчание за согласие, она продолжила: — Я сбежала в Москве от Вики и Рябого и встретилась с Павлом. Это было за три дня до приема в честь приезда Вики. Мы тогда по Москве гуляли и провели весь день вместе. А потом он пришел к нам в дом. Я и не догадывалась, что вы с ним тоже знакомы. Так что…
— Милая, — отец открыл глаза. Нагнулся и поцеловал ее в макушку. — Это не тот Павел. Это другой…
— Знаешь что! — она вырвалась из его объятий и резко вскочила на ноги. — У меня складывается ощущение, что в нашем доме гнездится страшная эпидемия, которая поражает мозг. Не обижайся, но у нас все сошли с ума. Как-то уж разом помешались. Я надеялась, что хоть ты здоров. Папа, я никогда тебя таким не знала и не хочу знать. Ну, пойди умойся холодной водой, не знаю, сделай с собой что-нибудь, только перестань, ради бога, нести околесицу. Мы живем в реальном мире. Я реальна, ты реален и Павел — тоже реальный человек, а ты говоришь о нем как о призраке, который скоро сгинет с лица земли. И я уже почти поверила в этот бред. Бред, потому что человек не может исчезнуть просто так. Папа — это серьезно. Нам всем нужно лечиться!
Последнюю фразу она закончила, сорвавшись на неприличный крик. А потом порывисто вылетела за дверь. Отец не стал ее останавливать, и следом он за ней не побежал.
Сашка распахнула дверь своей комнаты и остолбенела от неожиданной картины: там было прибрано и уютно — все вещи на своих местах, кровать заправлена, легкие шторы колышутся, раздуваемые ветерком. Единственным чужим элементом в этом мирном покое была она сама — возбужденная, бледная, с лихорадочно блестящими глазами. Она плюхнулась в кресло, обхватила голову руками и попыталась задуматься. Но мысли кружились в голове адской каруселью. Она не могла ухватиться ни за одну, и вскоре ее даже начало подташнивать. Сквозь канитель обрывков чужих фраз и беспорядочные, не связанные друг с другом недавние происшествия, сквозь толпу персонажей, толпившихся в ее мозгу, она услыхала робкий стук в дверь.
— Да, — Сашка болезненно сморщилась.
На пороге появился Серега. Он закрыл за собой дверь, шагнул на середину комнаты и застыл там в немой нерешительности, что было ему абсолютно несвойственно.
— Ты все еще здесь? Почему домой не поехал?
— Ты говорила с отцом? — вместо ответа спросил он.
— А тебе какое дело?
— То есть как какое дело? Разве не в моих интересах вывести твоего разлюбезного Павла на чистую воду?
— Тоже мне «Крошка Сорти». Но если хочешь, я тебе скажу, что поведал мне отец, — Сашка невесело усмехнулась. — Он назвал Павла призраком. И еще, со слов отца, Павел скоро исчезнет.
— Как это исчезнет? — Серега выпучил глаза.
Она пожала плечами:
— Не знаю, но, следуя логике, наверное, растворится в воздухе, как всякий уважающий себя призрак. Надеюсь, тебе полегчало.
— Что-то не очень, — растерянно пробубнил Серега.
— Тогда ты меня понимаешь. У меня вообще такое чувство, что все мы тут стремительно сходим с ума, если уж папа понес такую околесицу… я просто не знаю, что делать.
— А с Павлушей ты говорила?
— Не смей так его называть! — она метнула в его сторону довольно злобный взгляд, от которого он поперхнулся и пошел красными пятнами. — Павел предпочитает говорить загадками, в сущности, поддерживая нелепую версию отца. Может быть, ему она пока выгодна. Не понимаю, что происходит. Может, у Виолы спросить?
— А Виола в курсе?
Ответ был неожиданным, но молниеносным: Виола собственной персоной пронеслась по коридору, изрыгая на ходу довольно громко и даже истерично:
— Кто мне объяснит, что творится в нашем доме, черт побери! Кто может мне дать хоть мало-мальски логичное объяснение?!
— Да… — протянул Серега, кивая в сторону затихающих шагов, — похоже, что Виола тебе ничего толкового не скажет.
— Я не знаю, что делать, — призналась ему Сашка.
— А ты подумай. Может, вспомнится какая-нибудь зацепка. И потом, ты не одна, я с тобой.
— Ты? — она прищурилась.
— Я знаю, как ты к этому относишься, но у меня предложение: давай заключим перемирие. Мы заключим перемирие на время нашего расследования.
— Согласна, — проворчала она.
— Все, — он согласно кивнул. — Саш, я же не враг тебе. Я хочу тебе помочь.
Она взглянула на него оценивающе и улыбнулась:
— Еще скажи, что готов пихнуть меня в объятия Павла, и я поверю в твою святость.
— Если только мы выясним, что он — нормальный человек, а не призрак…
— Не продолжай, — поморщилась Сашка.